Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №9 за 2005 год

Усталые после служебного дня люди в скучных деловых костюмах начинают приплясывать при первых тактах легкомысленной мелодии, доносящейся из культового варьете «Лидо», которое в классических театральных традициях зажигает огни уже совсем поздно, к ночи. Идейные порицатели блокбастеров на Полях нисходят до их просмотра, но только здесь, в кинотеатрах «первого экрана», где часто проходят «первые премьеры»: «Гомон-Колизей», «Елисейские Поля», «Нормандия», «Парамаунт Меркюри». Длиннейшие «ке», то есть «хвосты», «очереди» перед кассами кинотеатров, – еще одна отличительная примета Полей. Ну а после (или перед – в зависимости от сеанса) кино – еда. Никаких пирожков на бегу, что было бы естественно для другого суматошного ультрасовременного проспекта. Мы – во Франции, а она, по выражению Дюма, «продала дьяволу половину души за свою кухню». Елисейские Поля продали больше половины.

Здешние рестораны, правда, подрастеряли репутацию действующих музеев. В «Ледуайен», недалеко от нынешнего Пти Пале, еще в позапрошлом веке ходили есть перепелов, подстреленных в Булонском лесу. Теперь же перепелов можно заказать практически всюду, а в лесу они как раз вряд ли сохранились. И Хемингуэй, наверное, не пошел бы писать «Фиесту» в «Фуке», который попрежнему открыт на углу Полей и проспекта Георга V. Теперь он показался бы ему слишком «глянцевым» и буржуазным. Любой богатый гурман оценит замечательное искусство здешних поваров, а любитель светской хроники рискует уйти разочарованным – хотя путеводители рекламируют это заведение как любимое место звезд театра, кино и эстрады, на самом деле они давно перестали здесь бывать.

У менее состоятельных парижан, особенно молодых, устойчивой популярностью пользуется просторная «Пицца-Пино» на углу с авеню Мариньян. Отечественным туристам она тоже хорошо известна, и даже не только современным, но и тем счастливчикам, которые какимто образом добирались до Парижа при советской власти: в соседнем подъезде уже много лет назад обосновалось представительство «Аэрофлота».

Я помню, как в те приснопамятные времена «Пицца-Пино» часто попадала в кадры телевизионных новостей – всякий раз, когда наша авиакомпания подвергалась нападению «антикоммунистически настроенных хулиганов». Однако невзирая на ностальгические чувства бросаться в этот популярный ресторан я бы не советовал. Времена особой его дешевизны прошли, кормят не так вкусно, а главное – очень «космополитично».

Кстати, мсье Прево и мсье Топэн обучили меня маленькой хитрости: как найти на Полях истинно хорошее заведение по карману, если даже ты не знаешь VIII округ Парижа как свои пять пальцев. Надо просто внимательно вглядываться в объявления, расклеенные на переносных афишах-раскладушках. На третьей-четвертой из них обязательно найдешь нужный «указатель». Дело в том, что за фасадами «первой линии» проспекта, во двориках вполне «офисных» на вид домов и «во чреве» пассажей расположено немало кафе, которые всеми правдами и неправдами стараются привлечь публику.

Они вылавливают свою клиентуру из пестрой елисейской толпы при помощи всяких хитроумных предложений вроде «съешь столько карпаччо, сколько осилишь, по цене одной порции». Если кто не знает, речь идет о сыром, тонко нарезанном и отбитом мясе с изумительными французскими соусами. Знали бы они, сколько его осилит русский желудок, истощенный дневным пребыванием на Елисейских Полях! Хорошо, что я приглядел себе «правильную» афишку еще утром, когда мы только вступали в «рай» со стороны площади Согласия.

Если площадь Звезды и ее Вечный огонь автоматически вызывают ассоциации с чем-то законченным, утвердившимся, постоянным, то на противоположном конце Полей по сей день проступает образ бурного потока, пенящегося на порогах истории.

– Да-да, так и задумано. Вы же видите – пространство открыто всем ветрам, – с энтузиазмом согласились мои гиды-архитекторы.

Их коллега Жак-Анж Габриэль проявил в свое время творческую смелость: впервые в европейской истории создал просторную площадь, ограниченную зданиями (двумя дворцами, симметрично обрамляющими Королевскую улицу) только с северной стороны. А с трех других она «летит» свободно: к востоку, навстречу зелени Тюильрийского сада, на юг, к серым водам Сены, и в западном направлении, где ее венчает пестрый от загорающих на газоне парочек парк Елисейских Полей. Ну и в небеса, куда она устремлена покрытым «загадочными» письменами шпилем Египетского обелиска.

Последней детали архитектор Габриэль, впрочем, не мог предвидеть, поскольку в момент создания площади на ней собирались водрузить конную статую Людовика XV, что и было исполнено в 1763 году скульптором Бушардоном. В честь того же эгоистичного короля, бросившего грядущим поколениям фразу «После нас – хоть потоп», градостроительный шедевр получил и свое первое название.

«Потоп» случился раньше, чем многими ожидалось, – 25 лет спустя. Площадь стала Революционной. Бронзовый монарх пал, а вскоре за ним последовали и живые. Именно здесь в январе 1793 года установили страшное изобретение доктора Гильотена, и кого только оно через себя не пропустило. За Людовиком XVI последовала его блистательная супруга Мария-Антуанетта. Затем – защитники старого порядка: постаревшая фаворитка дю Барри, бесстрашная убийца Марата Шарлотта Корде. Еще позже – поборники нового порядка, принесенные в жертву революционному террору: Сен-Жюст и Дантон. И наконец, «главный террорист» – Робеспьер.

Всего за один год – 1 343 публичные казни, которые поначалу пользовались шумным успехом: на Елисейских Полях дети и молодежь облепляли кроны всех деревьев. Но со временем город ужаснулся и притих, как после Варфоломеевской ночи. Призадумался. И когда все кончилось (уже в «вегетарианское» правление Директории), почел за благо смыть с площади кровавый след, реабилитировав ее именем «Конкорд» – «Согласие».

Позднейшим же властителям Франции хватило ума больше не «вовлекать» площадь в исторические эксперименты с сомнительным исходом. Окончательно традицию закрепил король Луи-Филипп, поручив своему весьма изобретательному архитектору немцу Якобу Хитторфу украсить пространство к западу от сада Тюильри «вневременными» монументами: тем самым обелиском – подарком паши египетского Мухаммеда Али, двумя фонтанами, похожими на те, что бьют на римской площади Святого Петра, и по периметру– аллегорическими скульптурами главных французских городов: Бреста, Руана, Лилля, Страсбурга, Лиона, Марселя, Бордо и Нанта. Что может быть аполитичнее?..

Не успел энергичный Хитторф закончить свою «миротворческую» деятельность на площади Согласия, как его тут же перебросили дальше, на Поля.

Начиная с 1838 года он занят их капитальным переустройством. В «нижней», ближней к пляс де ля Конкорд, части интенсивно настилаются новые тротуары. Разбиваются аллеи и фонтаны. Загораются вечерними газовыми фонарями (редкими в те времена даже для Парижа) увеселительные заведения: цирк, несколько круглых панорам и четыре павильона – уже упоминавшийся «Ледуайен», «Л`Орлож», «Л`Альказар д`этэ» и «Лез Амбассадер», в новую эпоху преобразовавшиеся в ресторан, театр и кабаре соответственно.

1839 год. Еще один Панорамный павильон открывается выставкой бывшего наполеоновского офицера Шарля Ланглуа, и это дает новый толчок превращению Елисейской магистрали в ультрамодное место. На новом гребне бонапартизма в городе считается неприличным не увидеть картины «Пожар Москвы 1812 года»…

Забавно, кстати, проследить за дальнейшей игрой парижских архитектурных «капризов»: поистине только во французской столице понятие моды так важно, что оно, как джинн из восточной сказки, может обрушивать и возводить дома. Миновал воинственный пыл середины XIX века, отшумела Франко-прусская война – и настала «belle epoque», прекрасная эпоха, когда людям показалось: больших общественных несчастий больше не случится… Тогда Панораму перестраивают и перепрофилируют: теперь перед нами закрытый каток Ледового дворца. Когда сгущаются первые сумерки, внутри оживляется движение. Пары развлекаются тем, что вычерчивают коньками на зеркальной поверхности собственные инициалы под музыку Оффенбаха.

А вот наши дни. На месте Ледового дворца – театр «Рон-Пуэн» (так же называется и маленький круглый «пятачок» посреди Елисейских Полей). Здесь читает лекции русский режиссер-интеллектуал Анатолий Васильев. Пожилая, но не сдающаяся Клаудиа Кардинале выходит на сцену в «легкомысленной» итальянской антрепризе. Японец – генеральный директор ЮНЕСКО, громовым голосом призывает мировую общественность к защите французской журналистки, попавшей в плен к иракским террористам. И все это вызывает бурный интерес общественности Елисейских Полей. Пульс тысячелетия – тоже парижская мода.