Александр Лобанцев - Косово 99
У меня сильно износилась форма и Али подсказал где можно раздобыть новую. Последовав его совету я купил себе новую форму у кого-то из вновь прибывших. За комплект формы я заплатил сорок немецких марок. Новая форма была нужна мне не только и не столько для повседневной носки. Я не собирался оставаться в «Юге» ещё на полгода, а полмесяца можно было доходить и в этой. Мотив покупки новой формы был другой - я хотел вернувшись домой предстать перед своими родителями именно в военной форме, с большим букетом цветов для матери. Я думал что это им понравиться, так сказать вызовет хорошие чувства и эмоции. Военная форма не являлась в те годы чем-то престижным и даже наоборот, в Москве она была показателем того, что человек не смог откупиться и «отмазаться» от армии. Я был прекрасно осведомлён об этом, но думал на этот счёт по-иному. В принципе, я вообще никогда особо не оглядывался на мнение общества, поскольку как-то рано понял, что общество у нас «какое-то не такое» - думают одно, говорят другое, делают третье. Я же всегда старался мыслить объективно, в том числе и по поводу военной формы.
Военная форма это один из внешних атрибутов воина, а быть воином это значит быть настоящим мужчиной. Я ориентировался на свои убеждения, а вовсе не на мнение моральных уродов густо заселивших Москву. Однако Москва состояла не только из уродов. Оба таксиста-частника (тогда в Москве этим ещё занимались русские) вёзших меня «до метро» и «от метро» глядя на медали и цветы, задав пару типичных вопросов и высказав своё уважение отказывались принять оплату за свои услуги. Топая ботинками по раскалённому московскому асфальту я не единожды ловил на себе тёплые взгляды простых людей, мужчин и женщин. Обладатель голубого берета с медалями и цветами по-прежнему вызывал у многих людей позитивные чувства и это подтверждало правоту моих помыслов.
Я думал, что моим родителям приятно будет видеть меня настоящим мужчиной, а большой букет цветов наверняка вызовет у мамы приятные эмоции - как и большинство простых русских женщин день за днём убивавших себя тяжёлой работой она не была особо избалована цветами. Я хотел приехать домой в форме и с цветами - так я и сделал. Тогда я купил самый большой букет в своей жизни - тридцать три самые дорогих розы. Правда цветы маму не слишком заинтересовали, для неё было главным другое - СЫН ВЕРНУЛСЯ ЖИВОЙ И ЗДОРОВЫЙ.
По поводу «матери и цветов» уместно высказать интересное жизненное наблюдение. Мать это понятие святое и с этим утверждением мало кто спорит, но в тоже время я видел множество мужчин которые тратя много денег на цветы и подарки всевозможным женщинам напрочь забывали про свою самую главную женщину на свете - родную мать. Для ублажения своего хуя (сами они как правило называли это терминами «любовь» и «романтика») им не было жалко денег, для заботы о близком человеке денег у них не находилось. В том чтобы получать удовольствия от жизни нет ничего зазорного, более того именно так и надо жить, но помня об удовольствиях нельзя забывать и о близких людях. И ладно бы эти люди тратили бы деньги на проституток, тут всё честно: заплатил деньги - получил приятные услуги. Многие идиоты тратили свои средства и своё время на то чтобы добиваться внимания высокомерных мразей. Мразей, которые считали, что для того чтобы отдаться мужчине нужно сперва заставить его крупно потратиться, а главное хорошенько унизиться.
Забыв про родного человека идиоты раболепствовали перед дрянью не жалея при этом ни сил, ни средств. Однако надо заметить, что многие забытые своими сыновьями матери пожинали плоды своего труда - один-единственный ребёнок зачастую вырастает эгоистом. Всё в жизни закономерно, что посеешь, то и пожнёшь. Логику женщин искренне считающих что мужчина должен их «добиваться» понять трудно - неужели «любовь» холуя может представлять ценность? Бороться за хорошую женщину нужно, это даже кайфово, но бороться это одно, а унижаться перед ней это совсем другое. Парадоксально, но большинству современных женщин нужны не достойные сильные мужчины (герои), а миловидные послушные рабы (холуи). Я где-то читал, что подобное мировоззрение женщин является показателем вырождения народа и я полностью согласен с этим утверждением.
Экипажи наших БТРов разместили в казарме где находились другие военнослужащие «боснийского» батальона. Зайдя в переполненное помещение я почувствовал себя неуютно. Поскольку мы были переведены из второй роты в четвёртую накануне марша то большинство парней мне были практически незнакомы. Ощущение «черепахи без панциря» усилилось чувством одиночества. Мне хотелось поделиться с близким человеком своими мыслями, обсудить всё то, чему я стал свидетелем за эти дни, но в этой казарме разговаривать мне было не с кем. Кого-то из парней я уже хорошо знал, кого знал только по имени, кого-то я раньше даже не видел, во всяком случае не запомнил. Человека с которым можно было бы откровенно поделиться своими размышлениями и переживаниями среди них не было.
Некоторые парни были заняты упаковыванием сумок, некоторые продолжали пить «горькую», кто-то просто спал. По лицам некоторых из тех кто был нетрезв можно было уверенно сделать вывод, что пьют они уже давно и не помалу. Надо отметить, что таким внешним видом отличалось всего несколько человек. Каждый был занят своим делом, при этом в казарме почти осязалась разобщённость присущая русским людям в повседневной жизни. От почти братской сплочённости появившейся у нас в первые дни косовской операции не осталось и следа, снова каждый был сам по себе.
Мне не хотелось тут оставаться и я пошёл на стоянку к своему БТРу. На стоянке я встретил своего друга, коллегу-пулемётчика Серёгу. Серёга тоже пришёл к своей машине поскольку провести последнюю ночь в Косово ему представлялось комфортнее в БТРе нежели чем в казарме. Я был очень рад встретить своего единственного друга поскольку с ним я мог поговорить обо всём что тревожило или интересовало меня. Кроме нас на стоянке было ещё несколько членов экипажей БТРов - они тоже хотели провести остаток времени здесь, а не в казарме. Поскольку к тому времени разброд в нашем батальоне был полнейший мы знали что искать нас никто не будет.
На одном из самолётов из России прилетела музыкальная группа «Голубые береты». Музыканты устраивали концерт как для вновь прибывших так и для нас, «боснийцев». Поскольку уже точно было известно, что на следующее утро мы уезжаем обратно в Боснию то этот концерт был для нас прощальным. Сцены как таковой не было, музыканты играли возле здания в котором располагался штаб. Зрители располагались широким полукругом стоя и сидя прямо на траве. «Голубые береты» играли старые и знакомые нам композиции, но кроме знакомых слов и мелодий мы услышали песню посвящённую нам - участникам марша в Косово. В песне как раз и пелось про Косово и про нас.
С учётом того, что с момента нашего марша прошло менее двух месяцев песня была на удивление складная. Мне врезался в память куплет «Мы держали, держали, ту полоску земли, где российские Илы приземлиться смогли…». Смысл же песни выражался словами «Кто мы, русские, здесь? Кем мы стали?». Под словом «здесь» подразумевалось Косово. Для меня это вопрос без ответа.
На концерт пришли почти все «боснийцы» и особого веселья в наших рядах не наблюдалось. Песню о нас мы приняли «на ура!», с выкриками и задорным свистом, но тем не менее большинство бойцов к происходящему относилось почти что равнодушно - мы устали от всего. Странно, но я не припоминаю чтобы кто-то был пьян. В процессе концерта, когда уже немного стемнело, несколько человек принялись даже подтанцовывать под какую-то мелодию, но сказать что они были выпившие я не могу. Ощущения народного гулянья не было - все держались разрозненно, своими группами. Того веселья и массовых братаний что присутствуют обычно на День десантника не наблюдалось вовсе. Типичных массовых драк свойственных этому празднику тоже не было. Мы устали и нам просто нужен был отдых.
Концерт продолжался достаточно долго и закончился поздно вечером когда стало уже темно. Я не дождался его окончания, мне было невесело и одиноко и почему-то даже грустно. У меня в душе присутствовала чувство нереализованности своих помыслов - если внимательный читатель помнит, помимо прочего в Югославию я ехал для того чтобы при случае помочь сербам. В Косово такой случай в общем-то представлялся каждый день на протяжении всего моего пребывания в крае. Я не реализовал свои намеренья и исправить это уже было невозможно. То, что в этом не моя вина ничего для меня не меняло. Я снова ушёл в парк к своему БТРу.
На следующее утро мы взяли свои пожитки, оружие и боеприпасы и погрузились в поджидавшие нас «Уралы». Водители БТРов должны были остаться в крае ещё на несколько дней и поэтому мы уезжали без них. Кажется в тот день я последний раз видел Толстого, как сложилась его дальнейшая жизнь я не знаю - мы никогда больше не виделись и не общались. Мы не обменялись адресами и телефонами поскольку были абсолютно неинтересны друг другу. Я даже не помню попрощались мы с ним тогда или нет. Кому-то может показаться странным, что два человека проживших рядом друг с другом много трудных дней расстались так, как расстаются случайные попутчики встретившиеся в купе поезда. Может конечно это и странно, но дело обстояло именно так - мы были очень разными людьми и даже прожитые вместе трудные дни не сблизили нас. Более того, чем лучше мы узнавали друг друга тем очевиднее для нас становилась наша несовместимость.
