Алан Кларк - План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945
В дипломатическом контексте положение лондонских поляков ухудшалось из-за того, что Соединенные Штаты становились главенствующей силой в западной коалиции, и центр власти (в целях политических интриг и лоббирования) постепенно стал перемещаться из Лондона в Вашингтон. Но если у британских лидеров (в отличие от простых людей) еще сохранялся определенный цинизм в оценке этого нового русского характера, для Соединенных Штатов было справедливо обратное, когда политики (и многие военные тоже) были захвачены этой новой русской линией. В Тегеране, когда первыми осторожными подходами британцы пытались предупредить Рузвельта об опасности давать русским слишком глубоко проникнуть на Балканы, президент сказал своему сыну Эллиоту:
«Я не вижу оснований рисковать жизнями американских солдат, чтобы защищать подлинные или воображаемые британские интересы на континенте».
Действительно, американская политика[115] начала свою переориентацию, которая открыто проявилась в Ялте в следующем году, когда США предпочли поддержать «безопасность» России в ущерб намерениям Британии и малых стран Европы. Рузвельт твердо решил заручиться содействием русских в войне против Японии; он был также убежден, что Россию следует уговорить присоединиться к Организации коллективной безопасности (Объединенных Наций), которая, как он считал, сможет «контролировать» ее. В результате то, что США хотели от Сталина, имело для них большее значение, чем то, что они предлагали ему.
В такой ситуации лондонским полякам пришлось полагаться только на себя. Каков был политический климат, в котором им предстояло действовать, стало видно в 1943 году, когда немцы случайно обнаружили захоронения 4 тысяч польских офицеров в Катыни. Сталин не дал разрешения на независимое расследование миссией Международного Красного Креста и после долгих и оскорбительных дипломатических обменов нотами воспользовался удобным случаем «разорвать» отношения. В последующие 12 месяцев отношения все больше и больше ухудшались. Были попытки коммунистических подрывных действий в рядах польских войск на Западе в сочетании с назойливой пропагандистской кампанией (в которой были не безгрешны и некоторые британские публикации), обвинявшей лондонских поляков в антисемитизме. На языке коммунистических попутчиков это всегда являлось признанной предшествующей стадией обвинений в «фашизме». Кроме того, подразумевалось, что лондонское польское правительство «не представляет польский народ». Затем 24 июля 1944 года русские, уже миновавшие и старую линию Керзона, и границу 1939 года, захватили Люблин и водворили туда Национальный комитет освобождения – очевидное ядро марионеточного коммунистического правительства. Если лондонским полякам нужно было заявить о себе, то время для этого подходило к концу.
Классическим ответом Сталина одному западному дипломату, слащаво распространявшемуся на тему «доброй воли» католиков, был вопрос: «А сколько дивизий у Папы?» Такой же вопрос и почти с таким же эффектом можно было бы задать и польскому правительству в Лондоне. Их дивизии были так же немногочисленны, так же рассеяны и так же бессильны, какими были британские дивизии пять лет назад в момент германского нападения. Но зато у них было широко распространенное и хорошо организованное подполье, руководимое по радио из Лондона. Эта сила – Внутренняя армия, Армия Крайова (АК), была сосредоточена в Варшаве. Но по мере приближения часа если не освобождения, то изменения в национальности оккупантов, влиянию АК стали грозить различные группировки. Существовали Народная армия, Армия Людова (АЛ) независимых лево настроенных элементов; управляемая коммунистами Польская Армия Людова (ПАЛ) и Национальные вооруженные силы, крайние правые, отколовшиеся от АК при первом признаке надвигавшегося компромисса с советскими властями. Перед Армией Крайовой стояла неотложная необходимость проявить свою силу, чтобы лондонское правительство могло, по крайней мере, убедиться в наличии своих вооруженных сил в собственной стране. К тому же в Лондоне стали получать сообщения о том, что части АК, взаимодействовавшие с русскими, затем разоружались, а их офицеров куда-то увозили. Такая возможность появилась у русских на последней неделе июля, потому что в связи с приближением Рокоссовского к Варшаве немецкая администрация стала свертывать свою деятельность, и многие ее отделы перестали работать. 27 июля военное правительство официально объявило о привлечении 100 тысяч гражданских лиц к работе на оборонительных сооружениях, а еще худшему рассеиванию сил АК могло способствовать обращение по русскому радио 29 июля, в котором говорилось о предстоящем освобождении города, и «работников Сопротивления» призвали к восстанию против отступавшего врага. Этот последний призыв привел к большой неразберихе – дело в том, что Армия Крайова, составлявшая 80 процентов вооруженного Сопротивления, получала свои приказы из Лондона, и преждевременное выступление АЛ и ПАЛ могли не дать АК возможности руководить своими бойцами. Поэтому 1 августа командующий Армии Крайовой генерал кавалерии Бур-Комаровский обнародовал обращение, листовки с которым были рассыпаны по всему городу.
«Солдаты столицы!
Сегодня я отдал приказ, столь долго ожидаемый всеми вами, приказ на открытую борьбу против немецких захватчиков. После почти пяти лет вынужденной подпольной борьбы сегодня мы открыто беремся за оружие…»
Вначале казалось, что момент выбран прекрасно, что АК сможет занять вакуум, образовавшийся при уходе немцев, и опередить Рокоссовского, объявив об освобождении столицы. Затем британские ВВС доставили бы из Лондона польское правительство, которое смогло бы занять свое место в административном центре страны, пользуясь престижем военных успехов и поддержкой мощных местных войск. Но в действительности русское наступление исчерпало свои силы. В тот самый момент, когда Бур-Комаровский призвал поляков к оружию, правое крыло русских в Прибалтийских государствах было мощно контратаковано из Восточной Пруссии и Курляндии. Русским пришлось уступить Тукумс и Митаву (Елгаву), и к ним пришлось направить подкрепления, сняв их с центра. Обычные трудности в организации снабжения, измотанность людей и износ машин привели к остановке русских войск на Висле. С точки зрения русских, Варшавское восстание не могло бы произойти в более благоприятный момент (и таким образом, можно было не принимать во внимание его как политическую угрозу). Ибо у восстания не было достаточно сил, чтобы добиться успеха без помощи русских, но вместе с тем оно обещало все же отвлечь внимание немцев и не дать им передышки, в которой так нуждались сами русские[116].
Как бы то ни было, полякам это почти удалось. К 6 августа они держали под своим контролем чуть ли не весь город и намного увеличили запасы вооружения за счет захваченного у немцев. Они были уже настолько уверены в победе, что соперничавшие отколовшиеся политические группки уже начинали перестреливаться друг с другом и уже было предложено в воскресенье встречать самолеты с первыми представителями из Лондона. Но 8 августа, как первое зловещее предзнаменование их судьбы, было появление группенфюрера СС фон дем Бах-Зелевски.
Бах-Зелевски был выбран для выполнения этой задачи из-за его особого опыта в операциях против партизан и потому, что, предоставив подавление восстания частям СС, немцы надеялись не отвлекать регулярную армию от проведения оборонительных действий против русских. Очевидно также, что СС желали иметь полную свободу действий, свободу от наблюдения, тем более от вмешательства чересчур «щепетильных» элементов. А для тех, кто не мог представить, что именно на этой стадии войны, после таких жестокостей и зверств, могло возмутить щепетильность этих людей, ответ пришел скоро.
Бах-Зелевски развернул против АК две части – бригаду Каминского, состоявшую из русских заключенных-перебежчиков и прочих отбросов из Восточной Европы, и бригаду СС Дирлевангера[117], состоявшую из условно осужденных немецких преступников. Можно вообразить, как действовали части, подобные этим, в уличных боях, самом ожесточенном виде боев пехоты, да еще в районе, где находилось все гражданское население. Пленных сжигали заживо, обливая бензином; грудных детей накалывали на штыки и выставляли из окон, как флаги; женщин вешали рядами вниз головами с балконов. Смысл, как сказал Гиммлер Геббельсу, состоял в том, что все это дикое насилие и ужас репрессий прекратит восстание «уже через несколько дней».
СС уже проводили одну «операцию» в Варшаве весной 1942 года. Тогда они вычистили гетто с помощью гранат и огнеметов, убив до 50 тысяч польских евреев. Участие в этой акции СС рассматривалось как «боевое отличие». Но в августе 1944 года эсэсовцам пришлось гораздо труднее. Весной 1944 года британские ВВС сбросили полякам большое количество оружия, включая пушки, способные подбивать танки на ближнем расстоянии. У поляков была прекрасная дисциплина, и они всегда вели огонь до последнего. У них был большой опыт и сноровка в изготовлении гранат, мин и детонаторов. Бои продолжались; проходили дни, недели; август сменился сентябрем. Из рейха доставили дополнительно 4 «полицейских батальона» для укрепления дрогнувших рядов уголовников Дирлевангера, – странный альянс традиционных врагов, объединенных общей склонностью к жестокости и насилию.
