Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 3
Председатель. — Во всяком случае, он писал и писал так, чтобы вы понимали. Какое вам дело до того, сколько времени Протопопов должен пробыть в ставке?
Вырубова. — Никакого дела.
Председатель. — Почему вам пишет этот Распутин, который тоже, по вашим словам, не имел отношения к политическим делам?
Вырубова. — Он очень хорошо относился к Протопопову.
Председатель. — Вы знаете, что он через вас его в министры поставил?
Вырубова. — Это, кажется, не через меня. Им очень увлекались. Протопопов, когда приехал из-за границы, хорошее впечатление произвел.
Председатель. — На кого?
Вырубова. — На бывшего императора.
Председатель. — И на вас, и на Александру Федоровну?
Вырубова. — Александра Федоровна его совсем не знала. А он ездил в ставку после заграницы; и тогда уже государь решил, что он будет одним из министров.
Председатель. — А вы какое принимали участие?
Вырубова. — Никакого. Я его тогда не знала… Вероятно, Распутин никому другому больше не мог телеграфировать, не хотел, только мне.
Председатель. — Значит, он телеграфировал вам, вместо Александры Федоровны?
Вырубова. — Да.
Председатель. — А она интересовалась какими-нибудь политическими вопросами: сменой министров, уходом министров?
Вырубова. — Она — совсем нет.
Председатель. — Почему же люди, не имеющие никакого отношения к политике, интересующиеся только молитвой и постом, находятся друг с другом в переписке политического содержания?
Вырубова. — Я говорю, что он очень хорошо относился к Протопопову; хотел ему хорошо сделать.
Председатель. — Через вас и Александру Федоровну?
Вырубова. — Через меня, главным образом, потому что — к кому же он будет телеграфировать?
Председатель. — Значит, вы интересовались этим вопросом?
Вырубова. — Я говорю, что я не интересовалась; но ко мне все лезли со всякими вопросами; это — да.
Председатель. — Ну лезли, скажем, день, месяц, год; но тут, лезли много лет подряд.
Вырубова. — Ужас что такое! Я говорю у меня вечно не было покоя от людей!
Председатель. — И вы передавали все эти бумаги и письма?
Вырубова. — Обыкновенно нет. Что я могла, — какое-нибудь прошение несчастных…
Председатель. — Это дело вашей совести. Если бы вы интересовались только благотворительностью, мы бы вас не допрашивали. Комиссию интересует вопрос о той государственной роли, которую вы играли, и о том вреде, который вы, благодаря Распутину, принесли стране своим политическим влиянием.
Вырубова. — Тысячи людей меня просили, я думаю, вы массу нашли телеграмм и писем.
Председатель. — Вы знаете, что телеграммы относятся как раз к тому времени, когда Государственная Дума была в борьбе с Протопоповым и требовала его смещения? А Распутин в этих телеграммах на ваше имя настаивает на том, чтобы вы и Александра Федоровна поддержали Протопопова.
Вырубова. — Я знаю. Вы думаете, просили только о нем одном?
Председатель. — Но это — не просьба о детях, которых нужно накормить, не просьба о вдове, которой нужно дать пенсию; это просьба содействовать утверждению власти министра, неугодного народному представительству.
Вырубова. — Что же я могла сделать? Он меня просил. Я не все передавала. Так и лежало.
Председатель. — Значит, вы не исполняли?
Вырубова. — Не могла исполнить. Меня не слушали, во всяком случае; иначе бы я здесь не была. Вы не можете себе представить, как меня люди просили!
Председатель. — Мы спрашиваем вас ради выяснения истины, которая нужна для народа. Разве при таких серьезных обстоятельствах ваша совесть не велит вам сказать правду?
Вырубова. — Я понимаю. Это правда. Я все время телеграммы получала, но какое действие они имели…
Председатель. — Вы не только получали телеграммы; нам известно, что вы делали по этим письмам и телеграммам.
Вырубова. — Я их передавала.
Председатель. — Теперь выходит, что вы их передавали.
Вырубова. — Все, что я получала, я передавала. Но эти телеграммы насчет Калинина я получила почему-то в Царском Селе, их в ставку не пустили.
Председатель. — Перейдем к письмам: «Многоуважаемая Анна Александровна. Все, что нужно было сообщить вам, многоуважаемая Анна Александровна, и ее величеству государыне императрице по трем вопросам, я вчера поздно вечером сообщил дорогому нашему Григорию Ефимовичу. По этим вопросам он также говорил и очень хорошо понимает значение серьезного их разъяснения. Разрешение этих трех вопросов в желательном направлении принесет, несомненно, спокойствие при дворе и в стране. Разрешить их надлежит задолго до созыва Государственной Думы, иначе она распространяет слухи, что все делается в России под давлением членов Государственной Думы и особенно председателя. Такое самомнение Думы я нахожу излишним в самодержавном государстве… В этом же духе я пишу ее величеству, так как ее просил принять меня и выслушать — теперь этого не нужно, ибо вы всегда можете видеть Григория Ефимовича, узнать от него и доложить ее величеству, если это найдете важным». Вы помните это письмо?
Вырубова. — Откуда это письмо? У меня этого письма нет.
Председатель. — Вы его уничтожили, но Бадмаев, который писал его вам, не уничтожил черновика. Итак, вы докладывали ее величеству по вопросам политической важности. «Глубоко благодарен вам и Григорию Ефимовичу за Павла Григорьевича, которого дорогой наш государь принял ласково и выслушал». Вы знаете, кто это — Павел Григорьевич?
Вырубова. — Нет.
Председатель. — Курлов.
Вырубова. — Препротивный человек, гадкий человек.
Председатель. — Может быть, он противный; тем не менее, вам благодарны, что Павла Григорьевича принял государь. Это письмо от 9 сентября 1916 года.
Вырубова. — Это Бадмаев пишет?
Председатель. — Да. «Ее превосходительству Анне Александровне Танеевой».
Вырубова. — Я не Танеева.
Председатель. — Ну, рожденная Танеева.
Вырубова. — Я такого письма никогда не получала. Это интересно. Во-первых, я Бадмаева видела только раз в жизни. Такой маленький старичок.
Председатель. — Вот документ, который вы получили. Какое вы имели отношение к тому, что Трепов, министр путей сообщения, «плохо ведет свое дело, нужно его заменить другим человеком?»
Вырубова. — Никакого решительно отношения.
Председатель. — Тем не менее, у вас найдена записка, которая посвящена именно этому вопросу.
Вырубова. — Я говорю, что мне со всех сторон писали и я все, что получала, передавала.
Председатель. — Значит, передавали механически?
Вырубова. — Механически.
Председатель. — Вы знаете дело Манасевича-Мануйлова, который совершил преступление?
Вырубова. — Отчаянный, гадкий человек.
Председатель. — Но вы принимали участие в том, чтобы его не судили?
Вырубова. — Меня так просила какая-то дама, кажется, жена его. Валялась в ногах. Она подала какое-то прошение, я передала, больше ничего.
Председатель. — Вы знаете, что это прошение имело успех?
Вырубова. — Его, кажется, осудили?
Председатель. — Его судили и осудили, но, после того, как вы передали прошение, министр юстиции получил шифрованную телеграмму за подписью бывшего императора о том, чтобы этого человека не судили.
Вырубова. — Я помню, может быть, за месяц до того, как меня взяли, приходила женщина и валялась у меня в ногах.
Председатель. — А того, что она приходила раньше, вы не помните?
Вырубова. — Во всяком случае, это было не через меня.
Председатель. — А зачем вам нужно было хлопотать против какого-то архиерея, когда митрополит Питирим послал вам выдержку из газеты, направленную против него?
Вырубова. — Я вам говорю, мне вся Россия присылала всякие записки. Это, вероятно, осталось у меня?
Председатель. — Нет, у вас не осталось. Получив от Питирима эту вырезку, вы написали письмо В. Н. Воейкову: «Посылаю вам, милый Владимир Николаевич, послужной список епископа от митрополита и вырезку из газеты. Сердечный привет».
