Николай Стариков - Процесс антисоветского троцкистского центра (23-30 января 1937 года)
Я считаю, что все эти обстоятельства позволяют утверждать, что в нашем настоящем судебном процессе, если есть недостаток, то недостаток не в том, что обвиняемые сказали здесь все, что они сделали, а что обвиняемые все-таки до конца не рассказали всего того, что они сделали, что они совершили против Советского государства.
Но мы имеем, товарищи судьи, такой пример и в прошедших процессах, – и я прошу вас иметь это в виду и при окончательной оценке тех последних слов, которые пройдут перед вами через несколько часов. Я напомню вам о том, как, скажем, по делу объединенного троцкистско-зиновьевского центра некоторые обвиняемые клялись вот здесь, на этих же самых скамьях в своих последних словах, – одни прося, другие не прося пощады, – что они говорят всю правду, что они сказали все, что у них за душой ничего не осталось против рабочего класса, против нашего народа, против на ей страны. А потом, когда стали распутывать все дальше и дальше эти отвратительные клубки чудовищных, совершенных ими преступлений, – мы на каждом шагу обнаруживали ложь и обман этих людей, уже одной ногой стоявших в могиле.
Если можно сказать о недостатках данного процесса, то этот недостаток я вижу только в одном: я убежден, что обвиняемые не сказали и половины всей той правды, которая составляет кошмарную повесть их страшных злодеяний против нашей страны, против нашей великой родины!
Я обвиняю сидящих здесь перед нами людей в том, что в 1933 году по указанию Троцкого был организован под названием «параллельный» центр в составе обвиняемых по настоящему делу Пятакова, Радека, Сокольникова и Серебрякова, в действительности представлявший собой действующий активный троцкистский центр, что этот центр по поручению Троцкого, через обвиняемых Сокольникова и Радека, вступил в сношение с представителями некоторых иностранных государств в целях организации совместной борьбы с Советским Союзом, причем центр обязался, в случае прихода своего к власти, предоставить этим государствам ряд политических и экономических льгот и территориальных уступок; что этот центр через своих членов и других членов преступной троцкистской организации занимался шпионажем в пользу этих государств, снабжая иностранные разведки важнейшими, секретнейшими, имеющими огромное государственное значение материалами; что в целях подрыва хозяйственной мощи и обороноспособности нашей страны этот центр и его сообщники организовали и провели ряд диверсионных и вредительских актов, повлекших за собой человеческие жертвы, причинивших значительный ущерб нашему Советскому государству.
В этом я обвиняю членов «параллельного» антисоветского троцкистского центра – Пятакова, Радека, Сокольникова и Серебрякова, – т. е. в преступлениях, предусмотренных статьями УК РСФСР: 581а – измена родине, 586 – шпионаж, 588 – террор, 589 —диверсия, 5811 – образование тайных преступных организаций.
Я обвиняю всех остальных подсудимых: Лившица, Муралова Н., Дробниса, Богуславского, Князева, Ратайчака, Норкина, Шестова, Строилова, Турока, Граше, Пушина и Арнольда в том, что они повинны в тех же самых преступлениях, как члены этой организации, несущие полную и солидарную ответственность за эти преступления, вне зависимости от индивидуального отличия их преступной деятельности, которая характеризует преступления каждого из них, т. е. в преступлениях, предусмотренных теми же статьями Уголовного кодекса.
Основное обвинение, товарищи судьи, которое в этом процессе предъявляется, – это измена родине. Измена родине карается ст. 581а Уголовного кодекса РСФСР. Она говорит об измене родине, как о действиях, которые совершены в ущерб военной мощи Союза, его государственной независимости, его территориальной неприкосновенности, как шпионаж, выдача военных и государственных тайн, переход на сторону врага. Все эти элементы, кроме последнего, – бегство за границу, – мы имеем здесь налицо. Закон возлагает на совершивших это тяжелое государственное преступление, которое наша великая Сталинская Конституция справедливо называет тягчайшим злодеянием, – тягчайшее наказание. Закон требует при доказанности вины преступников приговорить их к расстрелу, допуская смягчение этого наказания лишь при смягчающих обстоятельствах.
Вы должны будете, товарищи судьи, в совещательной комнате ответить на вопрос – есть ли у этих обвиняемых и у каждого из них в отдельности индивидуальные и конкретные обстоятельства, которые позволили бы вам смягчить угрожающее им по закону наказание? Я считаю, что таких смягчающих обстоятельств нет. Я обвиняю преданных суду по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса в полном объеме.
Я обвиняю не один! Рядом со мной, товарищи судьи, я чувствую, будто вот здесь стоят жертвы этих преступлений и этих преступников, на костылях, искалеченные, полуживые, а, может быть, вовсе без ног, как та стрелочница ст. Чусовская т. Наговицына, которая сегодня обратилась ко мне через «Правду» и которая в 20 лет потеряла обе ноги, предупреждая крушение, организованное вот этими людьми! Я не один! Я чувствую, что рядом со мной стоят вот здесь погибшие и искалеченные жертвы жутких преступлений, требующие от меня, как от государственного обвинителя, предъявлять обвинение в полном объеме.
Я не один! Пусть жертвы погребены, но они стоят здесь рядом со мною, указывая на эту скамью подсудимых, на вас, подсудимые, своими страшными руками, истлевшими в могилах, куда вы их отправили!..
Я обвиняю не один! Я обвиняю вместе со всем нашим народом, обвиняю тягчайших преступников, достойных одной только меры наказания – расстрела, смерти! (Долго не смолкающие аплодисменты всего зала).
– Председательствующий тов. Ульрих опрашивает каждого из подсудимых – Пятакова, Радека, Сокольникова, Серебрякова, Богуславского, Дробниса, Муралова, Норкина, Шестова, Ратайчака, Строилова, Лившица, Турока и Граше, имеющих право защитительной речи, – не желают ли они воспользоваться этим правом. Все перечисленные подсудимые от защитительной речи отказываются.
РЕЧЬ ЗАЩИТНИКА тов. И. Д. БРАУДЕ
Председательствующий: Слово имеет тов. Брауде, защитник подсудимого Князева.
Брауде: Товарищи судьи, я не буду скрывать от вас того, исключительно трудного, небывало тяжелого положения, в котором находится в этом деле защитник. Ведь защитник, товарищи судьи, прежде всего, – сын своей родины, он также гражданин великого Советского Союза, и чувства великого возмущения, гнева и ужаса, которые охватывают сейчас всю нашу страну от мала до велика, чувство, которое так ярко отобразил в своей речи прокурор, эти чувства не могут быть чужды и защитникам.
Но, товарищи судьи, волею советского закона, волею Сталинской Конституции, которая обеспечивает каждому обвиняемому, независимо от тяжести совершенного преступления, право на защиту, наш гражданский и профессиональный долг – помочь в осуществлении этого права тем обвиняемым, которые пожелали этим правом на защиту воспользоваться.
Я защищаю Князева, начальника дороги, который в угоду японской разведке пускал под откос поезда с рабочими и красноармейцами. Не скрою, что когда я читал материалы по делу, когда перелистывал документы, когда слушал показания Князева, мне чудился и грохот разрушающихся вагонов, и стоны умирающих и раненых красноармейцев. Тем не менее я был бы неправ, если бы сказал, что никаких оснований для его защиты нет.
– Тов. Брауде говорит, что основной виновник преступлений Князева – это тот, кто является творцом гнусного явления, называемого троцкизмом, тот, кто предает свою родину, организует террористические акты, тот, кто входит в контакт с иностранными шпионскими организациями, – презренный Троцкий. Князев совершал тягчайшие преступления. Он был непосредственным их исполнителем, но основным виновником все-таки является не он, несмотря на то, что эти преступления внешне как будто бы связаны главным образом с ним.
– Товарищ прокурор говорил здесь, что у троцкистской организации никогда не было, нет и не будет ни малейшей массовой базы. Это всегда были генералы без армии, это кучка заговорщиков. И потому они старались вовлекать людей в свои организации методами, которые определялись близостью и связанностью их с иностранными шпионскими организациями. Эти методы вербовки – шантаж, обман, вымогательство и запугивание. И именно такими методами был завербован в троцкистскую организацию и Князев.
У Князева нет опыта многолетней борьбы с партией, как у многих из обвиняемых, находящихся с ним на одной скамье подсудимых. Он, в сущности говоря, – молодой троцкист.
У Князева были известные сомнения в 1930 году. И нашелся человек, обвиняемый Турок, который в это время был связан с японской разведкой, который к этому времени был троцкистом. Турок пытался воспользоваться колебаниями и сомнениями Князева, чтобы вовлечь его в троцкистскую организацию.