Николай Стариков - Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока

Бухарин предложил дать «левым» эсерам принципиальное согласие на такое участие в организационной подготовке и повести на этой основе переговоры с ними дальше. Совещание присоединилось к точке зрения Бухарина и высказалось за то, чтобы переговоры вести дальше на указанной основе. Через несколько дней после этого совещания состоялась московская областная конференция и на ней «левые коммунисты» снова были совершенно разбиты, областное бюро было распущено, и «левые коммунисты» потеряли организационную силу, организационную базу и вообще перестали представлять из себя какую-либо организационную силу.

Это все, что мне известно о нелегальной деятельности «левых коммунистов».

Вышинский. Следовательно, судя по вашим показаниям, вы утверждаете, что в 1918 году, непосредственно вслед за Октябрьской революцией в период заключения Брестского мира существовал антисоветский заговор в составе Бухарина и его группы так называемых «левых коммунистов», Троцкого и его группы и «левых» эсеров?

Яковлева. Заговор с «левыми» эсерами несомненно имел место, поскольку с ними велись совершенно конкретные переговоры.

Вышинский. А роль Бухарина в этом деле?

Яковлева. Я сообщила, что Бухарин сам предлагал вести эти переговоры и что он вместе с Пятаковым эти переговоры вел.

Вышинский. Значит, его роль была совершенно практической, как руководителя этого заговора?

Яковлева. Да.

Вышинский. Вы это подтверждаете?

Яковлева. Подтверждаю.

Вышинский. Кроме того, вы подтверждаете, что Бухарин говорил вам о неизбежности в ходе борьбы не останавливаться перед арестом руководителей партии и правительства?

Яковлева. Он говорил, что в ходе борьбы может так случиться, что перед этим останавливаться не приходится.

Вышинский. Вы указывали, что имелись в виду именно Ленин, Сталин и Свердлов?

Яковлева. Да, эти фамилии называл Стуков.

Вышинский. А Бухарин называл?

Яковлева. Это же я слышала от Бухарина.

Вышинский. Вы подтверждаете перед судом, что Бухарин вам тоже говорил о политической целесообразности и необходимости убийства Ленина, как главы Советского государства, Сталина и Свердлова, как руководителей партии и правительства?

Яковлева. Бухарин говорил об этом. Конечно, он говорил об этом вскользь, обволакивал это дело рядом путаных и ненужных теоретических рассуждений, как это вообще любит делать Бухарин; он, как в кокон, заворачивал эту мысль в сумму пространных рассуждений, но он это говорил.

Вышинский. Подсудимый Бухарин, вы были организатором и руководителем так называемой группы «левых коммунистов» в 1918 году?

Бухарин. Я был одним из организаторов.

Вышинский. Об аресте Ленина, Сталина и Свердлова вы открыто говорили?

Бухарин. Об аресте разговор был, но не о физическом уничтожении. Это было в период не до Брестского мира, а после. В этот период у меня был один разговор с Пятаковым, когда явились Карелин и Камков и заявили, что они предлагают составить новое правительство...

Вышинский. Когда это было?

Бухарин. Это было до Брестского мира. Они предложили составить правительство путем ареста Ленина на 24 часа.

Вышинский. Значит, мы можем сказать, что до заключения Брестского мира у вас был разговор с «левыми» эсерами Карелиным и Камковым о том, чтобы сформировать новое правительство, то есть предварительно свергнуть правительство во главе с Лениным?

Бухарин. Разговор был.

Вышинский. Об аресте Ленина?

Бухарин. Это эсеры говорили.

Вышинский. По-вашему, эсеры говорили об аресте Ленина, а свидетельница Яковлева утверждает, что об аресте Ленина говорил и Бухарин.

Бухарин. Она путает с этим другой вопрос, она утверждает, что разговор был до заключения Брестского мира.

Вышинский. Я спрашиваю: до заключения Брестского мира был разговор с эсерами о том, чтобы арестовать Ленина?

Бухарин. Да.

Вышинский. А после заключения Брестского мира тоже был разговор?

Бухарин. Был.

Вышинский. О чем?

Бухарин. О политическом контакте.

Вышинский. А об аресте?

Бухарин. И об аресте этой тройки, о которой говорила Яковлева.

Вышинский. Кого именно?

Бухарин. Ленина, Сталина и Свердлова.

Вышинский. Тоже на 24 часа?

Бухарин. Тогда эта формула не употреблялась.

Вышинский. А как арестовать, для чего?

Бухарин. Для того, чтобы составить новое правительство.

Вышинский. А с арестованными что сделать?

Бухарин. Разговора о физическом уничтожении не было.

Вышинский. Когда свергают правительство и арестовывают его, применяют насильственные способы?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы имели в виду при аресте применить насильственные способы? Правильно это или нет?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Но насильственные способы в чем заключаются? Вы точно установили это?

Бухарин. Нет, не установили.

Вышинский. Значит, решили так, как позволят и прикажут обстоятельства?

Бухарин. Да, совершенно верно.

Вышинский. А обстоятельства могут приказать действовать очень решительно?

Бухарин. Да.

Вышинский. Устанавливаем пока то, что бесспорно: до Брестского мира — разговор об аресте Владимира Ильича Ленина, после Брестского мира — разговор об аресте Ленина, Сталина и Свердлова и насильственное свержение правительства. Правильно это? Свидетельница Яковлева, что вы об этом скажете? Бухарин говорит правду?

Яковлева. Он говорил о том, что возможность физического уничтожения, то есть убийства, не исключена.

Вышинский. У меня вопросов к Бухарину и Яковлевой нет. До вечернего заседания я прошу дать мне возможность сделать несколько замечаний.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Во-первых о заявлении, связанном с обвинением, которое предъявляется подсудимым Плетневу и Левину. Я прошу предъявить это заявление защите указанных подсудимых, а затем разрешить мне огласить его.

(Заявление предъявляется защите).

Коммодов. Защита не возражает против приобщения заявления к делу.

Председательствующий. Суд приобщает заявление к делу.

Вышинский. Разрешите огласить текст заявления:

«Прокурору Союза ССР

тов. Вышинскому

Ознакомившись с опубликованным 3-го марта с. г. обвинительным заключением по делу право-троцкистского заговорщического блока, считаю своим долгом довести до Вашего сведения о нижеследующем:

В качестве врача Санупра Кремля я был командирован во время последнего заболевания Алексея Максимовича Горького к нему на дачу для производства внутривенных вливаний.

Я хорошо помню, что в первые же дни болезни А. М. Горького ему давалось очень много сердечных средств, которые давались как внутрь, так и путем внутривенных вливаний и инъекций.

Так, я лично, по указанию лечащих врачей, а главным образом Л. Г. Левина, производил следующие инъекции и внутривенные вливания: дигален, кардиазол, глюкоза и глюкоза с строфантом и строфантин (кажется, немецкий).

Обращаю Ваше внимание, что эти сердечные средства давались с первых же дней заболевания А. М. Горького в больших количествах.

При очередном вливании строфантина я высказал доктору Л. Г. Левину свое сомнение в правильности применения строфантина, который во мне вызывал опасение, применения которого я боялся. Характерно, что Левин сразу же после этого прекратил дальнейшее вливание строфантина. Это тем более знаменательно, что я не являюсь специалистом терапевтом, и с этой точки зрения мое мнение не могло представлять для доктора Л. Г. Левина, при нормальном положении вещей, особого значения.

Необходимо также отметить, что впрыскивание строфантина (внутривенное) производилось одновременно с дигаленом (на протяжении этого отрезка времени).

Приблизительно за 10 дней до смерти А. М. Горького, профессор Плетнев, приехавший на дачу Горького для консультации, увидев, что я приготавливал очередное вливание (не помню, какое именно), цинично заявил мне: «зачем Вы это делаете, надо дать больному в таком состоянии спокойно умереть».

Об этом заявлении Плетнева я тогда же сообщил доктору Левину, который заявил, что вливание надо продолжать.