Сергей Бабурин - Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ

В 4.45 мы въехали в город, после небольших ночных блужданий в 5.30 были в отеле. Целых 3 часа сна в горизонтальном положении, а потом работа. После обеда, закупив книг для библиотеки и подержанных вещей для музея, в 16.30 выдвинулись засветло в Москву. Уже в 20.45 проехали поворот на Торопец и были в 392 км от Москвы.

И тут Господь послал нам испытание: проехав в 20.50 мимо нескольких встречных машин, стоявших с поврежденными колесами, посочувствовав их водителям, мы, несмотря на малую скорость, лишились сразу двух своих левых колес. В 373 км от Москвы, за многие километры от населенных пунктов.

Справиться самим было невозможно: шины зияли дырами в палец шириной. Вызвали помощь из университета с двумя нашими летними колесами (хорошо, что почти все еще были на службе, завершая университетский праздничный вечер в честь 8 марта). В 02.45 приехали спасатели — С.С. Ермаков с водителем, у которых за километр до нас, оказывается, тоже полетели два левых колеса (к счастью, зная нашу историю, они захватили и себе две запаски).

Въехали в Москву рано утром, в 08.00 были уже в университете, где, приняв душ и позавтракав, приступил к рабочим делам.

Три ночи подряд сидячего сна.

А день 5 марта был печальным: проводили в Москве в последний путь В.Г. Ардзинбу и Ю.А. Квицинского. С Владиславом Ардзинбой прощался в ЦДРА, а к Юлию Александровичу ездил на Троекуровское. Вечная память этим очень разным, но равно выдающимся людям и пламенным патриотам! Горжусь их дружбой.

Исламский компонент русской нации

Входят ли мусульмане в состав русской нации?

Да, если говорят на русском языке и живут в русской культурной традиции. И не только. Святейший патриарх Кирилл не случайно отмечает, что «священная война за веру — это не обязательно война с иноверцами, это прежде всего преодоление себя».

Принципиален в русском мировоззрении — соединяющий православных и мусульман, да и представителей других конфессий, народный дух справедливости и солидарности, братства и взаимопонимания, бережности по отношению друг к другу. Именно поэтому РОС настаивает на преподавании основ православной культуры во всех без исключения субъектах Российской Федерации, в том числе в северокавказских республиках. Не те времена, чтобы кого-то принуждали стать православным — нам дороги чувства любого верующего или атеиста — но знать и понимать русское общество, в котором живет, должен каждый.

Национальная политика в России по важности нюансов, по ювелирному сочетанию бережности и решительности сравнима разве что с нейрохирургией. А нас периодически толкают то на применение системы «Град», то на ледоруб вместо скальпеля.

Реакция на события 2013 года в Бирюлево — яркое тому подтверждение, вне зависимости от того, были ли сами события взрывом накопившегося напряжения в обществе, когда в излишне грубой и разрушительной форме проявилось недовольство властью, или грамотной провокацией тех, кто хотел бы отвлечь российское общество от реальных проблем. Ясно, кстати, одно: русские националисты ни к тому, ни к другому не имели отношения.

Любое национальное движение всегда реагирует на проявления этнического произвола. Для русского человека нет противостояния между русскими и нерусскими, а есть противостояние между честными и нечестными, независимо от их национальной принадлежности. Среди честных абсолютное большинство составляют русские в силу того, что мы живем в России, где большинство населения — русские. И борются они не с лицами других национальностей, а с тем беззаконием, которое порой обретает форму этнической преступности.

Итак, о национальном.

Русское православие не является слепой копией православия палестинского и даже греческого. Так и ислам народов, столетиями живущих бок о бок с русскими, не мог не впитать в себя общий дух Русской цивилизации.

А Русская цивилизация, как я уже отмечал, — это не моноэтническое собирание человеческой массы. Это общий геополитический проект живущих вместе многих этносов, объединенных наднациональной идеей. Именно поэтому оптимальной формой Русской цивилизации была и остается империя, а Русской наднациональной идеей — стремление жить по Совести во имя Спасения. Религиозность формы Русской идеи зародилась еще в дохристианские времена, как и русское национальное стремление искать в другом то, что объединяет, деятельно сострадать, жить Миром. Пока Русская идея именно в этом понимании насыщается живой энергией, пока она дает пассионарность — живы русские.

Повторюсь, но скажу: русский народ это скрепленная православием этническая общность белорусов, великороссов и украинцев (малороссов), а русская нация — это объединение русским языком, общим образом жизни, историей и культурой русского и братских ему народов.

Отсюда противны русскому духу ксенофобия и расизм с шовинизмом. Утверждающие иное — либо невежды, либо русофобы.

В августе 1997 года, в период относительного затишья чеченского мятежа, я впервые прилетел в Дагестан. Еще весной, где-то между делами, Р.Г. Абдулатипов обмолвился, что будет летом проводить на родине съезд кунаков, но Бабурин вряд ли соизволит приехать. Хотя на понты не поддаюсь, я заявил, что буду. Накануне назначенного съезда я вновь подтвердил свое намерение приехать.

Ох, не простой кунак Рамазан Гаджимурадович! Если и растерялся, то виду не подал.

В Дагестан я полетел, едва не вымерзнув перед этим на Таймыре, где тогда тоже побывал впервые. И в Норильске, и в Дудинке, и на Диксоне.

При прилете в Махачкалу меня встретил коллега по первому созыву Государственной Думы О.О. Бегов, руководивший в Дагестане в начале 90-х общественной организацией «За Ленина! За Сталина!». Омар Омарович сообщил, что прикреплен ко мне, а потому будет меня всюду сопровождать. Я не возражал.

1 августа 1997 года в Махачкале открылся созванный по инициативе Р.Г. Абдулатипова Второй Международный конгресс горцев. Шепотом мне сказали, что его созыв приурочен к 200-летию имама Шамиля, но в связи с тем, что этот юбилей вызывающе и с помпой стали отмечать в мятежной Чечне, в Дагестане тему закрыли. Нигде ни слова.

Зал был переполнен. В президиуме, куда как заместителя Председателя Государственной Думы России пригласили и меня, сели Р. Абдулатипов, министр культуры России Е.Ю. Сидоров, руководитель фракции «Наш дом — Россия» С.Г. Беляев, другие высокие гости. Чинно открыв конференцию, Рамазан Гаджимурадович стал предоставлять слово членам президиума. Хотя из присутствовавших я по протоколу был самым высоким должностным лицом, вначале выступили лояльные Ельцину царедворцы. И никто — ни полслова о Шамиле. Я быстро набросал тезисы своего выступления.

— Слово предоставляется Сергею Николаевичу Бабурину.

Иду к трибуне.

— Уважаемые участники конгресса! Кунаки!

Передав пожелания успехов в работе от Российского общенародного союза и нашей депутатской группы, я предупредил, что предлагаю вести разговор откровенно и конкретно.

— Ни для кого не секрет, что силы, которые уничтожили Советский Союз, уничтожили его как своего конкурента и соперника на мировой арене, эти силы возлагают сегодня свои надежды на розыгрыш противоборства православных и мусульман, на то, чтобы столкнуть во внутренних распрях многонациональный народ Российской Федерации… Такая ситуация не может не представлять угрозы для жителей республик Северного Кавказа, остальной европейской части России, Закавказья, как и для жителей всей нашей страны. И в связи с этой угрозой я не могу не вспомнить о жизненном подвиге человека, имя которого священно на Кавказе и знакомо всем жителям прежнего Советского Союза. Я хочу сейчас говорить о таком великом человеке, как имам Шамиль.

Стоило мне произнести эту фамилию, как в зале установилась гробовая тишина. Я совершил запретное и дальше шел по лезвию бритвы. Нельзя было фальшивить — это бы сразу почувствовали. А как уважить и православных, и мусульманских патриотов? Как не допустить скандала в зале, где находится и делегация Чечни, и гости из Москвы? Я продолжил:

— В чем для меня, русского человека, жизненный подвиг этого вождя кавказских народов? Имам Шамиль в течение многих лет, наперекор всему и вся, был национальным лидером, целеустремленно и беззаветно борющимся за счастье своего народа. Он не склонил голову ни перед кем, ибо для него самым важным, самым главным было благо соотечественников.

Разразившиеся аплодисменты — это были не аплодисменты, это не была овация — это был горный обвал, взорвавшийся вулкан чувств. Когда вновь установилась напряженнейшая тишина, я понял, что первый бой — бой за внимание — выиграл. Люди, собравшиеся в огромном зале, меня приняли, они одобрили сказанное, важно было идти дальше. И я рискнул: