Николай Стариков - Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока

Плетнев. Да.

Коммодов. Был ли случай при свидании с Ягодой, что Ягода сказал, что против вас имеется компрометирующий материал?

Плетнев. Он мне его не показал, но он говорил об этом.

Вышинский (к Плетневу). А вы не спрашивали, какой же это материал?

Плетнев. Нет, не спрашивал.

Вышинский. А может быть и материала не было?

Плетнев. С моей точки зрения? Я до сих пор не знаю.

Вышинский. Если бы вы были серьезным человеком, вы должны были бы спросить, какой материал.

Плетнев. Я этого не спросил. Но мое кадетское прошлое...

Вышинский. Кадетское прошлое не у вас одного. Что же тогда вас испугало?

Плетнев. Общая ситуация.

Коммодов. Вы могли думать, что органы государственной безопасности знают о ваших антисоветских настроениях?

Плетнев. Раз они у меня были, следовательно, было и основание для такого предположения.

Коммодов. Ваши антисоветские настроения сами по себе могли бы толкнуть вас на совершение преступления в вашей работе, если бы не было указаний Ягоды?

Плетнев. Ни в коем случае.

Коммодов. Сколько лет вы занимаетесь врачебной деятельностью?

Плетнев. 40 лет.

Коммодов. Эти 40 лет вы провели в качестве практикующего врача или занимались научной деятельностью?

Плетнев. Я был практикующим врачом, был педагогом, вел научно-исследовательскую работу и был редактором одного из руководящих медицинских журналов в СССР.

Коммодов. У вас имеются научные работы?

Плетнев. У меня имеется целый ряд работ.

Коммодов. Больше вопросов нет.

Вышинский (к Плетневу). Сколько вы сказали у вас лет вашего врачебного стажа?

Плетнев. 40.

Вышинский. Вы считаете безупречным этот стаж?

Плетнев. Да, я считаю.

Вышинский. Вы считаете, что тот приговор, который имеется по хорошо вам известному делу о насилии, учиненном вами над пациенткой, есть момент, позорный для вашей деятельности?

Плетнев. Приговор, да...

Вышинский. Приговор порочит вашу деятельность или нет?

Плетнев. Порочит.

Вышинский. Значит, за 40 лет были порочащие моменты?

Плетнев. Да.

Вышинский. Больше вопросов нет.

Председательствующий. Подсудимый Казаков, вы подтверждаете ваши показания на предварительном следствии?

Казаков. Подтверждаю.

Председательствующий. Расскажите суду о вашей преступной деятельности.

Казаков. Мои преступления связаны, в частности, с убийством Вячеслава Рудольфовича Менжинского. Мое отношение к Менжинскому разделяется на два периода. Первый период — до ноября 1933 года, когда я правильно лечил его и добился определенных результатов. Второй период — когда я применял неправильный метод лечения. Это было после встречи с Левиным и после встречи с Ягодой. Менжинский до моей встречи с ним был в тяжелом состоянии и около 6 или 7 месяцев не вставал с постели. Я был приглашен к тяжело больному. У него было наличие грудной жабы и одновременно бронхиальная астма.

Электрокардиограмма показывала наличие тромбозов одной из ветвей венечных артерий.

После моего лечения в апреле 1932 года Вячеслав Рудольфович встал и приступил к работе.

5 марта 1933 года я был снова приглашен к Менжинскому и застал его в тяжелом состоянии: после перенесенного гриппа у него был хронио-сепсис. Припадки астмы сменялись припадками жабы. Мы тогда разошлись с доктором Левиным по поводу оценки его состояния. И я был отстранен от лечения Менжинского. С Левиным мы встретились в мае. Он высказал мне некоторое сочувствие по поводу отрицательного отношения ко мне группы врачей, с которыми я вел научную борьбу, и сказал, что зря я вожусь с Менжинским, что толку из этого никакого не будет и на нем карьеры себе сделать невозможно. Потом он сказал: «Ну, как-нибудь в другой раз поговорим».

В июне я снова с ним встретился. Я узнал, что за это время был консилиум у Менжинского, этот консилиум решил, что у Менжинского хронио-сепсис и принял противосепсическое лечение лизатами. Встреча с Левиным и разговор были неожиданными, ибо раньше он считал ненужным продолжение такого лечения Менжинского. Я начал лечить Менжинского с 19 июня. В конце июля Менжинский снова мог приступить к работе. Август, сентябрь мы провели вместе в Кисловодске, Менжинский там был в хорошем состоянии. В октябре он уже приступил опять к работе.

В конце октября я встретился с доктором Левиным, и здесь уже произошел откровенный разговор, тот, который вчера подтвердил доктор Левин. Он сказал мне: «Удивляюсь я вам, что вы так рьяно взялись за восстановление здоровья Менжинского. Напрасно вы его допустили к работе. Напрасно вы возитесь с этим живым трупом. Ведь этим вы только раздражаете Ягоду, и это вас к добру не приведет». Тут я совершенно оторопел. Левин продолжал: «Поймите, что Менжинский мешает Ягоде, и Ягода заинтересован в скорейшем устранении его. Предупреждаю вас, что если вы скажете Менжинскому об этом, то Ягода вас, конечно, уничтожит, и нигде вы не спрячетесь от Ягоды. Ягода такой человек, который ни перед чем не останавливается, ничего не забывает. Предупреждаю вас, что Ягода вас вызовет к себе».

Этот разговор по своей откровенности уже переходил всякие границы. Конечно, это обязывало меня тут же кому-либо сообщить, я этого не сделал, думая, что здесь какая-нибудь провокация со стороны доктора Левина, и решил ждать, что мне скажет Ягода.

6 ноября — я твердо это помню — за мною приехала машина с начальником Санчасти ОГПУ, с которым я всегда ездил, и неожиданно для меня доставили меня не в Шестые Горки, куда я обычно ездил, а на одну из Мещанских улиц в только что отремонтированный особняк. Войдя в этот одноэтажный особняк, мы в буквальном смысле слова задохнулись. Тяжелейший, удушливый запах. Явно чувствовался запах скипидара, но был еще запах какого-то особого вещества. Члены семьи Менжинского мне объяснили так: 5 ноября, то есть вчера, семью Менжинского и его самого перевезли сюда, здесь была сделана покраска, и поскольку осенью краска медленно сохнет, то к краске было добавлено какое-то вещество, сикатив, способствующий высыханию.

Надо сказать, что этот сикатив обладает очень едким запахом. Мы, здоровые люди, в буквальном смысле слова задыхались. Что же было с Менжинским, страдающим бронхиальной астмой! Когда я вошел к Менжинскому, я застал его в вынужденно-сидячем положении, он с трудом мог говорить, совершенно отек за ночь. Я послушал легкие — всюду звонкие типично-астматические сухие хрипы, удлиненный выдох, дышит он крайне затрудненно. Я и шофер взяли его на стул и вдвоем вынесли на балкон, сейчас же открыли все окна. Прежде чем его вынести, я сделал инъекцию, чтобы как-нибудь ослабить тяжелейший припадок бронхиальной астмы. Часа три я продержал Менжинского на веранде. После этого мы его внесли обратно. Я уехал домой. Дома вскоре раздался звонок. Мне было сказано, что говорят от Ягоды, просят меня туда приехать, за мною сейчас прибудет машина. Действительно, в скором времени за мною прибыла другая машина, и меня доставили к первому подъезду. Я поднялся и встретил Ягоду, что он вчера на вечернем заседании суда подтвердил.

Здесь произошел следующий разговор. Вначале спокойно, вежливо он спросил:

— Скажите, пожалуйста, вы видели Вячеслава Рудольфовича?

— Да, видел сегодня.

— В каком состоянии вы его нашли?

— В очень тяжелом состоянии.

После небольшой паузы Ягода говорит:

— Собственно говоря, на Менжинского все махнули уже рукой.

Меня это несколько удивило. Дальше Ягода задает вопрос:

— Скажите, пожалуйста, вы с Левиным разговаривали?

— Да, разговаривал.

— Так почему же вы... (Тут он вышел из границ обычной элементарной вежливости и передо мной предстал самый настоящий необузданный сатрап). Почему вы умничаете, а не действуете? Кто вас просил вмешиваться в чужие дела?

Тут я понял, что он участник какого-то дела, что он знает о том, что было 3-4 часа тому назад. Я спросил у Ягоды: «Что вы хотите от меня?» Ягода ответил: «Вы должны с доктором Левиным выработать такой метод лечения Менжинского, чтобы он скорее закончил свою бесполезную и многим мешающую жизнь. Предупреждаю вас, что если вы вздумаете сопротивляться, я сумею с вами справиться. Вы от меня никуда не уйдете»...

Если бы у меня сейчас Прокурор спросил — знаете ли вы Ягоду, я бы ответил — знаю. Если бы Прокурор спросил — узнаете ли вы Ягоду, я бы сказал — не узнаю, то есть тот Ягода и настоящий Ягода — большая разница. Сейчас он очень скромный, тихий, а там он был другим.