Гюстав Коэн - История рыцарства во Франции. Этикет, турниры, поединки
Наконец он достигает королевства Бадемагу, короля Горра, настолько же благородного, насколько его сын Мелеагант плут, предатель, «деревянное сердце, без нежности и без жалости».
Защитник королевы добивается от него согласия на судебный поединок; к этой практике, занимающей важное место в жизни рыцарства, мы вернемся позднее.
Между Мелеагантом Одержимым и Ланселотом Верным начинается бой, и вот зарисовки Кретьена де Труа, сделанные, вероятно, с натуры (Г. Пари полагает, что тот был герольдом – судьей на турнирах):
И кони сшиблись с такой силой,Что ударились друг о друга грудью.И в то же время стукнулись один о другой щитыИ шлемы, так что послышалсяГулкий звук.Не уцелели ни подпруги,Ни стремена, ни поводья, ни ленчики,Все разломалось и порвалось.И не было для них позором,Что они упали на землю.
Герой начинает слабеть, и только сейчас, по уловке, ставшей обычной для авторов авантюрных романов, мы узнаём его имя – Ланселот Озерный, – которое пленная девица слышит от королевы Гениверы. Получив эту ценную информацию, она окликает его с трибуны, заставив поднять глаза на ложу, откуда за ним наблюдает его возлюбленная. Повернувшись к ней, Ланселот перестает защищаться и, не глядя, размахивает мечом позади себя до тех пор, пока хитрая девица не догадывается пересесть так, чтобы противник Ланселота оказался между ним и донжоном:
И сила и смелость его увеличились,Ибо любовь стала ему великой подмогой.
Да, как это далеко от «Песни о Роланде»! Более того, по просьбе Гениверы, к которой обратился Бадемагу, отец Мелеаганта, он прекращает бой:
Тот, кто любит, должен подчиняться,И делать это сразу и с охотой,Когда любишь по-настоящему,Знаешь, как понравиться любимой.
Его жизни угрожает опасность, потому что противник продолжает наносить ему удары, но Бадемагу заставляет его заключить мир с его соперником при условии, что через год, при дворе Артура, они вновь сойдутся в поединке. Но пленные с Гениверой во главе будут освобождены уже сегодня.
Можно было бы подумать, что королева устроит торжественный прием своему освободителю. Ничего подобного: она отказывается не только принять его, но и поговорить с ним, и лишь после того, как распространяется слух о его смерти, она смягчается, начинает себя ругать и так переживает, что опасаются уже за ее жизнь.
Ланселот, спасшийся после предательского нападения своих врагов, думает, что Генивера досадует на него из-за того, что он сел на позорную повозку, однако:
Вне всякого сомнения, он становится лучшеОт того, что любовь повелевает им,И она всё простит;И трус тот, кто не осмеливается.
Но когда он возвращается в замок Бадемагу и его там радостно встречает королева, он слышит от нее, что она упрекает его не за то, что он сел в позорную телегу, отправляясь на ее поиски, а за то, что он поколебался две секунды, прежде чем решиться:
– Как? Разве вы не боялись позораТелеги и разве вы не колебались?Вы сели в нее неохотно,Раз поколебались два мгновения.Поэтому, говоря по правде, я не желалаС вами разговаривать и видеть вас.
Любовь стирает стыд. Там, где есть любовь, нет унижения. Не протестуя, он просит у Гениверы прощения, которое она даст ему позднее и одновременно подарит себя:
Он поклоняется ей и опускается на колени,Ибо ни в одну священную реликвию не верит так,А королева протягивает к немуРуки и обнимает его,Крепко прижимает к своей груди,И увлекает в свою постель,И оказывает ему самый лучший прием,Который когда-либо оказывала,Потому что так ей велели любовь и сердце.
Отметим еще одну деталь: это новый акт идолопоклонства, который показывает нам странную смесь религиозного рвения и любовного пыла, порожденную куртуазностью XII века.
Покорность любовника не помешает королеве по возвращении в Уэльс устроить новое жестокое испытание не для любви, а для самолюбия Ланселота. Хотя он стал пленником Мелеаганта и находится под охраной его сенешаля, жена того отпускает его под честное слово, чтобы он смог отправиться на турнир, организованный при дворе девицами на выданье и дамами, чьи сердца свободны.
Ланселот облачается в алые доспехи и выставляет у дверей свой щит. Герольд узнаёт его и разносит весть:
Появился тот, кто победит!
А когда он начинает биться и одерживать победы, все задаются вопросом: «Кто же так хорошо сражается?» Тогда королева через одну из своих фрейлин посылает ему свою просьбу: драться как трус. Он отвечает ей: «С удовольствием!» – как человек, который полностью принадлежит ей.
Здесь голосом писателя вполне реальный и очень влиятельный персонаж, Мария Шампанская, если не утверждает, то, по крайней мере, заявляет победу любви над рыцарством, женственности над мужеством; победу, доходящую до полного унижения и самоуничижения:
Он сделал вид, что боитсяВсе тех, кто выступает против него.И все рыцари над нимНасмехаются и подшучивают,Хотя мгновением раньше расхваливали его,И герольд, говоривший:«Он победит их всех, одного за другим!»,Подавлен и расстроен,Потому что слышит шутки и насмешки.«Помолчи-ка, – говорят ему, —Дружище! Этот уже не одержит победу.Тот, кого ты так расхваливал,Столько бился, что сломался!»Многие удивляются: «Что тут сказать?Мгновение назад он был таким доблестным,А теперь такой трусливый,Что не решается посмотреть на рыцаря…»А королева глядит на негоОчень весело и благодарна ему,Потому что она знает, хоть и молчит,Что это сам Ланселот.И так весь день до вечераОн вел себя трусливо.
Молва окрестила Ланселота трусом. На следующий день, перед трибунами, на которых восседало еще больше дам и девиц, а также пленники и крестоносцы, не участвовавшие в турнире, королева вновь требует от своего рыцаря драться как трус, и снова:
Едва она приказала,Он отвечает ей: «С удовольствием!»Но, удовлетворенная этой покорностью,Она приказывает ему и просит егоБиться как можно лучше.И он отвечает ей: «Скажите ей,Что любое ее приказание я исполню наилучшим образом,Потому что все, что нравится ей, приятно мне».
Тогда, особенно после того, как из седла выбит сын короля Ирландии, герольд вновь провозглашает: «Появился тот, кто победит!» Затем Ланселот бросает в толпу свои щит и копье и, верный данному слову, возвращается в свою темницу.
Но Кретьен бросает перо и определенно из отвращения к тому, что взялся, в угоду Марии Шампанской, описывать унижение мужчины, оставляет роман незавершенным, поручив дописать его своему собрату – клирику Годфруа де Ланьи; это первый известный пример литературного соавторства. А может быть, тоже испытав гнев госпожи, он был отстранен от работы над окончанием… Роман завершается освобождением Ланселота девушкой на муле; в назначенный день Ланселот встретится на поединке с Мелеагантом, победит его и обезглавит.
Когда начинаешь перебирать все нелепости и несообразности сюжета, невольно задаешься вопросом: следует ли отнести к таковым покорность рыцаря своей прекрасной даме, которая заслуживает с точки зрения не божественного права, но права любви именования любовница. Давайте вспомним, как Генивера упрекала Ланселота за две секунды промедления перед тем, как он сел в позорную телегу, а также два ее приказа ему сражаться как трус на торжественном турнире.
Получается, что с этой поры самый доблестный рыцарь стал всего лишь марионеткой, которую дергает за ниточки его дама. Что же касается здравого смысла героя, то он, по воле автора и его вдохновительницы, молчит:
Не в сердце, но на губахПричина, которая осмеливается говорить это,Но любовь, которая командует и повелевает,Приказывает ему быстро садиться в повозку.
Но что такое телега в сравнении с турниром, который рыцарь без страха и упрека, предназначенный к победе, вынужден проигрывать:
Лишь тот любит по-настоящему, кто повинуется.
Это главная идея романа: сделать из богатыря игрушку. И здесь уместно задать вопрос: насколько куртуазная доктрина в ее самом крайнем проявлении воплотилась в реальность, поскольку литература здесь опередила жизнь? Графиня Мария нашла писателя (даже двух), чтобы придумать персонажей и изобразить их в романе, но встречала ли она подобную покорность у реального любовника, своего или любой дамы при ее дворе, который бы сказал: «Чего бы она от меня ни потребовала, я все исполню»?
На этот вопрос невозможно ответить, но доведение обожания до почти религиозного поклонения и подчиненности, которое оно влечет за собой, не могло быть сформулировано и, пусть лишь до определенной степени, навязано, если бы уже не существовало при шампанском дворе и, через него, при всех сеньориальных дворах Европы. Реванш слабости над силой, победа, которой мы горды, потому что это французская победа.
