Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Летом 1947 года, уже после произнесения У. Черчиллем Фултонской речи и фактического начала холодной войны, в Москве проходило Всероссийское совещание по педагогическому образованию. На его психологической секции в прениях выступил профессор психологии С. Василейский из Горького. В небольшой речи, уместившейся на двух страницах стенограммы, он дважды упомянул в положительном контексте опыт американских коллег: в первый раз, когда говорил об издании психологических журналов, и во второй – когда коснулся проблемы введения курсов по психологии в педагогический куррикулум. Характерно, что оба раза его ссылки на США полемичны по отношению к советской институционализации психологии – он совершенно открыто спорит с теми, кто критикует педагогическое образование и исследования по психологии в США. Читая эти строки, невольно содрогаешься, вспоминая о том, что уже через год, в пору борьбы с космополитизмом, подобные реплики становились основаниями не только для увольнения с работы, но и для ареста: «…Сейчас мы очень много поругиваем заграницу, Западную Европу, Америку. Но кое-чему нам все же надо поучиться. Когда побываешь за границей или посмотришь сравнительно богатый сборник изданий, имеющихся у нас в Психологическом институте, видишь, что работа идет вовсю. Какая она по качеству и идеологии – это другой вопрос, но пусть люди имеют возможность публиковать свою работу, а мы написали работу, статью, монографию, диссертацию, и они лежат у нас, покрытые пылью. <…> Мы киваем на Западную Америку, что у них все плохо, а познакомьтесь с их программой, у них масса психологических курсов, в особенности специальных, у нас же больше ничего нет. Я понимаю, это годится для университета, но для педагогического института такого курса совершенно недостаточно» (курсив мой. – М.М.)76.

С 1948 года позитивные ссылки на американский опыт уже были невозможны. Однако недолгий период знакомства с работами современных американских педагогов и дискуссиями о будущем американской школы, в которых многие важные идеи принадлежали последователям прогрессивистского движения, по-видимому, оказался для внимательных советских читателей и своевременным, и плодотворным.

С начала 1944 года Наркомат просвещения РСФСР, российский и общесоюзный совнаркомы пытаются справиться с экономической и демографической составляющей все более очевидного кризиса средней школы: 5 марта 1944 года издается постановление «О порядке возвращения школьных зданий, используемых не по назначению», а перед началом первого послевоенного учебного года, когда наиболее острой стала проблема нехватки учителей, выходят постановления «Об улучшении дела подготовки учителей» (20 августа), «Об организации дополнительного (одиннадцатого) педагогического класса при 25 женских школах» (29 августа 1945 г.) и, наконец, Приказ Всесоюзного комитета по делам высшей школы при СНК СССР и НКП РСФСР «О заочном обучении учителей» (19 декабря 1945 г.).

Принимавшиеся решения были экстренными и рассчитанными на скорейшую, почти «пожарную» реализацию: так, Постановление Совета министров РСФСР о создании 11-х педагогических классов в женских школах было подписано 29 августа 1945 года и предписывало начать занятия в этих классах уже с 1 октября, обеспечив поступающих полным комплектом учебных пособий, и предписывало Министерству просвещения разработать и утвердить программу этих классов в течение десяти дней с момента подписания постановления77. Точно такое же постановление издал и Совет министров УССР: на Украине педагогические классы тоже открылись с 1 октября 1946 года.

Тогда же, в 1945 году, заместитель наркома просвещения РСФСР, а с апреля 1946 года – министр просвещения Алексей Георгиевич Калашников в нескольких докладных записках, адресованных в Совет министров РСФСР и в ЦК, анализирует положение средней школы и предлагает программу ее реформирования78.

Главная проблема, которую Наркомат, а затем Министерство просвещения должны решать в этот момент, – катастрофический недобор в высшие учебные заведения, обусловленный низким количеством выпускников средней школы. Согласно приведенной в тех же докладных записках статистике, количество выпускников 10-х классов в 1945 году составило 64 200 человек, в то время как в 1941 году из 10-х классов выпустилось 176 400 (почти в 3 раза больше).

При этом в 1945 году впервые проводились экзамены на аттестат зрелости, пройти которые успешно (то есть без двоек) смогли только 56,3 % закончивших 10-е классы (показатель 64,2 тысячи человек отражает именно количество выпускников, успешно сдавших экзамены, а не количество закончивших школу). Калашников называет множество причин масштабного оттока учеников из старшей школы и недостаточной успеваемости: это введенная еще в 1940 году плата за обучение в старшей школе, неудовлетворительное материальное положение многих семей и потеря кормильцев, принятый 1 сентября 1939 года закон о всеобщей воинской обязанности (после того как он вступил в силу, юноши закономерно хотели быть призванными в армию, уже имея хоть какую-то специальность), а затем отмена во время войны одной из статей этого закона, дававшей отсрочку ученикам средних школ. Упоминались также мобилизация учеников старших классов в так называемые «школы трудовых резервов»79 и низкие, «иждивенческие» нормы продовольственного снабжения учеников старшей школы (ученики училищ и техникумов обеспечивались по студенческим нормам снабжения). Говорил Калашников и об общих для всей средней школы проблемах нехватки учительских кадров и их низкой компетенции, о недостатке учебников и наглядных пособий, дефиците школьных помещений, общем снижении уровня преподавания и усвоения учебного материала, о произошедшем во время войны укорачивании на месяц учебного года (занятия начинались только 1 октября), о скудном питании детей, перегруженности и несогласованности учебных программ.

Калашников предлагает создать материальные стимулы для обучения в старшей школе – отменить оплату за обучение, ввести стипендии для малообеспеченных учеников, приравнять старшеклассников по нормам снабжения к студентам, – и одновременно начать кардинальный пересмотр учебных программ, которые, с его точки зрения, были сильно перегружены лишним материалом. Все эти предложения, очевидным образом противоречившие основным принципам сталинской школы, во второй половине 1940-х так и не были реализованы.

В Российском государственном архиве социально-политической истории сохранился «материал о плане перевода средней школы на одиннадцатилетний срок обучения и о практических мероприятиях, связанных с этой реформой школы», по сути представляющий один из вариантов проекта реформы школы, который А.Г. Калашников направил в апреле 1946 года новоназначенному секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецову, явно в расчете на то, что сталинский фаворит сдвинет, наконец, дело с мертвой точки80. Однако никаких резолюций Кузнецова на машинописи не сохранилось. Чуть позже, в августе того же 1946 года, Калашников направил записку на имя другого секретаря ЦК, А.А. Жданова, где подробнейшим образом отчитался о единодушной поддержке участниками Всероссийского совещания по народному образованию проекта школьной реформы. На этой записке уже в ноябре 1946 года Жданов оставил многозначительную резолюцию: «В архив»81.

Однако вопрос о школьной реформе не был забыт и в последующие годы. В Государственном архиве Российской Федерации хранятся почти идентичные тексты докладных записок А.А. Вознесенского и И.А. Каирова, последовательно возглавлявших Министерство просвещения после А.Г. Калашникова, – в 1949 году они обращались в Совет министров РСФСР с тем же предложением о введении 11-летнего обучения и отмене оплаты и так же, как и их предшественник, не добились результата82.

Единственная мера, которая была осуществлена по предложениям Калашникова, – отмена в августе 1946 года введенных во время войны курсов по военной подготовке в 5 – 8-х классах и тех же курсов для учениц 8 – 10-х классов. Программы допризывной военной подготовки юношей – учащихся 8 – 10-х классов также были изменены83. Это позволило высвободить много учебных часов, которые можно было использовать для преодоления отставания по другим предметам школьной программы.

Масштабы всеобщего отставания стали понятны к концу первого полугодия первого послевоенного учебного года – по отчетам отдельных школ и региональных органов управления народным образованием. Так, например, в Министерство поступили отчеты о первом полугодии работы 11-х педагогических классов, созданных по Постановлению Совнаркома РСФСР в октябре 1945 года.