Эдуард Хруцкий - Проходные дворы
Мой друг проследил ее. Тем более что это было не очень сложно: она и жила на улице Горького. А потом были цветы и попытка знакомства. Все, что полагается в таких случаях. Но неудачно.
Однажды, когда мы стояли у ее дома, к нам подошел парень в модном костюме, взял нас под руку и отвел в переулок.
– Ребята, – он улыбнулся широко и добро, – оставьте ее в покое.
– Что? – удивился Бондо, который был скор и тяжел на руку.
– А вот что. – Человек достал из нагрудного кармана модного пиджака алую сафьяновую книжечку с золотым тисненым гербом и тремя буквами – МГБ.
Он раскрыл ее, я прочитал и навсегда запомнил: майор Ковалев Игорь Петрович, оперуполномоченный по особым поручениям.
– Ребята, я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Она под нашей защитой.
Наша прелестная незнакомка оказалась подругой всесильного Берия. Кстати, судьба ее требует отдельного рассказа.
Мы все поняли. Да и как не понять, когда почти ежедневно исчезали в небытие наши приятели: скрипач Алик Якулов, поэт Виталий Гармаш, студент-востоковед Гарик Юхимов, трубач Чарли Софиев. Их имена в танцзале гостиницы «Москва» произносили шепотом. Исчезали и другие. Да разве перечислишь всех, с кем ходил на танцы, пил коктейли и просто гулял по «Броду».
Сегодня, когда мы хоть что-то узнали о своем же прошлом, можно легко вычислить, что товарищи наши один за одним становились статистами в очередной пьесе «Театра на Лубянке». Но тогда мы пребывали в неведении и… радости. Нам казалось, что каждый новый день станет для всех необыкновенно счастливым. Парадокс, который можно объяснить только нашей молодостью.
Вот так мы жили. Сегодня я часто думаю: когда в моих ровесниках появился страх? И понимаю, что тогда, когда в Елисеевском было все, когда гулял по «Броду» Абакумов и ловил девушек бериевский адъютант.
* * *В конце 50-х вся читающая публика увлеклась романами Ремарка. Он стал для нас неким символом поколения.
В 1961 году я с огромным трудом приобрел «Черный обелиск». Первая фраза последней главы романа запомнилась мне своей бесконечной грустью. Но только через много лет я по-настоящему понял ее пронзительную горечь:
«Я больше не видел ни одного из этих людей».
Я живу в квартире Сталина
Когда-то наш дом назывался «Дом правительства». Потом его разжаловали, как, впрочем, и многих его обитателей. Сначала посадили одних, потом тех, кто сажал и занял их квартиры, а позже поснимали с работы и отправили в политическое небытие третье поколение сталинской номенклатуры.
После блистательного романа Юрия Трифонова дом наш стал именоваться «Домом на набережной». Сегодня он стоит на страже Замоскворечья, словно старшина-сверхсрочник, увешанный, как медалями, мемориальными досками.
Нынче творение архитектора Иофана – только памятник архитектуры, образец конструктивизма тех далеких лет.
В 1941 году я жил в доме № 26 по Грузинскому Валу. Немцы неуклонно приближались к Москве. Каждое утро мы, «не уехавшие в эвакуацию» (так говорили в то время) пацаны, бежали на задний двор и собирали все, что выкидывали по ночам перепуганные пламенные партийцы: портреты и бюсты Дзержинского, Ленина, Сталина, какие-то партийно-политические книги, подшивки газет и журналов.
Мне повезло: среди этого мусора я откопал подшивку замечательного журнала «30 дней». В ней я прочитал рассказ Б. Левитина «Тайна стен старого Кремля».
Суть его была в том, что некий инженер Гаврилов изобрел прибор, который подключался к стене и передавал на киноэкран веками спрессованные события, происходившие у стен Кремля. Чтение это было весьма занятным. Жаль, что не нашлось такого инженера и его прибора под названием «историофон».
Много чего могли бы спроецировать на киноэкран стены дома№ 2 по улице Серафимовича. Особенно 181-й квартиры, где я живу.
Когда мы переезжали в квартиру после капитального ремонта дома, сосед по лестничной площадке сказал мне:
– Знаешь, кто здесь жил раньше?
– Нет.
– Василий Сталин. Нехорошая это квартира.
* * *Сегодня о Василии Сталине говорят по-разному, особенно летчики. Одни считают, что он был плохим командиром и никудышным пилотом. Другие рассказывали о его невероятных подвигах в небе.
Шла война, а мы были мальчишками. Мы знали, что сын вождя – военный летчик. Чего только не приписывали ему мы! И необычайные тараны, и десятки сбитых самолетов, и даже бомбежки Берлина. И если бы нас тогда спросили, кто отважнее всех – Гастелло, Талалихин, Сафонов, Покрышкин, мы не задумываясь ответили бы: «Василий Сталин». Да, именно он. Сын вождя.
Устные рассказы о его подвигах обретали в те годы характер эпический. На этом человеке лежал отблеск неземного, божественного величия его отца. Мы выдумывали и свято верили в это, потому что свято верили в вождя.
Как хорошо я помню торжественный голос Левитана, ведущего репортаж с первомайских и ноябрьских парадов на Красной площади:
– Первую эскадрилью, пролетающую над площадью, ведет командующий ВВС Московского военного округа генерал-лейтенант Василий Сталин.
Значительно позже, в 50-е годы, я видел его несущийся по Москве автомобиль: белый открытый «хорьх» с красными сафьяновыми сиденьями. Таких машин в столице было две. На одной ездил всесильный начальник сталинской охраны генерал Власик, а на второй – сын вождя.
Впервые я увидел его в спортивном дворце «Крылья Советов». Шла обычная тренировка, и вдруг кто-то сказал: «Сын Сталина приехал». Мы выскочили из зала. По коридору шел невысокий человек в низко надвинутой на глаза летной фуражке, в коричневом кожаном пальто, на которое были нашиты генеральские погоны.
Он посмотрел на нас, разгоряченных тренировкой, улыбнулся и подмигнул.
Сталин-младший формировал новый спортивный клуб ВВС и отбирал лучших футболистов, хоккеистов, боксеров. Он очень любил спорт. И сделал много хорошего для спортсменов.
О нем всегда тепло вспоминал мой друг и тренер, знаменитый боксер Николай Королев, много доброго рассказывал Всеволод Бобров.
Через десять лет в МУРе я узнал весьма интересную историю.
* * *…Дверь была выломана грубо, по-дилетантски. Ни один уважающий себя квартирный вор не оставил бы столько следов. Майор Чванов внимательно оглядел ее, провел пальцами по щербатым вмятинам и спросил эксперта:
– Ваше мнение?
– Думаю, ломали фомкой или чем-то похожим.
Очередная квартирная кража произошла на Беговой улице в доме № 1а. Чванов вошел в квартиру, внимательно осмотрел коридор, явных следов взлома не было, да и откуда им было взяться, когда на месте преступления уже работала опергруппа 63-го отделения милиции. Чванов любил приезжать на происшествие первым, когда нетронутыми оставались мелкие детали – та самая мелочевка, из которой впоследствии складывается полная картина происшедшего.
В комнате – раскрытые настежь дверцы шкафов, вываленные на пол вещи, набросанные в кучу книги, осколки посуды. На стуле в углу сидела хрупкая большеглазая женщина, хозяйка квартиры, известная балерина Суламифь Мессерер.
– Я ушла на репетицию…
– В какое время? – спросил Чванов.
– В одиннадцать.
– А вернулись?
– В два.
– Так точно запомнили время?
– Когда я подошла к двери, часы пробили два раза.
– Вы ничего подозрительного не заметили?
– Кажется, нет.
Обычный ответ. Люди, живущие спокойно и тихо, никогда не замечают того, что может показаться подозрительным человеку, ждущему неприятностей. По словам хозяйки, из квартиры пропали два танцевальных костюма, шуба, пальто, костюм мужа, отрезы, несколько золотых украшений и сценическая бижутерия французской фирмы «Тет».
– Вещи очень красивые, практически неотличимые от настоящих драгоценностей.
Хозяйка замолчала и удивленно посмотрела на дверь. В комнату вошла огромная служебная собака Корсет. Огляделась, словно собиралась сказать: «Вот вы здесь сидите, бездельничаете, а я работаю», и скромно уселась в углу.
– Товарищ майор, – доложил проводник, – Корсет след взял, работал заинтересованно, довел до трамвайной остановки.
– Скажите, пожалуйста, – повернулся Чванов к хозяйке, – у вас есть чемоданы?
– Конечно.
– Они все целы?
– Сейчас посмотрю.
Как он и думал, двух чемоданов в квартире не оказалось.
– Вот что, ребята, – сказал Чванов оперативникам, – обрабатывайте жилсектор и их маршрут до трамвая. Я – на Петровку, вызову кондукторов.
Шесть немолодых женщин с беспокойством поглядывали на Чванова.
– Товарищи, – сказал он, – вспомните, сегодня между двенадцатью и двумя садились ли к вам пассажиры с двумя чемоданами.
– Садились, – вспомнила одна.
– А где вышли?
– На Лесной.
– Вы не помните, какие были чемоданы?
– Помню: богатые такие, светло-коричневые с ремнями.
– Опишите, кто держал чемоданы.
– Их трое было – девушка и два парня. Двоих я не помню, а тот, который спортсмен, билеты брал.
