Феликс Кандель - Очерки времён и событий из истории российских евреев [том 6] (1945 – 1970 гг.)

Евреи Советского Союза приезжали на фестиваль из Сибири и Средней Азии, с Кавказа, Украины, Белоруссии и Молдавии. Власти предпринимали всяческие меры, чтобы предотвратить встречи с израильскими делегатами; осторожные люди предупреждали: "Кто знает, не придется ли заплатить за это…", но евреи встречались с израильтянами, расспрашивали о их жизни, получали флаги, значки, словари и календари, патефонные пластинки с записями израильских песен, открытки и почтовые марки, брошюру на русском языке "Молодежь Израиля".

В день окрытия фестиваля колонна автомобилей проехала по Садовому кольцу на стадион; впереди каждой делегации двигался мотоциклист с национальным флагом. Тысячи и тысячи москвичей стояли на их пути, среди них было немало евреев – они передавали израильским делегатам открытки с надписями от руки: "Мир вам", "Народ Израиля жив", "В следующем году в Иерусалиме", "Мы вас любим", "Спасите нас!"…

На концерты израильтян приходили толпы евреев, и каждое выступление превращалось в демонстрацию; песни и танцы приветствовали бурными аплодисментами, дарили цветы, провожали после концертов В субботние дни израильские делегаты посещали Московскую синагогу, и хотя их фотографировали с крыш соседних домов, сотни евреев приходили к синагоге, чтобы встретиться с ними.

Организаторы фестиваля сообщили, что израильтяне уезжают из Москвы вечером 12 августа. Многие пришли провожать их на Киевский вокзал, но оказалось, что израильская делегация утром уже покинула столицу.

2 

Москвич Давид Хавкин:

"Делегации собирались на Садовом кольце и ехали в открытых машинах к стадиону в алфавитном порядке. Это было единственное доступное для зрителей место. Я пришел на Садовое кольцо, и когда делегация Албании садилась в машину, на ходу вскочил в нее.

Машины доезжали до контрольного пункта, все выходили, а затем ехали дальше. Мне надо было изображать иностранца, и я заскакивал в следующую машину, к примеру, к бразильцам… И вот, минуя все проверки, добрался до стадиона и вышел на поле вместе с какой-то делегацией.

Израильтяне уже стояли на отведенном им месте. Я их разыскал. Они были очень удивлены и спрашивали: "Ты не боишься?.." Я взял их адрес и все пятнадцать дней ходил туда, как на работу...

После фестиваля у меня остались кое-какие сувениры: пластинки, фотографии, открытки, значки. И я решил проехать по местам, удаленным от Москвы, – было что рассказать и показать. Проехал по России, Украине, Грузии, Средней Азии, отдал все свои сувениры.

Я уже понимал, что меня ожидает, но не знал, когда это произойдет…"

Давида Хавкина арестовали в 1958 году и осудили на 5 лет.

Анатолий Рубин приехал на фестиваль из Минска:

"Издали увидел я израильские флаги, израильтян и бросился к ним. Иврита я не знал совершенно, идиш понимал, но говорил очень плохо, немного говорил по-английски… С раннего утра до позднего вечера я не отходил от своей делегации. Хотелось побольше узнать, просто смотреть на этих парней и девушек, таких же как я, но свободных и независимых…

Делегацию… постоянно окружали агенты КГБ… Но несмотря на препятствия, мне всё же удалось собрать некоторое количество литературы, брошюр, словарей и сувениров… В Минске я постоянно ходил нагруженный календариками и брошюрами, которые при каждом удобном случае показывал и давал почитать…"

Началась слежка, в квартире установили подслушивающий аппарат, и в 1958 году Рубина арестовали. Прокурор потребовал осудить его на 5 лет, однако суд приговорил Рубина к 6 годам заключения, обвинив "в антисоветской пропаганде, распространении сионистской литературы, преступной связи с работниками израильского посольства… и в клевете на советскую действительность".

А. Рубин:

"Адвокат сказал моим родным, что 6 лет мне дали, как ему объяснил председатель суда, за дерзкое поведение на суде и отстаивание своих преступных взглядов…

До ареста, в Минске, я чувствовал себя одиночкой среди ассимилированных или запуганных евреев… В лагере нас объединяло одно – Израиль. Мы постоянно встречались, обменивались информацией, каждый рассказывал, что он слышал или читал об Израиле…"

3 

Разными путями шли они к национальной идее. Одни родились в ассимилированных семьях – к сионизму их подтолкнули проявления бытового и государственного антисемитизма. Другие получили зачатки еврейского воспитания от родителей, бабушек-дедушек; третьи шли от общедемократических идей к национальным.

Тина Бродецкая:

"Я никого прежде не знала. У меня это началось с меня…

1955 год. Окончила школу, поступила на литфак, впервые пришла в синагогу на улице Архипова. Там я подошла к послу Израиля Йосефу Авидару и сказала слова И. Трумпельдора, выученные где-то: "Тов ламут б-ад арцейну " ("Хорошо умереть за нашу Родину"). "Хорошо жить для Родины", – немного растерявшись, произнес посол. С этого момента завязалась наша подпольная связь…

На Всемирном фестивале молодежи я увидела в толпе мальчика лет семнадцати, который говорил моими словами. Мы познакомились: это оказался Боря Подольский…"

Барух Подольский, из воспоминаний (1955 год, было ему тогда 15 лет):

"Подошел праздник Симхат-Тора. Евреи в синагоге пели и плясали. Я пробрался поближе к сотрудникам израильского посольства. У молодой девушки в руках была книжка. Я попросил посмотреть – то был молитвенник. Шамес (служка в синагоге) выхватил его из моих рук и вернул девушке. Тогда мужчина из посольства, стоявший рядом, протянул мне молитвенник и сказал, что это для меня…

Вернувшись домой, я рассказал родителям о встрече в синагоге. Мама сказала, что очень хотела бы встретиться с кем-либо из дипломатов. Я взялся договориться об этом… Встреча состоялась в Музее изобразительного искусства…"

Мать Баруха – Дора Кустанович-Подольская, школьный учитель русского языка и литературы, писала статьи на идиш и русском языке и передавала их израильским дипломатам. Темы статей – "Жизнь евреев в Советском Союзе", "Ответ на антиизраильские статьи в советской прессе", "Довольно нас обманывать" и другие. Одну из статей предварял эпиграф из стихотворения на идиш поэта И. Харика: "Выслушайте нас, и пусть нам станет легче…"

Вскоре Барух Подольский начал учить иврит; вместе с ним приходила на уроки и Тина Бродецкая. Их учителя, Григория Зильбермана, арестовали еще в 1930-е годы за обучение детей ивриту, после войны осудили повторно на 10 лет, освободили по состоянию здоровья, и он снова начал преподавать.

Связи с сотрудниками израильского посольства продолжались; они встречались в синагоге, на концертах еврейской песни, даже на катке в Парке культуры, получали книги, словари, самоучители иврита, газеты и журналы. За месяц до ареста Д. Кустанович-Подольская написала в статье: ""Надо уезжать в Израиль… Пусть трудности, пусть опасность, но есть за что бороться, для кого строить, а если суждено, есть за что погибнуть…" – "Было ясно, что за это придется расплачиваться. Правда, я думала, что арестуют только меня".

Их выследили, установили подслушивающие устройства, в апреле 1958 года арестовали и предъявили обвинение – "участие в антисоветской организации", "антисоветская агитация и пропаганда с использованием национальных предрассудков". Б. Подольский: "На мой вопрос, кого мы агитировали, если все были единомышленниками, последовал ответ: когда ты разговаривал со своей матерью, она агитировала тебя, а ты ее".

Т. Бродецкая: "Я провела десять месяцев в одиночке. Десять месяцев допрашивали только по ночам. Десять месяцев не давали спать. Когда следствие закончилось, мы прочитали наше дело, и я увидела, что все вели себя достойно…"

Дело передали на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР – несмотря на то, что все арестованные были гражданскими лицами. Их обвинили в измене родине, и были на то "веские" причины: сразу после войны Д. Кустанович-Подольская преподавала в техникуме при авиационном заводе, и могла – по мнению следователей – передать иностранной разведке сведения о существовании этого завода. Кроме того, племянник Подольских служил в армии, и они могли сообщить израильским дипломатам, где находится его воинская часть.

Это был закрытый судебный процесс на территории Лефортовской тюрьмы. Дору Кустанович-Подольскую и ее мужа Семена Подольского, учителя истории, осудили на 7 лет лагерей каждого. Барух Подольский, их сын, получил 5 лет лагерей, Тина Бродецкая – 3 года, Евсей Дробовский, отчим Тины – 1,5 года, престарелый Григорий Зильберман, преподаватель иврита – 1 год. В Днепропетровске был осужден на 3 года Иосиф Камень, которому Подольские посылали газеты и книги.

Суд снял обвинение в измене родины, однако после вынесения приговора в газете "Красная звезда" опубликовали статью "Тетушка Дора действует": живописный рассказ о том, как она, "бренча золотыми кольцами, приходила в церковь и какому-то иностранцу шептала номер части, в которой служил ее племянник".