Христофор Колумб - Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы
Был у Моктесумы еще один дом, где держали множество мужчин и женщин — карликов, горбунов, кривобоких и с другими уродствами, и для каждого вида уродов была отведена особая комната; также и при них были смотрители, ими занимавшиеся, а о других развлечениях в городе я уж не буду говорить, ибо их было слишком много и слишком разных.
Обиход Моктесумы состоял в том, что каждый день, как только рассветет, в его дворец собиралось более шестисот сановников и вельмож — одни усаживались, другие ходили по залам и коридорам, беседовали и проводили время, не заходя в покои государя. И слуги оных вельмож и люди их свиты заполняли два или три больших двора и очень широкую улицу. И все там оставались и не уходили весь день до вечера, и всякий раз, как подавали Моктесуме еду, подавали ее и вельможам, столь же изысканную, как ему самому, а также их слугам и прочей челяди давали положенное. Ежедневно была открыта продовольственная и винная кладовая для всех, кто захотел бы поесть или выпить. А кормили Моктесуму следующим образом: к нему являлось триста или четыреста юношей с бесчисленными блюдами, ибо всякий раз на обед и на ужин ему приносили всевозможные яства мясные и рыбные, и фрукты, и зелень, все, чем богата сия земля. А так как климат здесь холодный, то под каждым блюдом или миской держали маленькую жаровню с угольями, чтобы еда не остывала. Все кушанья ставили в большом зале, где он трапезовал, так что места свободного не оставалось, и весь этот зал был устлан циновками и очень чист, а сам Моктесума сидел на небольшой, очень красивой кожаной подушке. Пока он ел, близ него сидело пять или шесть пожилых вельмож, которых он потчевал тем, что сам ел, и рядом стоял слуга, который ему подавал и убирал блюда и просил у тех, кто стоял подальше, подать то, что требовалось при трапезе. И в начале и в конце обеда и ужина Моктесуме всегда подносили воду для умыванья, и полотенцем, коим он один раз утерся, он больше уже не утирался, также и блюда и миски, в коих ему однажды принесли еду, больше не употреблялись, а подавались новые, равно как и жаровенки.
Каждый день он переодевался четыре раза, всякий раз в новое, и больше никогда то платье не надевал. Являвшиеся к нему вельможи разувались при входе, а те, кого он, бывало, назначал, чтобы они шли перед ним, шли опустив головы и глаза, согнувшись всем телом, а говоря с ним, из великого почтения и уважения не смотрели ему в лицо. И я знаю, что поступали они так по причине благоговения, ибо некоторые вельможи упрекали наших испанцев за то, что, говоря со мною, они смотрят прямо мне в лицо, что у индейцев почитается неуважением и бесстыдством. Когда Моктесума выходил из дворца, что случалось не часто, все сопровождавшие его и встречавшие на улице отворачивались и ни в коем случае не смели на него глядеть, а простой люд и вовсе падал ниц и лежал, пока он не пройдет. Впереди государя всегда шел вельможа с тремя тонкими длинными жезлами, думаю, это делалось, дабы извещать, что несут самого государя. А когда ему помогали выйти из носилок, то, держа в руке жезл, шли с жезлом туда, куда направлялся Моктесума. В обиходе его было великое множество всяческих правил и церемоний, и, чтобы описать их все, надо было бы иметь больше времени, чем то, коим я ныне располагаю, и лучшую память, чтобы все упомнить, — думаю, ни у одного султана, ни у какого-либо другого языческого монарха из тех, о ком мы слыхали, не соблюдается столько разных церемоний.
В оном большом городе я раздобывал все, что может пойти на благо Вашему Священному Величеству, умиротворяя и склоняя к покорности многие провинции и земли со многими весьма крупными городами, и селеньями, и крепостями, и открывая золотые россыпи, и узнавая и разведывая многие тайны сих земель, подвластных Моктесуме, равно как и других, с ними соседящих, о коих он имел сведения, а земель тех столько и так они диковинны, что вообразить невозможно; и во всем этом помогал мне с превеликой охотой и удовольствием сам Моктесума и все туземцы из оных земель, словно они ab initío[132] признавали Ваше Священное Величество своим королем и природным господином, и с не меньшею охотой они исполняли все, что я им приказывал от Вашего королевского имени.
В сих хлопотах и других не менее полезных для блага Вашего Величества я провел время от 8 ноября 1519 года до начала месяца мая нынешнего года, мирно и спокойно проживая в оном городе и разослав немало испанцев во многие и разные места, замиряя и заселяя сию землю и с нетерпеньем ожидая возвращения кораблей с ответом на реляцию, посланную мною Вашему Величеству о здешней земле, дабы послать с ними вот эту, что нынче отправлю, и все золотые вещицы и драгоценности, приобретенные здесь мною для Вашего Величества; и в это время ко мне явились несколько здешних туземцев, подданных Моктесумы, из тех, что живут на морском побережье, и сказали, что невдалеке от горы Сан-Мартин, расположенной вблизи берега, у входа в залив Сан-Хуан появились восемнадцать кораблей, а чьи они — не знают, ибо, как только заметили их в море, тотчас поспешили ко мне, дабы меня известить. И вслед за этими индейцами пришел некий уроженец острова Фернандина с письмом от испанца, оставленного мной у моря на тот случай, ежели придут корабли, сообщить их командам обо мне и о селении, основанном мною вблизи оного залива, дабы они знали, куда идти. И в письме том говорилось, что «в такой-то день напротив гавани Сан-Хуан появился один-единственный корабль», а он, мол, сколько хватало глаз, высматривал по морю и, других кораблей не увидев, подумал, что это и есть тот корабль, который я отправил к Вашему Священному Величеству, ибо настал уже срок ему вернуться; и для большей уверенности он, мол, ждет, чтобы оный корабль вошел в гавань и он мог разузнать точнее, и тогда сразу же пошлет мне реляцию.
Прочитав письмо, я отправил двух испанцев, одного по одной дороге, другого по другой, дабы им не разминуться с гонцом, которого могут выслать с оного корабля. Я велел им дойти до той гавани и узнать, сколько туда прибыло кораблей, и откуда они, и что привезли, а затем немедля возвратиться ко мне и сообщить, что узнают. Подобным же образом я отправил еще одного испанца в Вера-Крус известить тамошних испанцев о том, что мне стало известно о прибывших кораблях, дабы они тоже разузнали о них и меня известили; и еще одного испанца отправил я к капитану, коего послал с полутора сотнями солдат основать селение в провинции Куакукалько; каковому я писал, чтобы он, где бы ни застал его мой гонец, остановился и не двигался дальше, пока я не пришлю ему второе письмо; я, мол, получил известие, что в гавань прибыли какие-то корабли; как потом выяснилось, он, получив мое письмо, уже знал о прибытии кораблей; я же, отправив гонцов, две недели не имел никаких известий, никаких ответов на мои вопросы, что меня немало тревожило. По прошествии двух недель явились ко мне другие индейцы, тоже подданные Моктесумы, от коих я узнал, что корабли уже стали на якорь в гавани Сан-Хуан и команды их высадились на берег и что прибыло на кораблях восемьдесят лошадей, и восемьсот человек, и десять или двенадцать пушек, и все это было изображено на здешней бумаге, дабы показать Моктесуме. И они рассказали, что испанец, коего я оставил на берегу, и два посланных мною гонца схвачены новоприбывшими и что этим индейцам говорили, будто капитан того войска не отпускает моих гонцов и они попросили об этом известить меня.
И, узнав сие, я надумал послать монаха из моего войска с письмом от себя и другим письмом от алькальдов и рехидоров селения Вера-Крус, находившихся со мною в оном городе. Письма были адресованы алькальду и солдатам, прибывшим в гавань, и в них я весьма подробно описывал все, происшедшее со мною в сих землях, и то, сколь много городов, и селений, и крепостей я завоевал, и покорил, и замирил, и привлек на службу Вашему Величеству, да еще взял в плен верховного владыку всего здешнего края; писал и о том, что нахожусь в оном большом городе, и о том, каков он и сколько золота и драгоценностей я приготовил для Вашего Величества. И еще писал, что направил Вашему Величеству реляцию о здешней земле и прошу их соблаговолить известить меня, кто они и являются ли подданными Вашего Величества, жителями подвластных Вашему Величеству королевств и владений, и написать, прибыли ли они в сии края по Вашему королевскому приказу, дабы заселить их и остаться, или же должны ехать дальше либо возвратиться, и не испытывают ли в чем-нибудь нужды, ибо я готов им помочь чем смогу. В противном же случае я именем Вашего Величества требую, чтобы они немедля покинули эти земли и не высаживались здесь со своим оружием, и ежели они этого не исполнят, я выступлю против них со всем своим войском, состоящим из испанцев и здешних туземцев, и возьму их в плен и перебью как незваных пришельцев, вздумавших вторгнуться в королевства и владения моего короля и повелителя.
И после ухода монаха с посланием через пять дней в город Теночтитлан пришли двадцать испанцев из оставленных мною в селении Вера-Крус и привели с собою священника и еще двоих клириков из Вильи, от каковых я узнал, что эскадра с войском, зашедшая в гавань, принадлежит Диего Веласкесу и прибыла по его приказу и капитаном у них некий Панфило де Нарваэс{154}, житель острова Фернандина. И что они привезли восемьдесят лошадей, и много пушек, и восемьсот пеших солдат, среди коих, сказали мне, восемьдесят аркебузиров и сто двадцать арбалетчиков, и что оный Нарваэс явился сюда, называя себя капитан-генералом и наместником губернатора всех сих земель — вышеупомянутого Диего Веласкеса. И на это, мол, у него имеются грамоты от Вашего Величества, и что посланные мною гонцы и оставленный на побережье испанец взяты в плен оным Панфило де Нарваэсом и он их не отпускает ко мне. И от них он знает, что я основал Вилью в двенадцати милях от той гавани, знает и об оставшихся там людях, а также об отряде, отправленном мною в Куакукалько и находящемся в тридцати лигах от гавани, в провинции, называющейся Тучитебеке, равно знает обо всем, что я, служа Вашему Величеству, совершил в сем краю, и о городах и селениях, покоренных и замиренных мною, и о большом городе Теночтитлане, и о золоте и драгоценностях, мною приобретенных; от них же он узнал обо всем, что со мною здесь приключилось. И что оный Нарваэс отправил их обратно в Вера-Крус, дабы они, ежели удастся, поговорили от моего имени с находящимися там людьми и склонили их на его сторону, побуждая восстать против меня. И они принесли мне более сотни писем, посланных Нарваэсом и его приспешниками жителям селения, в коих говорилось, что они должны верить словам священника и его спутников, выступающих от его, Нарваэса, имени, и что от его же имени им будут оказаны многие милости, а кто пойдет супротив него, тем придется весьма худо, и многое другое было в тех письмах написано, и священник и его спутники рассказали мне все. И почти одновременно с ними явился испанец из отряда, направлявшегося в Куакуалько, с письмами от капитана, звавшегося Хуан Веласкес де Леон{155}, каковой извещал меня, что прибывшие в гавань — это люди Панфило де Нарваэса, который послан Диего Веласкесом со всем этим огромным войском; и еще он прислал мне письмо от Нарваэса, переданное ему через некоего индейца как родичу Диего Веласкеса и шурину Нарваэса, каковой ему писал, что, мол, от моих гонцов узнал, что он со своим войском находится в том месте, и требует, чтобы он немедля привел всех своих солдат к нему, исполнив тем свой родственный долг, ибо он, Нарваэс, уверен, что я держу его при себе насильно; и еще многое другое писал ему Нарваэс.
