Дмитрий Губин - По России

Да, крайне печально, что выбор был именно таков.

2012

#Россия #Екатеринбург Грязное дело

Теги: Почему тяжка жизнь уральской красавицы . – Почему восточный Берлин не западный. – Почему в коммунальной квартире хреново.

Я вернулся из Екатеринбурга, в который раз досадуя, что куда у нас ни лети – от Архангельска до Хабаровска – все везде одинаково.

Церковь-новодел; туша бывшего обкома; щепотка дореволюционных домишек; уныние брежневских панелек. Ну, и сбоку припеку – частные кафешки со столь спорыми официантками, что, верно, и беременность у них длится месяцев 18. А живут они бедно, поскольку получают по труду.

Впрочем, Екатеринбург отличался от других городов тремя вещами: невероятной красоты и ухоженности девушками; бьющим в глаза изобилием бутиков вроде Max Mara (девушки и бутики наверняка состояли между собой в преступной связи), а также покрывающей абсолютно все, от каблучков до ступенек, серой, особой, никогда прежде мной не виданной грязью. Слой в палец толщиной, не меньше. Будто выпустили кишки цементному производству.

Много городов и стран я повидал, и красавицам, а уж тем более бутикам, давно не удивляюсь, но вот российская грязь, не говоря о екатеринбургском замесе, поражает, как в первый раз. Поскольку она отсутствует в иных странах (впрочем, за Африку и азиатскую глубинку не ручаюсь), то объяснений ее появлению, кроме пресловутого «умом не понять», я долгое время дать не мог.

То есть банальные объяснения известны: и развал ЖКХ, и карбюраторные «Жигули» без катализатора, и промзоны в городской черте – однако это, друзья, байки. Потому что бывал я и в Париже в разгар забастовки мусорщиков, видел и в Таиланде дорожную полицию в респираторах (без них задохнешься от выхлопов грузовичков), и по финской Иматре (где сталелитейный завод) гулял. Однако чтоб грязь, грязюка, грязищища – такого нигде.

Я даже как-то устроил в эфире на эту тему дискуссию, и звонящие кричали, что «грязь от пробок» (да видели б вы пробки в Лондоне!), «от климата» (господи, а в Хельсинки, что – климат другой?), «от отсутствия дворников» (да у меня в Москве они с 5 утра метут!), пока кто-то из слушателей, фыркнув, не сказал, что грязь есть внешнее проявление даже не бедности, а поощрения бедности. Что там, где бедность не порок, грязь будет всегда.

И я присвистнул, к справедливому гневу звукорежиссера.

Однако ж действительно так.

Грязь – всего лишь пустая почва, грунт, земля, разнесенная ветром. А чистый город – это отсутствие свободной земли, где существуют лишь асфальт либо газон, и больше никаких вариантов. Причем и асфальт, и газон разобраны до последнего метра – так что нельзя бросить машину иначе, кроме как на дорогущей стоянке, и жить в центре нельзя иначе, кроме как в дорогущем кондоминиуме, в цену которого входят частный садик и мытье тротуара с шампунем. И в этом центре бедный человек жить не может, ему тут места нет, но нет места и грязи. Бедный человек приезжает в центр города на общественном транспорте, и ходит по чистым, ухоженным улицам пешком.

Разговоры в пользу бедных, ведущиеся богатыми (это лужковская идея, что городскую землю распродавать нельзя!), по сути своей являются разговорами в пользу грязи, которой, кстати, в Москве немногим меньше, чем в Екатеринбурге. О да, можно сочувствовать жильцам, протестующим против уплотнительной застройки, бьющимся за площадки для выгула детей или собак, за право парковать машину бесплатно, – но съездите-ка для начала в Берлин. Там идеально чист застроенный до скуки, вымытый до тоски западный сектор – но ветер метет пыль в разлапистом, расхристанном, зияющем пустырями да заброшенными фабричными пространствами Восточном Берлине.

Грязь – это коммунальное бытие городской земли, родственное бытию коммунальной квартиры, где красиво и чисто не бывает по определению. Нет ничего дешевле комнаты в коммуналке. Но нет надежнее способа превратить дворец в лачугу, как отдать его в коммунальное пользование.

И тут уж надо выбирать. Либо Акакий Акакиевич, социальная справедливость и грязь – либо чистый подъезд, быстрый официант, сверкающие штиблеты.

2005 Комментарий

Вот и Лужков больше не мэр, и его жена больше не миллиардерша, и в Екатеринбурге уже давно не местный князь Россель, а присланный Москвой губернатор-надсмотрщик, – однако грязь и ныне там.

Думаю, я правильно писал, что главная причина российской жизни в грязи в том, что у городской земли нет владельца.

Однако в 2005-м мне казалось, что хозяин отсутствует из-за «разговоров в пользу бедных», а теперь вижу, что был неправ. У московских, екатеринбургских, петербургских и каких угодно других русских земель есть теневой хозяин – это тот самый назначенный Кремлем смотритель. Это он реально распоряжается землей: проводит дикие, немыслимые в Европе аукционы «на право аренды» (торгуется не сама аренда, а право!), подписывает разрешения на строительство и прочее. По сути, это – временщик, присланный на кормление (Москва и Петербург при Путине были даны на кормление Лужкову и Матвиенко практически так же, как в Х веке при князе Игоре древлянские земли были даны на кормление конунгу Свенельду). А временщик заботится не столько об удобствах горожан, сколько об извлечении из земли максимальной прибыли. До земли же, неспособной дать прибыль, ему дела нет.

Вот почему у нас нет в городах частных земель, а есть грязь.

2012

#Россия #Нижний Новгород Перестройка сознания снизу

Теги: Кризис смыслов и тренировки по эскапизму . – Барселонская жизнь и нижегородское идолище . – Камчадалы и популярность в пределах Нью-Йорка.

На выходных я был Нижнем Новгороде в качестве тренера. Где с радиожурналистами, съехавшимся со всего Поволжья – от Ульяновска до Казани – говорил о том, что, возможно, пришло время менять работу. И даже профессию. И меня за эту идею не закидали тухлыми помидорами.

Поездку оплачивал Фонд независимого радиовещания – негосударственная организация, по случайности недокошмаренная в эпоху строительства суверенной демократии. На деньги фонда журналисты даже из самых богом забытых мест приезжают на учебу в Москву или, допустим, в Нижний, где напрямую общаются друг с другом. Это не то чтобы халява – фонд оплачивает лишь часть расходов – но серьезное побуждению к действию.

Других возможностей для общения по горизонтали у журналистов в вертикально интегрированной стране мало. Была еще негосударственная организация Internews – я сам туда когда-то бегал на мастер-классы Игоря Кириллова – но ее уничтожили, замочили в сортире, против главы Мананы Асламазян за провоз валюты сверх нормы возбудили уголовное дело, Манана уехала жить во Францию.

В других странах таких профессиональных фондов – тысячи. Они объединяют людей по профессиональному принципу – от инженеров турбин до инженеров человеческих душ – и находят средства приглашать в качестве лекторов, тренеров, медиаторов диалогов тех, кто профессионалам может быть интересен.

А мне, повторяю, в этом году сочли разумным платить за то, чтобы я рассказывал в том числе и про уход из профессии. Пчелы оплачивали агитацию против меда. И не потому, что я когда-то занимался радиожурналистикой на «Радио России» и «Маяке», а потом из этой профессии ушел, и даже не потому, что меня из профессии ушли и пускать в эфир перестали.

Главная причина в том, что в стране и в мире наступил кризис. Кризис смыслов. А кризис, будь то финансовый с потерей дохода или физический в виде потери здоровья, всегда заставляет людей задуматься – что происходит не так? Правильно ли они живут? Почему, вкалывая с утра до вечера, они не могут себе заработать на жилье? Нужно ли им такое жилье? И такая работа? Чем вообще они хотели бы заниматься? Ради чего жить? В чем их ответственность перед собой и перед богом?

Кризис – плохое время, чтобы думать о квартирах, машинах, бытовой технике и прочих потребительских пирожных.

«Знаете, Дима, а ведь журналистика – действительно не моё. Мне нравится продавать. Я хотела бы стать риелтором. Но когда я пришла на собеседование, мне сказали, что раз я журналист, то я несерьезный человек».

Так говорит Лена из Тольятти.

Перед этим я объяснял Лене и ее коллегам, что политической журналистикой сегодня в России не заработать ни на квартиру, ни на машину. Потому что журналистика – это передача информации и очистка смыслов, а очистка политических смыслов и передача информации в России мало кому нужна. Она даже не запрещена – запрет действует лишь на телевидении, – но она не востребована. Российский житель требует кривых зеркал, которые навевали бы ему сон золотой: что он живет в великой стране, с которой обязан считаться (и которую обязан бояться) весь мир, и что если что не так, то виноваты НАТО и США.