Питер Бискинд - Беспечные ездоки, бешеные быки
Вернувшись из Китая, Берт с удивлением узнал, что некогда семейный бизнес превратился в компанию чужаков. «Я знал Бегельмана ещё тогда, когда он как липку общипывал Джуди Гарленд, — отмечает Блонер. — Вор он был известный. Правда, это не мешало нам поддерживать хорошие отношения». Для Бегельмана наступило самое время пересмотреть отношения «Коламбии» с «Би-Би-Эс». «Он не погнушался бы переманить наших секретарш и уборщиц», — продолжает Блонер. Тем временем Берт освободил свой кабинет в офисе «Коламбии» на Пятой авеню, 711, в Нью-Йорке. Он свернул там свой бизнес и собирался, было, уже исчезнуть, как руководство компании начало настойчиво предлагать ему встретиться с Аланом Хиршфилдом. Берт этой встречи не хотел, но деваться было некуда. Стоит отметить, что «Коламбии» он и слова не сказал о «Сердце и разуме», считая, что студии это не должно касаться. Известно было только название картины. Встретившись, мужчины обменивались исключительно любезностями, и лишь когда Берт собрался уходить, Хиршфилд заметил:
— Жду, не дождусь просмотра «Сердце и разум».
— Знаете, это не совсем обычный фильм.
— Что вы имеете в виду?
— Это документальная лента.
На самом деле, Хиршфилд не распознал бы в картине документальность, доведись ему её посмотреть. «Но ребята заерепенились, — рассказывает Блонер. — Это их не устраивало, потому что они почувствовали подвох, мол, Берт их обошёл, и решили аннулировать контракт». Добавляет Рэфелсон: «Берт гнул свою линию: «Это — картина. В контракте ни слова о том, что я не могу ставить документальную картину. Значит, пошли все — вон!». Между тем в декабре компания «Би-Би-Эс» получила уведомление о том, что постановка шестой картины отменяется. «Коламбия» пошла на принцип и стала задерживать поступление средств, которые причитались Шнайдеру за ранее произведённые фильмы.
Правда, нужно было знать Берта: если вы начинали с ним войну, нужно было обзавестись соответствующей бронёй. Вот как говорит об этом Рэфелсон: «Нам было плевать на судебные иски. Это было характерно для всех, кто работал в «Би-Би-Эс». Более того, мы гордились тем, что нас считали компанией отморозков, которые, не стеснясь, в лицо посылают всех и вся, и могут в трудную минуту поддержать друг друга». В самой компании считали, что за документальность «Сердца и разума» зацепились специально, что это был лишь предлог для очередного «наезда» на Шнайдеров. «Коламбия» всеми силами стремилась избавиться от всех представителей семьи, включая и Берта, чтобы вырвать из их рук контроль над студией.
Берт же продолжал устраивать свои вечеринки. Сидни Принс, его личный психиатр, проводил у него неформальные сеансы групповой терапии в горячих ванных. Принимал в них участие и Кэлли, который всерьёз «запал» на одну чешскую красотку. С ней его познакомил Милош Форман. Это была сногсшибательная красавица, бывшая «Мисс Чехословакия» по имени Олинка. Кэлли пригласил её на работу в качестве домашней хозяйки, одновременно взяв в свой дом её дочь, родителей и отца ребёнка — «Мистера Вселенная». Никто из новых обитателей дома Кэлли не говорил по-английски. «Они разговаривали исключительно между собой, по-чешски, никак не общаясь с англоязычными обитателями дома, не произнося ни слова по-английски, ни — «да», ни — «нет», — вспоминает Бак Генри, который часто бывал в доме Кэлли. — Джон же не знал ни слова по-чешски и мы интересовались:
— Джон, ты хоть понимаешь, о чём они говорят?
— Слава богу, нет».
В конце концов, Кэлли женился на ней и сделал своей супруге царский подарок, по своим меркам, конечно, — он назвал её именем свой 20-мстровый ялик. Медовый месяц счастливые молодожёны провели на борту лодки в Эгейском море вместе со Сью Менджерс и её мужем. Рассказывает Менджерс: «Каждое утро Олинка, настоящая красавица, роскошная, особенно в бикини, здоровалась, прыгала за борт и плавала в море, пока я, ёжась от холода, куталась в полотенце. Мой муж смотрел сначала на Олинку, а потом на меня, ну вылитый Чак Гродин! А я была словно Дженни Берлин, ребёнок разбивающий сердца, клянусь, честное слово!».
По мере того, как Берт и Кэнди всё больше отдалялись друг от друга, его отношения с Хью Ньютоном становились всё теснее. Хью стал чаще бывать в его доме. Между тем кокаин стал непременным условием любой вечеринки — кофейные столы были уставлены хрустальными блюдами и чашами, заполненными порошком. «Кокаин стал такой обыденной вещью, что даже самые стойкие поддавались искушению и пробовали. Хью постоянно был под кайфом», — вспоминает Брэкмен.
Кое-кто из «пантер» в Окленде стал поговаривать, что Ньютон окончательно свалил в Голливуд, где возможность беспрепятственно пользоваться деньгами и наркотиками Шнайдера увела его в сторону от дороги борьбы. Для Шнайдера страстное увлечение Хью стало худшим примером такого радикального шика. «Я-то никогда не сомневался, что в подоплёке так называемого левого радикализма, что в Голливуде, что вообще в стране, всегда были женщины и наркотики, — высказывает своё мнение Бак Генри. — Как только я увидел Хью, сразу подумал: «Плохо дело, глядишь, не участвуй народ в правозащитном движении, не соблазнили бы его ни подобный секс, ни наркота. Сколько людей из-за этого сгинуло. А Хью, как лакмусовая бумажка, продемонстрировал смятение неокрепших душ, терзаемых вопросами: из каких низов они вышли и какие привилегии имеют. Взамен они получили в своё полное распоряжение кучу роскошных девиц. Правда, Хью и сам в долгу не остался — через него столько людей подцепило сифилис и триппер, что и не сосчитать».
Хотя, справедливости ради, следует сказать, что в случае Шнайдера дело было не в простом проявлении радикального шика. Если за всем в Голливуде маячили деньги, то Берт относился к правозащитникам вполне серьёзно. Его чековая книжка всегда была для них открыта. Он мог прийти в штаб-квартиру «Чёрных пантер» в Окленде и, глазом не моргнув, выписать им чек на 100 тысяч долларов. «В этом вопросе слово у него никогда не расходилось с делом, — рассказывает Тоби Рэфелсон. — Он был исключительно ответственным и смелым человеком в подобных делах, искренне хотел, чтобы деньги помогли справедливому делу».
Почти два года Берт заботился о Сюзан Брэнеман, умиравшей от рака. Она была из семьи Мак, владельцев компании, производившей большегрузные грузовые автомобили. Училась в Радклифском колледже для девушек, но бросила занятия, в Норт-Бич связалась с художником и поэтом, а чтобы доставать героин, занялась проституцией. Берт устроил в её честь поминки: тело кремировали, а прах в специальных чашах безутешные гости передавали друг другу, вдыхая, словно кокаин.
У Боба Рэфелсона тоже не всё шло гладко. Функционеры «Коламбии» хотели, чтобы он занялся очередной картиной, а для обсуждения проекта попросили его приехать на студию. Естественно, как смертным врагам, он ответил: «Я не поеду в «Коламбия пикчерз», сами приезжайте». Так президент и председатель компании оказались в Ла-Бреа. «Невероятно, — вспоминает Боб, — но я не считал, что поступаю по-хамски. Я понятия не имел, какие у них правила игры». Рэфелсон рассказал о картине.
— Отлично, мы согласны на её постановку.
— Великолепно, но есть одна загвоздка. Как бы нам решить вопрос с документальной лентой, ведь вы, ребята, вроде, против её выпуска? — Боб задумал решить все вопросы разом.
— Конечно, мы позаботимся и об этом, — был ответ руководства компании.
Вспоминает Рэфелсон: «Больше на эту тему я от них ничего не слышал. Просто понять ничего не мог. А главное — не мог найти человека того уровня, чтобы он растолковал, почему я концов не могу найти в этом деле. Ведь ребята вели себя уверенно, говорили с энтузиазмом. Меня даже ещё не турнули из офиса. Потом, конечно, я всё разузнал — ну и грязный же это бизнес, доложу я вам!». Рэфелсон продолжал поддерживать репутацию человека, с которым нелегко работать, который всегда готов ввязаться в драку, чтобы отстоять свою точку зрения.
В августе 1973 года в доме Боба и Тоби в Аспене взорвалась газовая плита. Серьёзные ранения получила их дочь, Джули. Родители в ней души не чаяли — Джули ещё не исполнилось и 11-ти. Ребёнка срочно доставили в больницу Денвера, но она получила сильнейшие ожоги, к тому же начала распространяться инфекция. Берт и Джуди, хотя почти не разговаривали друг с другом, тут же вылетели в Денвер, чтобы быть рядом с убитыми горем друзьями. Джули умерла. «Ребята так и не смогли оправиться от страшной беды, — рассказывает Генри. — А всё, что в дальнейшем делал Боб, так или иначе, несло на себе отпечаток трагедии». Тоби, наконец, узнала о неверности мужа, в том числе и о его связи с Полой Страхан. (Пола совсем ненадолго оказалась женой старшего брата Рэфелсона, Дона.) Выяснилось, что муж переспал со многими её лучшими подругами, так что её отношения с людьми оказались серьёзно скомпрометированы.
