Алексей Ракитин - Смерть, идущая по следу… (интернет-версия)
КГБ и его преемники в пост-советской России никогда официально не раскрывали численный и качественный состав резидентур, однако сейчас мы можем составить довольно полное представление о распространённости этих структур на основании данных, преданных огласке Службой Безопасности Украины. Эти данные упоминавшийся выше американский исследователь Д. Бурдс привёл в своём весьма информативном исследовании «Советская агентура: очерки истории СССР в послевоенные годы (1944–1948 гг.)», изданной в Нью-Йорке 2006 г. на русском языке. По архивным данным советской госбезопасности на территории УССР по состоянию на 1 июля 1945 г. числились 175 резидентур, на связи у резидентов находились 1196 агентов, действовавших под прикрытием и работавших на возмездной основе, а также 9843 осведомителя. Ни резиденты, ни их агенты и осведомители, разумеется, ни при каких условиях не раскрывали свою связь с органами государственной безопасности. Как видим, «внутреннее осведомление» представляло собой всеохватную сеть с колоссальным документооборотом! Внутренние резидентуры госбезопасности проводили огромную работу по профилактике подрывной деятельности и протестных настроений населения, позволяя органам госбезопасности принять меры по их пресечению на ранних стадиях. На всех этапах существования и реформирования структур госбезопасности СССР этот участок их работы являлся одним из приоритетных.
В разное время оперативники на своём сленге именовали резидентов по-разному. В годы застоя, в условиях казавшегося непоколебимым гражданского мира и спокойствия, их могли небрежно именовать «резинками» или «рюкзаками», а в смутное время всеразрушительной Перестройки, когда ценность тайного осведомления возросла многократно, появилось уважительное (хотя и не без иронии) «президент». Должность резидента требовала от лица, занимающего её, весьма специфических качеств. Прежде всего, этот человек должен был быть лабильным, контактным, умеющим подстроиться под собеседника и расположить его к себе. Эффективность работы агента в значительной степени зависела от его личных отношений с резидентом, так что умение последнего завоевать доверие очень помогало в работе. От него требовалось недюжинное личное мужество и самообладание, поскольку по делам службы резиденту порой приходилось оказываться среди недружественного населения. Работа резидента требовала частых разъездов и встречь со многими людьми, причём чем шире был круг общения резидента, тем лучше он маскировал свои агентурные связи. Понятно, что резидент для своего легендирования не мог трудиться на рабочем месте, требующем строгой отчётности по выработке плана или отработке рабочего времени. Его официальная работа подразумевала такой график, при котором он мог переезжать с места на место и располагать своим временем без согласования с руководством. Идеальной маскировкой для резидента являлась работа в потребительской кооперации, финансовой инспекции (в годы НЭПа), разъездного сельскохозяйственного специалиста (агронома, ветеринара), работника культурно-просветительного профиля (лектора общества «Знания» или ему подобных, члена спортивных обществ и т. п.). Резиденты нередко легендировались под разного рода работников выездной торговли или скупщиков всевозможного сырья — от металлического лома до костей животных (не надо улыбаться — кости животных, рога и копыта активно скупались у населения вплоть до 60-х гг. прошлого века, а в сталинское время подобный продукт даже был объектом налогообложения).
Хорошей маскировкой в работе служили для резидента любовные связи и поскольку в те годы жилищный вопрос стоял очень остро, квартиры любовниц обычно использовались для конспиративных встреч. Вообще же, наличие любовниц в различных населённых пунктах служило отличным объяснением появления резидента в разных местах. Поскольку завести и сохранить семью при подобном образе жизни было довольно проблематично, среди резидентов был велик процент разведёных мужчин и холостяков.
Нельзя не признать, что холостяк Золотарёв в роли инструктора по туризму идеально подходил на роль резидента. Характер его работы позволял иметь широкий круг общения с лицами из разных регионов страны и принадлежащих к разным социальным группам. Туризм в те годы был «территорие свободы», лишённой идеологической опеки правящей партии. В походах люди раскрепощались, быстро сходились друг с другом, сама обстановка романтического путешествия способствовала быстрому установлению устойчивых доверительных отношений. Внимательный и наблюдательный человек мог почерпнуть немало любопытной информации, наблюдая за поведением людей в неформальной обстановке турпохода. Впрочем, надо всё же уточнить, что непосредственный сбор информации не входил в круг первоочередных задач резидентов, перво-наперво они выступали в роли координаторов работы многочисленных агентов-«конфидентов». А для этого Семён Золотарёв имел по роду своей работы всё необходимое.
Вернёмся, впрочем, к анализу его жизненных коллизий. В 1958 г. он неожиданно уезжает с Северного Кавказа и появляется на турбазе «Артыбаш», на живописном берегу Телецкого озера на Алтае. Перемена места работы выглядит совершенно необъяснимой, поскольку переезд за более чем 3,5 тыс. км во всех смыслах ухудшил жизненные условия Семёна. Сейчас, когда в любом крупном российском городе открыты сети гипермаркетов вполне европейского уровня, как-то позабылось, что во времена социализма уровень снабжения населения промышленными и продуктовыми товарами очень сильно зависел от места проживания. То, что можно было видеть в продуктовых магазинах «витрины социализма» в Прибалтике даже близко не походило на то убожество, что имело место практически по всей стране. Регионы чётко делились на «изобильные» и «голодные», причём неудачные экономические новации Хрущёва лишь усилили это явно несправедливое деление. Кубань и Ставрополье относились именно к «изобильным» районам и хотя там, как и повсюду в СССР, активно внедрялись маразматические новшества «дорогого Никиты Сергеича», их негативный результат смягчался как общей зажиточностью населения, так и богатством природы. Чуть ли не в каждом дворе заготавливали домашние колбасы, гнали отличные самодельные вина, а почти даровые фрукты и овощи способны были украсить любой стол. Между тем, практически на всей остальной территории СССР, за исключением разве что некоторых национальных окраин и столиц союзных республик, можно было видеть картину совершенно иную: население роптало от нехватки практически всего спектра продуктов, а плохо скрытая карточная система (замаскированная под ведомственные «распределители» и «столы заказов» на производстве) не позволяла удовлетворить даже элементарные запросы. Бездефицитны в те годы были, разве что, томатная паста да дешёвая рыбёшка хек, прославленная в пословицах тех лет («хек — друг народа!»). Как бы «шестидесятники» не вспоминали ласково хрущёвскую оттепель, значительная часть советского общества во второй половине пятидесятых испытала на себе лавинообразное нарастание негативных явлений в экономике. Новочеркасский расстрел был ещё впереди, но Хрущёва в его поездках по стране уже встречали ощипанными цыплятами, подвешенными на проводах (как это было при его поездке в Горький или Ростов-на-Дону).
Очень выразительно описаны те годы в воспоминаниях генерал-майора КГБ с почти 40-летним стажем Докучаева Михаила Степанович «Москва. Кремль. Охрана». Их автор отработал 15 лет одним из руководителей 9-го Управления КГБ СССР и имел возможность вблизи наблюдать представителей политической элиты страны. О хрущёвской поре Докучаев написал весьма много и едко. Чего только стоит такой фрагмент: «(…) он ликвидировал подсобные хозяйства, личный скот в рабочих посёлках, при нём дошло до того, что Советский Союз стал закупать зерно за границей. Меткую характеристику в этом плане дал Хрущёву Черчилль. Когда его спросил: “Кто является самым умным человеком в мире?”, то он ответил: “Несомненно, Хрущёв. Нужно же суметь оставить двести миллионов человек без хлеба”» (Докучаев М. С. «Москва. Кремль. Охрана», Москва, Бизнес-пресс, 1995 г., стр. 148–149). За первую пятилетку хрущёвского правления (т. е. в 1953–58 гг.) из колхозов бежали почти 7 млн. человек, в основном молодёжь. Ощущение беспросветности будущего нарастало, хрущёвские перлы вызывали грухое раздражение и никакие космические триумфы не могли скрыть банальную нехватку продуктов в магазинах.
Золотарёв работал неподалёку от родительского дома (от Теберды до станицы Удобной менее 100 км!) в сытом тёплом краю и вдруг без всяких внешних побуждений он бросает всё и мчится за 3,5 тыс. км на Алтай. Во имя чего предпринят этот переезд в другую климатическую зону, в край красивый, но суровый и по тем временам голодный? Туристическую карьеру лучше делать на Кавказе — и горы там круче, и водопады выше. Там лучшие курорты страны, там отдыхают самые «продвинутые» туристы из Москвы. Северный Кавказ тех лет — это советская Швейцария. Золотарёв к 1958 г. уже был инструктором и по водному туризму, и по горно-пешеходному… Во имя чего ему бросать уже пожилую мать и перебираться на Алтай?
