Чингиз Гусейнов - Семейные тайны
Айне, самой старшей, некогда было возиться не то что с Асией, а и вообще с кем бы то ни было, вся о себе и для себя, начало цепочки сестер, и первая замуж, за знаменитого поэта Аскера Никбина; Айша горела на поприще и стала как уголь - вся семья у нее на руках (или плечах?), а вот с Асией языка не нашла; ну и Лейла - единственная из старших сестер, которая оказывала внимание Асие, пока не уехала с Расулом в свое далеко. О гибели Ильдрыма они узнали от Аскера Никбина, он представлял свой Край на каком-то поэтическом форуме, а это было, если расшифровать пятикратно сложенные на значке витиеватые Вэ на фоне голубой, как купол мечети, эмали,- всемирное Величанье Великого Врачевателя Востока (или Воспевателя, а может, и Возмутителя, шутил Аскер, думая о семи Вэ); о юбиляре по-разному говорилось представителями частей света, и даже споры по произношению имени: одни утверждали Ибн, другие отстаивали Авн, а третьи - Аадон,- шутка ли, полторы тыщи лет прошло!
Арабы, таджики, персы, узбеки, иранцы (и казахи) - каждый считает его своим, и евреи тоже, даже армяне… А коль скоро траты на чествование наши, и он - НАШ, но и здесь у нас тоже нет согласия, и зреет, зреет ропот, и каждый обходит его этническую принадлежность (считая в душе, что он - ЕГО), мудреные выкладки Аскера Никбина, а Расул его вовсе не слушает.
А между тем здесь, на величании, точнее - за кулисами, снова бубнит какой-то' чудак, Исторический, так сказать, Счет (но кому? спишут долги!) семь нулей и перед ними цифра внушительная, да нет же, ведь сказано: кто теперь считает старыми?!
А об Асие рассказал Аскер, как она накинулась на Хансултанова, хотя тот никак не причастен к трагической гибели Ильдрыма. И спорили с Расулом.
"При чем тут техника безопасности? - удивлялся Аскер.- И потом: Ильдрым ведь мог не согласиться, сами они всей бригадой вызвались поехать на экспериментальное основние в море".
"Ну да, поверили светиле Хансултанову!"
"К тому же,- продолжал Аскер,- небывалое буйство волн! (неспокойное море из-за недр, неспокойная земля (тоже из-за недр), но землетрясение еще не скоро). Да и как без риска, если такая заманчивая идея - добраться до немыслимых глубин!"
"Мезопласт, кажется?"
"И ты наслышан?" - удивился Аскер.
"Риск! Это не риск, а чистая афера!"
"Ну вот, чуть что, ты уже крепкие выражения, еще преступление, скажи, чтоб недруги наши услышали! А впрочем,- сразу отступил Аскер, выдохся, очевидно, на вечере,- может, ты и прав, но если б знать заранее!"
"Спешим в новые глубины,- это Расул,- чтоб вконец море…- не докончил,даже по старинке работая…- снова не докончил, махнув рукой.- И правильно сделали, что1 законсервировали идею!"
Когда прощались, Расул - неудобно ведь, надо интерес проявить к творческой личности родственника - спросил о его планах, и Аскер, окрыленный вниманием, сначала как бы нехотя, а потом все более разгораясь ("Ты разденься, сядь, куда торопишься?" - "Нет, я и так засиделся у вас, ты ведь знаешь, я по ночам работаю, приду, посплю немного, а там до утра!"), еще долго, стоя у двери и держась за ее медную ручку (Расул привез из родного дома и прибил к двери), рассказывал о новом жанре, который его занимает.
"Нечто эссеистское,- так он выразился,- вроде,- пояснил, еще более запутав,- гражданской тыща одной ночи".
Расул не стал уточнять, дабы не длить это затянувшееся стояние, испарина на лбу Аскера под меховой шапкой, но все же заметил: "Ты ищешь героические темы, чтоб прославить, как ты говоришь, "нашу маленькую нацию". Что ж, похвально. Больше о родственниках, правда,- улыбнулся, вспомнив о его Героической Поэме, на всю страницу молодежной газеты, еще в пору сватовства, с бледными, штрихи лишь да контуры, иллюстрациями и эпиграфами, взятыми, как потом признал Аскер, из недавно выпущенной толстенной книги пословиц Абулькасима, запомнился один, что-то о джигите и трусе: то ли "джигит умирает в бою, а трус - в постели", то ли "джигит умирает лишь раз, а трус - тысячу" (и лишь на тысяча первый - по-настоящему),- поэма о славном Кудрате-киши, деде их будущих с Расулом жен, о том, как неистово бился сын пастуха с английскими оккупантами и турецкими аскерами.- Я бы на твоем месте, чем не героическая тема? об Ильдрыме написал, тоже родственник, но достойный!"
"Об Ильдрыме?! А что, ты прав! - захватила Аскера идея Расула, хотя сам раньше додумался, но решил Расулу выразить благодарность? что дал ему тему, хитрость такая маленькая: кому поможешь - того полюбишь (в копилку афоризмов Абулькасима).
А Расул, проводив Аскера, долго не мог успокоиться, какое-то сожаление (или кощунство?), что подкинул идею, непременно скомкает ее Аскер, и имя Ильдрыма нечего зря трепать, чистейший парень, им всем не чета! да и Асия неизвестно как отнесется. "Что же ты, а?" - укоряет его будто Ильдрым, и в глазах, источающих добро (таким запомнился),- сожаление.
И- Лейла думала об Асие, опасаясь, как бы горе не сломало ее. И отчего-то вспомнила, как Асия в далеком-далеком вчера, когда Аскер Никбин появился у них на правах жениха старшей сестры Айны, вдруг подошла к нему, встала перед ним и дерзко спросила:
"А вы ушами шевелить умеете?"
Невеста ахнула, их лидер Айша возмутилась, а жених нагнулся к Асие, маленький такой цыпленок, и поцеловал ее в черный лобик:
"Непременно для тебя научусь, буду шевелить ушами".
Лейла потом стыдила Асию.
"А ты посмотри и увидишь!" - та ей.
"Что?" - не поняла Лейла.
"У него одно ухо длиннее!.." И уже обе сестры, а разница между ними немалая - (Лейла кончает школу, Асия только учиться пойдет), хохочут при виде Аскера: у него и лицо косое, и сам он как "инд гушу", или "индийская птица", а попросту - индюшка или индюк.
Айна, самая старшая, торда институт кончала, была на шестом, проходила практику у знаменитого нефролога Адамсона, и он произносил ее имя с ударением на первом слоге: "Ну-с,, какие тайны у нашей Айны?.." А тайна, что выходит замуж. "О!.. Быть женой поэта!..- И вздохнул отчего-то.- А впрочем, на Востоке иначе…" - и не стал уточнять.
И разочарование Лейлы, нет - страх! ужас!.. Когда в анатомичку попала и увидела, как двое здоровенных мужиков в серых халатах, засучив рукава… и в гулком зале вдруг окрик: "Кто ее сюда впустил?!" Лейла онемела, приковали ее будто к полу, а те, мужики эти, над тушей склонились, красная, огромная туша, Лейла сначала решила, что… а это человек!., выскочила, весь день слонялась по городу, никак не придет в себя, а утром забрала документы, ком в горле, обидно, что послушалась Айну, подалась в медицинский, год потерян, мать охала: "Куда ж ты теперь?" А Лейла и сама не знает, куда вдруг пришло в голову первое попавшееся, ехала, забрать документы, в трамвае, и две девицы болтают, и одна "Мечтаю в театральный!.." - и Лейла выпалила, отвечав матери: "В театральный пойду!"
Айша возмущалась, но помогла: институт в ее районе где она молодежный лидер.
Но Айна вела себя так, будто Лейла оскорбила из почти родовую специальность, впрочем, никакой обиды, так показалось Лейле, тем более что цепочка не прервет ся: сначала Зулейха поступит, а через год Алия, и ста нет впоследствии знаменитым хирургом (а Зулейха - опытным диагностом).
Так у Лейлы всегда: начнет лепить и думает, вепс миная. А на защите (Айна была беременна), еще кан дидатской, сидел Адамсон в президиуме, почти слепой но видит! и очень быстро выпустил ее на защиту: голов ясная, пять часов не вставая сидел, пока защита шла, n выступал сидя, придвинув к себе микрофон, и с неотрг зимой логикой выявлял суть работы Айны, чего не сумела она сама,- и успех, хотя Айша, уже молодежны, лидер чуть ли не городского масштаба, специально говорила в порядке профилактики, ибо ничто нельзя пускать на самотек, с ректором об Айне.
Айшу так и не удается завершить, подолгу глядит Лейла на нее, что-то поправит, и не поймет, что еще?! Крутит в руке и так, и сяк, но что? Обилие тряпья, лоскутки, какие-то пышные усы и бороды, которые легко приклеиваются, и ты уже аксакал, густые брови ждущие достойной головы, ОХ УЖ ЭТИ НАМЕКИ густыми бровями, КОГО НЫНЧЕ УДИВИШЬ?
Расул, помнится, уловил про густые брови, и его поразила дерзость Лейлы, но виду не подал, а та понятия не имеет, и уже поглядывает на удлиненную макушку и острый подбородок, и патриарх в чалме, кого-то напоминающий, но кого?
Асимметричные лица, вкривь и вкось, свадебные и траурные наряды, пригодятся и те и другие,- не комната, а Шахский Дворец, который скоро переделают под Дворец Бракосочетания, и лишь Лейле известно, МАНЕВР, УВОДЯЩИЙ ОТ СОБЛАЗНА РАЗГАДЫВАТЬ ШИФРЫ, какими узами связаны куклы, и связаны ли вообще?
_ А мужей не думаешь?
_ Тебя, что ли? - и берет в руки патриарха, поправляет ему зеленую чалму, случайное совпадение с цветом, но уже мнится символ ислама, лицо искривлено болью, встревожен, будто только что, кривя душой, зажег проповедью толпу, и она ринулась рушить и жечь, и вот-вот сбросит чалму с головы, чтоб хоть перед кем исповедаться. Но поймет ли, оценит кто эту исповедь (проповедника?), если уже беснуется чернь?.. На мертвенном лице испуганные глаза, ИЗ ПРЕДЧУВСТВИЙ РАСУЛ А.
