Сергей Есин - Дневник. 2009 год.
«Женат он был на Л. Д. Зиновьевой; Аннибал прибавлена для затейливости, едва ли не самозванка. Она была сестрой петербургского предводителя дворянства, и чтобы избежать семейного гнета, фиктивного обвенчалась с репетитором своих братьев Шварсалоном и уехала за границу, чтобы там учиться пению». Вот теперь мне много стало ясно, но опять возникают подробности, которые царствуют в литературе. Ясно, и материальное обеспечение башни, и цели, я пропускаю, личную часть, разъезд со Шварсалоном, брак, не вполне законный, с Ивановым, жизнь в Италии, возвращение в Москву. «Как бы то ни было, они не понравились москвичам, москвичи им, и Ивановы перебрались в Петербург. Воспользовавшись отсутствием Мережковских, им удалось стать одним из главных, если не единственным, литературным центром».
Но, наверное, все же не из-за своих чисто литературных достоинств привлекла меня фигура Кузмина, писателя в известной мере незаслуженно отодвинутого в сторону… Впрочем, я тоже отодвинут.
Мой телефон тоже уже много дней молчит.
Вечером, после внезапного звонка Лени Колпакова, я пошел в театр Российской Армии на премьеру новой пьесы Юры Полякова. Премьера в Малом зале. Название чрезвычайно удачное и кассовое – «Одноклассники». Зал был переполнен, публика встретила спектакль, поставленный Борисом Морозовым, с энтузиазмом. Овация была могучая, но не продолжительная. Содержание, встреча одноклассников через двадцать лет в день рождения одного из ровесников, изувеченного в Афганистане. Работа очень значительная, но иногда из-за предсказуемости и просчитанности ходов становилось неловко. Я бы подобное писать не стал, но восхищаюсь, особенно на фоне сегодняшней драматургии. Пьесу, наверняка превратят в сериал, и пойдет он очень успешно. Юра большой специалист по вкусам публики. Здесь в героях учительница, почти порнозвезда, олигарх, священник, бомж-поэт, еврей-эмигрант. Полный, социально сбалансированный набор, есть даже характеры, но очень одномерные. Много разговоров о некоем в школьные годы изнасиловании или просто легкомысленном поведении героини, вокруг этого много разговоров. Самый интересный и прописанный образ – олигарх.
26 июня, пятница. Утром шла аттестация первого курса. БНТ не было, он уехал на какую-то конференцию в Грузию. Вел аттестацию Мих. Юр. Общее впечатление довольно грустное. Это на фоне недостатка абитуриентов. В институте все успокаивают себя «демографической ямой», но я говорю, что и ГИТИС, и ВГИК, и все театральные институты, несмотря на эту виртуальную яму, абитуриентами переполнены. Мы проигрываем в средствах массовой информации, в популярности, на телевидении, об институте почти забыли.
В какое-то временное окно успел сбегать в «Российский колокол», отдать вычитанную верстку шестой главы и статью о театре Гоголя. Хорошо, что в статье есть ранее не вошедший фрагмент о «Портрете» у Бородина.
Хорошо бы завтра, коли сегодня закрыл все долги с дневником, посидеть хоть чуть-чуть над романом.
1 июля, 2009, среда.
В 16. 10 Ашот – он вечно сидит в Интернете – прислал сообщение: «Ушла Зыкина. Вот это горе». Вот это действительно для меня горе, несравнимое ни со смертью Майкла Джексона, по поводу которой три дня не умолкая говорит телевидение, ни даже со смертью Янковского. «Опустела без тебя земля». Много за ней было слабостей, в том числе, она когда-то сняла свое имя из обращения «Слово к народу», и власть любила, но всю широту и исконность нашей земли она умела выражать и выражала. Вот это горе. А так бодра совсем недавно была на своем юбилее, казалось, жить будет еще долго.
С раннего утра сидел над предисловием к книге А. Ф. Киселева, кажется, вошел в ритм, написал первую часть, теперь надо перечитать монографию о Федотове, мою старую рецензию и попробовать все это облагородить. Для предисловия к книге материал этот очень многомерный и серьезный – с этим не поиграешь. Все время, пока писал, думал, что за жизнь мне удалось все же, как и В. С., создать свой стиль – только это и позволяет вмоём возрасте довольно свободно писать, стиль, который всегда говорит еще и о себе самом, об авторе. Может быть, такая субъективность и не так хороша, но мне подходит. Чтобы не выписывать отдельных цитат, наверное, впишу сюда начало этого предисловия. Сегодня, кстати, по телефону разговаривал с Верой Константиновной и объяснял ей, что, выписывая что-то или что-то вставляя в тексты, я в первую очередь веду какой-то свой сегодняшний бой. Но что поделать, если я часто веду его чужими руками. Письмо мое, кажется, Вера Константиновна еще не получала.
2 июля, четверг. Три раза возвращался домой за недостающими документами, но все же добил – сдал заявление в БТИ района на улице Кржижановского, чтобы мне оформили необходимые бумаги для введения меня в права наследства. Теперь, когда я на боевом отрезке, все чаще раздумываю, кому оставить все довольно большое имущество. Ясно уже одно – библиотеку, архив, дачу в Обнинске и, наверное, авторские права, С. П., а вот квартиру - это семейное достояние – младшему сыну Валеры Алексею, дачу в Сопово племяннику Валерию, машину Вите и кому-нибудь из них мой гараж на Белорусской. Но к заявлению в БТИ. Вчера с Леной долго говорили о советской и немецкой бюрократии. Она рассказывала, как у них дело обстоит с тем, что мы называем лечащим врачом. Там пациентов быстро разбрасывают по кабинетам, и с каждым занимается сначала сестра: жалобы, анализы, история болезни, а потом на пять-десять минут заходит, переходя из одного кабинета в другой, врач и немедленно все решает. Анализы у больных берут и уже потом пересылают в лабораторию. В смысле медицины человек не чувствует себя оторванным от человеческого ухода и внимания. Дома престарелых и инвалидов в Германии тоже не такие страшные заведения, как у нас, по крайней мере, там не привяжут старика полотенцами к постели. Я высказал мысль, что у нас человек, еще только готовясь соприкоснуться с какой-нибудь чиновничьей иерархией, уже поджимается и готовится быть оскорбленным и виноватым.
Я все это написал только для того, чтобы во имя справедливости сказать, что если бы не моя растяпистость, – я забывал взять то один, то другой документ, казавшийся мне совершенно не нужным, – я бы все покончил за тридцать – сорок минут. Сначала, перед открытием БТИ, толпа перед дверью меня просто испугала, но потом всем раздали талончики, и очередь немедленно начала рассасываться по соответствующим окнам. Я взял с собой ворох газет и том Пушкина с его статьями и обзорами и приготовился всласть почитать, но не тут-то было, через пятнадцать минут меня уже вызвали. Ай да Лужков со своим требованием «одного окна», а ведь наладили. Все, естественно, платно, но у каждой девушки компьютер, ксерокс, телефон, каждая знает дело. Может быть, не все так безнадежно…
А не устроить ли мне службу одного окна в романе?
Потом уже, когда ездил, разведывая ближайшие переулки, с улицы Кржижановского домой и обратно, слушал радио. Есть одна любопытная новость. Вроде бы Китай чуть наезжает на нас по поводу Черкизовского рынка. Его оборот сопоставим с нашей же торговлей оружием – около пяти миллиардов. Естественно тут, же вспомнил открытие в Турции отеля рыночным олигархом Исмаиловым и присутствие на том открытии все того же быстрого и настойчивого Лужкова.
Каждый день что-то стараюсь делать для главной моей работы – хотя бы дневники, или вношу редактуру по тексту, который просмотрел Апенченко. Но я-то знаю, что подбираюсь к седьмой главе, она не дает мне покоя.
К четырем поехал на Рылеева в стоматологическую поликлинику. Оказалось, что уже никакого отношения эта роскошная и, как чуть позже выяснилось, очень дорогая лечебница к своей альма-матер, в подвале которой она поселилась, не имеет. Я полагаю, что взаимоотношения там союзнические и не без материальной заинтересованности. В платной поликлинике, которая в моем дворе и где я, собственно, лечу зубы всю жизнь, ушла в отпуск Элла Ивановна. Для человека в возрасте это трагедия, если он теряет связь со своим зубным врачом. Только за консультацию ортопеда, как мне сказали по телефону, в этой новой лечебнице с меня возьмут почти тысячу рублей. Но все оказалось совсем не так, как я предполагал. Дорогое – это еще и не очень плохое. Осматривал меня молодой врач, который сказал, что советует мне только подлечить зубы и тотально пока не вмешиваться, «зубки», как говорил он, могут шататься, но они пока держатся, а что будет дальше, никто не знает. Поступил в высшей степени порядочно. Я хотел было поставить здесь же пломбу, но каждая пломба в этом храме хирургических перчаток стоит 5 с лишним тысяч рублей. Это почти моя бюджетная месячная зарплата. Буду, наверное, ждать возвращения Эллы Ивановны.
3 июля, пятница. Утром все же выполнил свой старый, тянувший меня долг. В свое время, незадолго до смерти В. С., я очень радовался, когда ей выписали большую партию бесплатного рекармона, и привез его домой. Эти пачки, каждая стоимостью чуть ли не по шесть тысяч, заняли у меня треть холодильника. Первое время после смерти В. С. я ничего не хотел касаться, но тогда же решил, что лекарства надо бы отвезти в больницу. А потом все затянулось в трясину неотложных обязательств.
