Сергей Есин - Дневник. 2009 год.
По преимуществу это пограничное со смертью состояние – болезнь, старость, отчаяние, самоубийство. Мой призыв: со смертью в литературе поосторожнее.
После трех часов жизнь на участке сильно интенсифицировалась. Витя с Андрюшей и Володей принялись за облицовку дома. Я уже давно заметил, что ребята долго раскачиваются, но когда начинают, то работают тщательно и хорошо. Что касается Маши, то она еще утром выполола грядку с кабачками и выдернула сорняк отовсюду, где только можно. Меня всегда интересует не только сама работа профессионалов, но и как они делают. В данном случае, я любовался материалом и самим сайдингом и то, как его подгоняют в разные углы. Я мог бы заниматься этим все время, но и моя работа не ждала, тем более что меня страшили впереди еще две пьесы, от которых у меня при предварительном просмотре сводило скулы. А прочесть их будет надо, потому что, как я уже знал, Инна Люциановна, видимо, памятуя тот позор, который ей пришлось пережить на прошлой защите, собирается на этот раз не прийти. Она ссылается на какие-то неотложные дела в
ГИТИСе.
Слава Богу, на этот раз текст очередной работы был очень для меня интересный. Не точто диплом Надежды Карнишиной, опять лобановской ученицы, был для меня чем-то по проблеме особенно привлекателен, но зато сделано все по высшему классу. Умно, тактично, с выдумкой и, главное, с хорошим языком. В наше время добиться от кого-то плотного и захватывающего лексического строя почти невозможно, но интонация сейчас способна заменить многое.
Пять рассказов, перечисляю их все, чтобы не забыть самому: «Плохие хорошие дети» – брат и сестра у одинокой матери, где-то в маленьком городе. Вражда-любовь, сцена, когда девочка везет брата из парка, а тот лыка не вяжет. «Тонкие стены» – героиня, работающая с компьютером, слышит судьбы и истории в доме. Рассказ точно и определенно начинается. «День рождения» – девочка находит пачку денег, припрятанную родителями, и вдруг всеобщая любовь, все, оказывается, можно купить, включая подруг и даже друга подруги. «Василиса», об одинокой девушке-секретарше, ожидающей принца и нафантазировавшей себе свадьбу. «Круги на траве» – дети, ожидающие счастья, где опять выдуманный мир мешается с миром реальным.
У Карнишиной спокойная, объективистская манера, ей всегда есть что рассказать. В рассказах люди говорят и слушают, пьют чай, пиво, водку. Страшная фантасмагория нашей жизни. Все очень обыденное написано как увлекательное, а страшное – как вполне естественное. Мать смотрит на дочерей: «Она смотрит на них, как на змей сквозь стекло аквариума. И боится дотронуться». Образ бытового несчастья. Героини Карнишиной часто разговаривают сами с собой, иногда с котом, иногда с придуманным собеседником. Здесь много нафантазированных полетов, а когда герою или героине очень плохо, герой становится инопланетянином
Вечером разразилась страшная буря, к счастью, недолгая. Такого ветра я еще не видел, боялся, что снесет крышу, часа на два даже пропало электричество. Пока окончательно не потемнело, читал «Тарасу Бульбу» и все время восхищался, как это сделано. Думаю, Гоголь некоторые вещи писал без черновика. Вся наша компания во главе с Машкой, которая предварительно вымыла пол в даче, укатила в Ракитки, монтировать отопление на даче у С. П.
По телевизору в «Постскриптуме» у Пушкова был сюжет, связанный с русскими публицистами, «людьми, имеющими российский паспорт», которые начали некоторую компанию против идеи Барака Обамы о «перезагрузке». Возможно, они руководствуются и высшими соображениями, что хорошо, что США все время пристально смотрит на Россию, как на врага и хорошо бы такое положение оставить и в дальнейшем, но Пушков как-то очень ловко намекнул, что за всем этим лежит и свой расчет. Фонды, поездки за счет фондов, действие подобных, финансированных из-за рубежа фондов, в России. Да и какой смысл нагнетать, если можно обойтись и без этого? Всех фамилий я не уловил, но вроде бы компания началась со статьи Дмитрия Сидорова. Я помню этого молодого человека, кажется, окончившего Литературный институт. Сейчас он собкор какой-то либеральной газеты в Америке. В свое время он приходил ко мне в качестве корреспондента, когда сожгли мою квартиру. Внимательно выслушал все мои соображения, но ничего так и не написал, я тогда же понял, почему. Теперь у меня шкурный вопрос, не снимут ли в «Литгазете» статью приемного отца (Дима – сын Веры от ее первого мужа, кажется, он не вполне белый) Жени Сидорова о моей с Марком книге.
14 июня, воскресенье. Хмурое и холодное утро, печаль, темнота, у меня нечитанных две работы – пьесы, вспоминая предыдущие, меня берет оторопь. Подвигался немножко по двору, полил огурцы и что-то нежелающую приниматься свеклу, которую мне подарили соседи, а я рассадил ее по краям парника, попил чаю и сел на террасе читать «Тараса Бульбу». Плохо мы, оказывается, помним классику, только сюжеты, а в ней много еще и другого. Я уже не говорю о божественном таланте Гоголя, у которого даже учиться нельзя, потому что и язык и природное мастерство нерукотворны. Такое ощущение, что слово у него рождается вне всякого обдумывания и всякой редактуры – оно до последней степени самородно. Конечно, известную красоту придает некоторый сдвиг в сторону украинского диалекта, который оборачивается расширением в сторону праязыка, исторических корней, легко угадываемых. Здесь опора на природное чувство читателя, на его сметку и догадливость, что делает чтение увлекательнее, заставляя воображение и историческое чутье все время работать. Обладая всегда жестким сюжетом, Гоголь не торопится его выложить читателю, а все время, замедляя повествование, пускается в рассуждения, и нанизывает подробности. Мне так хочется теперь узнать, какими материалами пользовался классик, создавая вещь, что читал, что знал, что придумал. Огромное количество самоговорящих имен – это что, придумано, или отчасти взято из каких-либо хроник или исторических материалов?
Вспоминая другие сочинения, все время думаю, как важно найти, от чьего лица ты говоришь. Доля гоголевского невероятного, с юности, успеха именно в этом, во внутренней интонации каждого рассказчика, в неторопливости, которая профанам кажется устаревшей, любого гоголевского рассказа. Какой природный язык. Невольно думаю, если бы во время войны и в эвакуации я прожил бы в своей деревне Безводные Прудища, не год, а, скажем, три, что-нибудь изменилось бы у меня во владении языком?
Занятно, что в «Тарасе Бульбе» кроме казачьего сюжета, постоянно выручая автора при поворотах повествования, есть еще и тема, так сказать, Янкеля. Я отчетливо начинаю понимать, что в любой «прямой» композиции всегда нужен еще один постоянно действующий герой со стороны, как бы оппозиционирующий всему повествованию, но не сопротивляющийся ему.
Тема Янкеля разворачивается еще и в некоторую философию, оказывается, ставшей сейчас не только янкелевской, но и, в известной мере, философией нашей бодрой интернациональной интеллигенции.
Вот Янкель пробирается в осажденный казаками город и видит там Андрея. Вернувшись в казачий стан, он рассказывает Тарасу.
«Как только хорунжего слуга пустил меня, я побежал на воеводин двор продавать жемчуг и расспросил все у служанки-татарки. «Будет свадьба сейчас, как только прогонят запорожцев. Пан Андрей обещал прогнать запорожцев»
– И ты не убил тут же на месте его, чертова сына? – вскричал Бульба.
– За что же убить? Он перешел по доброй воле. Чем человек виноват? Там ему лучше, туда и перешел».
Два эпизода особенно восхитили меня мастерством: эпизод битвы, когда все медленно, словно под лупой времени, а не в темпе самой битвы, разгорается и описывается. И точно такой же медленный разлив времени в разговоре Андрея с панночкой. А куда, собственно, торопимся мы в своих мелких писаниях!
К пьесам так прикоснуться и не смог. В три часа, с расчетом заезда на час в Ракитки, уехали с дачи. Ожидаемый участковый по поводу Витиных историй так и не пришел, комендант нагнетал. В дороге, которая на редкость оказалась спокойной, слушали радио. Теперь на нашу голову возник конфликт с Белоруссией. Он, по словам, Делового радио, начался с того, что Кудрин в ответ на просьбу Лукашенко о займе сказал, что вряд ли Белоруссия этот займ вернет, т. е. говорил о неплатежеспособности республики. В ответ Лукашенко назвал Кудрина «вякающим отморозком», через несколько дней мы объявили белорусские молочные продукты «невъездными». Дальше, в воскресенье, Лукашенко отказался приехать на саммит, посвященный коллективной безопасности. Все это грозит для потребителя повышением цен на молочные продукты. Честно говоря, белорусским продуктам я всегда доверял больше всего. Но здесь, судя по каким-то сведениям, речь шла еще и об очень дешевом сухом молоке.
