Александр Нефедкин - Военное дело чукчей (середина XVII—начало XX в.)
Социальная и военная организация оседлых чукчей и азиатских эскимосов. В каждом селении было несколько жилищ, в среднем 2―3 или 6―7 (Григорьев 1876: 571). В сказках, например, отмечается, что в поселке было пять жилищ, в которых жили братья с семьями (Меновщиков 1988. № 32: 65; № 88: 196; ср.: № 89: 198). Возможно, у приморских жителей существовал и мужской дом (чукотское — к'легран), аналогичный кажиму аляскинских эскимосов, в котором проходила общественная жизнь, однако со временем он превратился в зимнее жилище нескольких родственных семей (Вдовин 1950: 97; 1965: 46―47; Леонтьев 1975: 83―86; 1973: 90―94; ср.: Богораз 1939: 84―85; Hughes 1984: 244; 1984а: 251). Древние зимние жилища — большие полуземлянки с каркасом из китовых костей — устраивались на косогоре, на склонах прибрежных сопок, обычно у галечной косы (Меновщиков 1987. № 24: 163; 1988. № 120: 280; ср.: Арутюнов, Крупник, Членов 1982: 47) или возвышенности (Мерк 1978: 106). В зимней полуземлянке могло жить пять семей (Меновщиков 1988. № 120: 280), в среднем же в ней находилось от трех до десяти семей (Иванов 1989: 72; ср.: Георги 1777: 82)[8]. Рядом с полуземлянкой устанавливались летние жилища, количество которых соответствовало числу семей в зимнем. Уже в первой половине XIX в. от полуземлянок отказались (Богораз 1909: 180; Леонтьев 1975: 87). Население стало жить в зимних ярангах с пологом, заимствованных у чукчей и модифицированных. Когда сходил снег, зимние жилища разбирали и обитатели переезжали в летние яранги в форме неправильной коробки, состоящие из каркаса, обтянутого кожей. Тут они оставались до первых морозов (Богораз 1991: 114; Меновщиков 1959: 37―41; 1977: 25 (о Сирениках)).
В XIX в. эскимосское население на материке делилось по языковому и территориальному признаку на пять племен, которые, в свою очередь, делились на роды (кланы) (Крупник, Членов 1979; Членов 1988: 65―69). Семьи, произошедшие от общего предка, объединялись в род, который имел свои праздники, территорию, кладбище и старейшину (нуналихтак), выполняющего представительские, судейские и культовые функции. Должность старейшины была наследственной и передавалась от отца к сыну (Файнберг 1964: 167―168; Арутюнов, Сергеев 1975: 109; Теин 1975: 88; Крупник 2000: 38, 71). В одном селении в зависимости от его величины жили несколько или даже один род. Оседлые же чукчи жили большими патрилокальными семьями (Burch 1998: 36). Основной хозяйственной ячейкой оседлого общества чукчей и эскимосов была промысловая артель, которая обычно состояла из восьми человек, — именно столько человек включал экипаж обычной промысловой байдары: на носу находился гарпунщик, на корме сидел с рулевым веслом хозяин байдары, а в середине — три пары гребцов. Обычно такую артель составляли родичи, но если один род не мог укомплектовать экипаж, тогда к нему присоединялись неродственники. Если же родичи были многочисленны, то они владели несколькими промысловыми байдарами (Тан-Богораз 1930: 70; Меновщиков 1962; Сергеев 1962).
В селении наибольшим влиянием пользовался старшина (умилык) — самый сильный мужчина, им мог стать и тот, кто победил своего предшественника силой (Олсуфьев 1896: 109). Старшина мог требовать у односельчан часть добычи, которую, боясь его, жители отдавали (Тан-Богораз 1930: 73; Козлов 1956: 145―146; Меновщиков 1980: 221; 1988. № 131: 313; Бахтин 2000: 343). Если требования старшины не исполняли, то он мог вызвать непокорного на поединок (Меновщиков 1974. № 30: 135) и на «законных основаниях» убить его. На войне же ополчением мог руководить опытный старичок, а не самый сильный воин (Богораз 1934: 175; Меновщиков 1988. № 129: 308). Впрочем, военным предводителем и старшиной могло быть одно и то же лицо (Меновщиков 1985. № 127: 307―310; 1987. № 31: 214; Дьячков 1893: 53). Однако важные вопросы решали старики, совещавшиеся с предводителем (Богораз 1934: 175). Инициатива сбора совета для заключения мира могла принадлежать умилыку селения, который и вносил свое предложение о мире на собрании всех мужчин (Меновщиков 1985. № 127: 308; 1988. № 129: 308). Ратифицировал же мирный договор совет стариков (Меновщиков 1988. № 129: 309; ср.: Загоскин 1956: 84 (аляскинские эскимосы); Галкин 1929: 72; Богораз 1934: 175), тут же обсуждался план действий (Меновщиков 1974. № 19: 107; 1985. № 56: 127). Если войско состояло из ополчений нескольких поселений, то военный совет состоял из предводителей отрядов поселков (Сергеева 1962: 84—5).
Система командования. К. Мерк (1978: 120) так рассказывает об организации чукчами похода: «При предприятиях подобного рода чукчи выбирают себе предводителя, что в других случаях редко имеет место. Когда они приближаются к чужой земле, то оставляют позади женщин и юрты, а их предводитель советуется с более опытными стариками. Возраст при таких предприятиях имеет преимущество, а все остальные молчат≫ (ср.: Богораз 1900. № 130: 334; Антропова 1957: 160; Вдовин 1987: 105). По сведениям В. Г. Богораза, в походном совете участвовали и женщины, хотя в общем действовало общее правило, выраженное чукотской поговоркой: «Раз ты женщина, то молчи≫ (Тан-Богораз 1979: 81; ср.: Богораз 1934: 98; Леонтьев 1965: 260). Как видим, на советах особым влиянием пользовались старейшие и более опытные члены семьи. Общественное мнение выразил оленевод в чукотском героическом сказании: «Стариков всегда надо слушать, не спорить с ними. Они лучше всех все знают» (Лебедев, Симченко 1983: 132; ср.: Богораз 1900. № 130: 334). Именно состоятельные старики имели решающее влияние на решение народного собрания. Старики нескольких родственных стойбищ, участвующих в мероприятии, проводили общее совещание, где решали политические вопросы. В процессе такого собрания могли возникать различные мнения, которые не решались большинством голосов, а несогласная часть действовала по-своему (Вдовин 1948: 69; 1987: 105).
Для похода чукчи избирали военного предводителя, эта должность обычно совпадала со статусом «хозяина стойбища» (Врангель 1948: 180; Дьячков 1893: 53; Бабошина 1958. № 103: 248―251), но это условие не было обязательным. Г. Майдель (1894: 466) отмечал, что чукчи меняли предводителей в каждом походе. Часто это был наиболее умелый и сильный воин, который мог своей храбростью показать пример соплеменникам.
Внешняя опасность со стороны нового врага оказывает большое влияние на социум, заставляя его сплотиться, забыть старые обиды и даже наладить взаимоотношения со своими врагами, которые были хорошо известны и было ясно, чего от них можно ожидать. Чукчи здесь не были исключением. С начала XVIII в. российские власти стали направлять на них большие по восточносибирским масштабам экспедиционные отряды, и им приходилось объединяться для отпора врагу. Для войны требовалось единоначалие, в противном случае она обрекалась на неудачу. Поскольку плотность населения была невелика, то складываются несколько территориальных объединений, взаимодействующих между собой. Так, в 1740 г. на Анадырь для переговоров с русскими прибыло 12 тойонов (Вдовин 1948: 68; 1950: 91). По российским документам нам, в частности, известны «главный тойон Северо-Восточного моря» Наихйе — постоянный полководец чукчей в войнах этой эпохи; тойон «Чукотского Носа» Кею, «Восточного моря» Хыпае и другие (Вдовин 1948: 68; 1950: 91, 96; 1965: 86; 1970: 22). Они были главами территориальных объединений чукчей и эскимосов и в то же время предводителями своих семейных общин. Так, в 1741 г. для промысла оленей к урочищу Чекаево (р. Красная) тойон Елтувье прибыл на 10 байдарах, а тойон Апавко с родственниками — на 20; в 1749 г. тот же Кею пошел в поход под Анадырск всего с тремя байдарами и несколькими «ветошниками» (Вдовин 1948: 68; 1950: 91; 1965: 85). Власть этих тойонов становилась наследственной, известны случаи передачи власти от дяди к племяннику, а не сыну (Крузенштерн 1950: 173; Любовь… 1811: 22; Вдовин 1965: 86). Вследствие распыленности населения создание единого племенного союза заняло бы много времени, однако прекращение крупных войн в последней четверти XVIII в., появление крупнотабунного оленеводства, требующего больших по площади пастбищ, и дальнейшее рассредоточение этноса способствовали закату системы тойоната, которая номинально оставалась в конце XIX в. у «носовых» чукчей (Олсуфьев 1896: 109; ср.: Гондатти 1897: 169).
В. Г. Богораз (1919: 56; 1934: XVIII―XIX; 168) отмечает наличие в чукотских сказаниях богатыря-предводителя с прозвищем Лявтылывалына ('Кивающий головой'), которое считается названием для военачальника (pro: Гурвич 1966: 53; Диков 1993: 174). В. Г. Богораз объясняет это название тем, что Лявтылывалын отдавал приказы кивком головы. Однако это — реконструкция самого исследователя, тогда как чукчи объясняли данное прозвище привычкой героя кивать головой во время езды на оленях. Скорее всего, это такой же герой сказаний, как и Аттымлу ('Костяное лицо'), а не какой-то особый титул военачальника, то есть он — просто определенный военный предводитель (Богораз 1900. № 130: 334; 1934: 169; Меновщиков 1974. № 88: 310―312). Тем более что и сам В. Г. Богораз (1934: XIX) отмечает: «Кивающий Головой все же описан не начальником, а сильным воином», а некоторые чукчи в конце XIX в. считали его своим предком (Богораз 1899: 350). Вместе с тем, у него был помощник — «птичка, находящаяся под мышками». Однако и это — не какой-то специальный адъютант, а воин, вызвавшийся помогать предводителю (Богораз 1901. № 132: 337). Функция его, по чукотскому фольклору, неясна, но, возможно, он исполнял обязанности оруженосца, подносившего, в частности, стрелы при осаде, а возможно, и прикрывавшего вождя. Следовательно, в эпоху постоянных войн второй половины XVII―XVIII в. стали складываться определенные военные структуры, которые, впрочем, не получили дальнейшего развития из-за прекращения крупномасштабных столкновений.
