Беседы о важном - Алина Менькова
«Мама хотела, чтобы я пошла в полицию. Но я не захотела обострять ситуацию. Мазала синяки левомиколем и ревела при каждом воспоминании. Особенно тяжело было прощаться с ним, как с любовником. Почему-то такие мужчины оказываются просто невероятно хороши в постели. Это не одна я так говорю. Он ещё пытался звонить, но родители запретили ему это делать, припугнули полицией. Вскоре и звонки прекратились. Собственно, на этом наша история и закончилась. Я не видела его уже много лет. Честно, было очень тяжело первое время. Настолько в замкнутом пространстве я жила. Мне казалось, что я сама виновата. Потом я долго не могла завести отношений. Всё боялась, что снова всё повторится. От каждого звонка в дверь я вздрагивала. А ночью снились его злые глаза и кулак, которым он замахивается… Многое вытесняется из памяти. Всё прошло, да и хорошо, что так кончилось, иначе не встретила бы своего мужа, с которым сейчас по-настоящему счастлива. Теперь я сюда иногда прихожу, помогаю девчонкам. Объясняю им, что не они виноваты в том, что с ними случилось… что оправдания насилию нет. Нет и все».
Та девушка, что все это время отстраненно смотрела в телефон, присоединилась к нашей беседе, засучила рукава кофты, придвинулась к нам и почему-то стала шептать:
«Если тебя бьет муж, как было в моем случае, то полиция неохотно в это лезет. То есть если сожитель или любовник – то это чужой человек и в этом, мол, может скрываться угроза. А, если, муж – одна семья, одна сатана. Такая логика у них. Милые бранятся, только тешатся. Добрый мир лучше худой ссоры… Тут можно миллион привести поговорок. Девочка тут рассказывала, как ей полицейский вообще процитировал «Домострой», где написано, что женщину надо иногда бить, воспитывать. Так вот, однажды на мой вызов ехали целый час… когда они приехали, наконец, муж уже успел замести все следы нашего скандала – убрал все вещи, что раскидал, вытер кровь с кухонного пола. Это была моя разбитая губа. В общем, вышел, встретил их, прямо примерный семьянин. Сказал, что никто не ругался, что я впечатлительная, преувеличила все. А я сидела тихонько в детской около спящего сына, боялась выйти – муж меня запугал, когда услышал, что я вызвала полицию. Я с полицейскими через приоткрытую дверь разговаривала. Они составили протокол. Все это было названо административным нарушением. Потом муж заплатил штраф 500 рублей и все повторилось. На четвертый раз ушла с диагнозом – сотрясение мозга. Почему я не ушла раньше? Потому что думала, что этого не будет больше. Оправдывала, что у мужа тяжелое время. Его как раз тогда с работы уволили. Они все – отличные манипуляторы и хорошие притворщики. Мы когда здесь друг другу о бывших рассказываем, складывается такое ощущение, что это все один и тот же человек….»
О буднях городского наркодиспансера.
Когда А.Я. пришла работать в наркодиспансер 4 года назад, ее предупредили сразу – работа не из легких, многого насмотришься.
«Но я была готова морально. После работы в морге меня уже ничего не страшило!», – вспоминает саркастично А.Я.
Со смертью ей пришлось столкнуться и в стенах наркодиспансера. Бывает, что люди умирают и тут – от передозировки наркотиков происходит остановка сердца, отек легких. Увы, для наркомана и алкоголика смерть – вполне закономерный исход событий.
А.Я. рассказывает, что все же одна вещь и после морга смогла ее напугать.
«Взрослых алкашей на улице мы видим часто, у мусорных баков, в переходах… но когда перед тобой стоит ребенок, который только окончил начальную школу, а у него в глазах пустота, под ними мешки с кулак, руки трясутся, а от свитера воротит спиртом. Зрелище то еще. Был у нас такой 11-летний мальчик – доставили с ужасным отравлением. Он пил с шести лет. Вы можете себе представить, мальчика с бутылкой в дошкольном возрасте? Когда его мама писала заявление – хотела его забрать «долечить» дома, то сделала ошибки в отчестве ребенка. Это не удивительно. В селах люди безграмотные, безработные, и от того пьющие. Ну, и выглядела она тоже, мягко говоря, неприятно, не сияла красотой и молодостью – у нормальных родителей ребенок не будет пить водку с малых лет».
Станицы нашего края очень страдают – уверена А.Я. Там людям абсолютно нечем заниматься. Работы нет, культурно-массовых мероприятий нет. Девочки познают все прелести взрослой жизни лет с 11-ти, а 12 уже беременеют «по пьянке».
«Моя знакомая, которая раньше жила в станице, говорила о том, что в каждой семье скандалы, ссоры как раз по одной причине – потому, что ни на что не хватает средств. Мало сильных мужчин, которые готовы бороться, искать работу, выкручиваться, большинство просто спивается».
А.Я. за время работы работники наркодиспансера становятся циниками, как и врачи – и уже ничему не удивляются.
«Когда я сюда пришла, мне сказали – относись ко всему проще, люди здесь просто больные. Первое время мне было неприятно, что меня обзывали пациенты – просто так, ни за что могли наорать матом. Потом я просто перестала реагировать. Сегодня ты им лучший друг, завтра – враг».
Когда полиция или скорая привозит в учреждение человека с наркотическим или алкогольным опьянением, А.Я. его оформляет. Когда пациента выписывают, составляет выписной эпикриз. Дальше он наблюдается в филиале наркодиспансера по своему месту жительства.
«Самого процесса лечения я не вижу. Но вижу, что происходит в коридорах. Одна девушка «под спайсом» у нас решила потанцевать – выбежала обнаженная в холл и стала изображать цыганочку. Почему изображать? Потому что то, что она показывала, мало походило на классический танец – о том, что это цыганочка, нам любезно сообщила сама танцовщица».
А.Я. говорит, что та девушка имела хорошую работу, высшее образование. На самом деле в наркодиспансер может попасть каждый – от бомжа до депутата.
«Только если социально незащищенные люди находятся на хозрасчете, то последние лечатся за отдельную плату и конечно, анонимно. Их палаты находятся на одном этаже с обычными пациентами, но мы их называем в шутку VIP-палаты, так как там особое обслуживание, свое лечение. И, конечно, потом их не оставят на учет, как простых пациентов. Они также могут водить автомобиль, права у них не забирают».
Те, люди, которые лечатся в диспансере «без особых условий» даже после окончания лечения стоят на учете и в течение пяти лет после выписки не могут водить автомобиль. Постоянно должны проверяться у психиатра и нарколога. Порой в диспансер доставляют людей, случайно отравившихся алкоголем, но таких –
