Валерий Чумаков - Нобели. Становление нефтяной промышленности в России
Но Эммануил другого пути перед собой просто не видел. С тем весом долгов, какой на нем висел, и с той энергией, какая кипела в его крови, он должен был сделать что-то прорывное, что решило бы все его проблемы разом.
Какие-то связи, пусть и не такие прочные, с военным ведомством у него уже были, и он решил действовать в этом направлении. Мысль о том, что нового и эффективного можно придумать в военной области, пришла к нему быстро.
В поражающих боеприпасах не столько важна начинка, сколько способ ее доставки. Даже заложив в артиллерийский снаряд тонну пороха можно получить нулевой эффект, если этот снаряд улетит не туда, куда нужно. А можно и отрицательный, если он взорвется в пушке, что тогда бывало часто, или, того хуже, на складе. Между тем, именно такие боеприпасы постепенно получали все больший военный вес. Перед изобретателем стояли две задачи: как сделать боеприпасы безопасными до начала их использования, и как обеспечить наиболее высокую точность попадания по врагу. Для того, чтобы неприятель встретился со снарядом существовало три пути. Первый – неприятель стоит лагерем, снаряд летит в его сторону. Второй – неприятель движется, снаряд летит в его сторону. И, наконец, третий: снаряд лежит, а неприятельская армия сама движется в его направлении. Последний путь показался Нобелю наиболее простым и верным. При этом, вполне можно было сделать так, что взрывался он только после оказания на него физического воздействия, например после того, как на него кто-нибудь наступит. Так Эммануил Нобель изобрел то, что теперь мы называем «миной». Сам же он назвал свое изобретение «устройством для взрыва на расстоянии».
Взрывными работами Нобель увлекался еще будучи перспективным архитектором. При постройке на скале в городском саду Стокгольма одного из домов он, с целью укрепить эту скалу, направленными взрывами, пробил в ней ниши, в которых установил мощные металлические опоры.
Термин «мина» тогда уже существовал, только обозначал он не взрывное устройство, а подкоп, который для него делался. Даже само слово происходило от «mine», что в переводе с английского обозначает «шахта». Основной задачей саперов средневековья было сделать подкоп, горизонтальную или наклонную шахту-«мину» под стену замка или крепости, закатить в нее несколько бочек пороха и взорвать все это с помощью дорожки из того же пороха.
Конечно, в истории военной техники уже существовали устройства, по принципу и механизму действия схожие с тем, что предложил Нобель.
Мина
Считается, что первые мины, точнее, их предтечи, использовались еще древнеримскими легионерами. Они выкапывали на предполагаемом пути предполагаемого противника специальные маленькие ямки как раз в размер ступни. На ее дно укладывались острые 3-4-сантиметровыми шипы, после чего ямки маскировалась сухими листьями или травой. «Нарвавшегося» на такую «мину» могли спасти только хорошие сандалии с прочной подошвой, каких у варваров не было. Подобные же колючие мины устраивались и для лошадей. Такая грошовая колючка, застряв в лошадином копыте, способна была надолго вывести из строя эту серьезную боевую единицу. Но «колючая мина» не взрывалась. Да и нечему было взрываться у античных римлян.
Первые упоминания о миноподобных взрывных механизмах относятся к XIII веку нашей эры. Додумались до них, как не сложно догадаться, китайцы. В 1277 году, во времена правления династии Сун, воины императора использовали против напавших на южный Китай монголов первые дистанционные взрывные устройства. Они закладывали на пути вражеской армии бочки с порохом или просто заполняли им вырытые ямы, и проводили к ним начиненные порохом же бамбуковые трубки. Длина такого бамбукового поджигетельного шнура могла достигать десятков и даже сотен метров. Солдат-поджигатель располагался в отдалении, в месте с хорошим обзором Увидев, что враг достиг зоны действия взрывного устройства, китайский сапер поджигал «бамбуковый бикфорд», приводя таким образом взрывное устройство в действие. Но такие мины, называемые «гигантскими бомбами», не могли взрываться сами, им обязательно нужен был «оператор».
Нобелевское «устройство для взрыва на расстоянии» представляло собой цинковый цилиндр, высотой примерно 60 и диаметром – 40 сантиметров, начиненный четырьмя килограммами черного пороха. Подрыв осуществлялся с помощью специального взрывателя, расположенного на наружной стороне корпуса. Внутри взрывателя находилась стеклянная ампула с серной кислотой, обернутая в хлопчатую бумагу, пропитанную хлористым калием. К ампуле был прикреплен металлический штырь-активатор с предохранительным колпаком. После снятия колпака мина из просто бочки с порохом превращалась в смертельно опасную машину. Любое, даже довольно слабое воздействие на активатор приводило к тому, что активатор разбивал трубку, кислота вступала в бурную экзотермическую реакцию с хлористым калием и поджигала бумагу. А горение внутри бочки с порохом обычно, как известно, приводит к взрыву. Четыре килограмма пороха конечно были не бог весть каким мощным зарядом, но с одним человеком или с лошадью такое устройство вполне могло справиться, а большего от него и не требовалось.
Но Нобель не был бы Нобелем, если бы он остановился на одном изобретении. Поэтому, сразу вслед за сухопутной, Эммануил изобрел подводную мину с той же взрывной системой. Для герметизации заряда и для «плавучести» он использовал, чтоб добру не пропадать, уже созданные резиновые ранцы-понтоны. На штырь-активатор вместо колпака надевался фиксирующий поплавковый ползунок. Когда мина погружалась в воду, ползунок подвсплывал и освобождал активатор, переводя мину в активное состояние. При извлечении же ее из воды, ползунок опускался на место, фиксируя штырь и делая мину безопасной.
Но и эти его труды не произвели на шведских военных должного восторженного впечатления. Эммануил не учел, что его взрывные устройства были оружием оборонительного, а не наступательного характера. А потребность в обороне больше всего имеют те, кому есть что оборонять. Шведскому же государству, ставшему после войны с Петром I неожиданно очень маленьким, оборонять особо было нечего. Ему надо было наступать, отбирать свои пяди и крохи, а для этого нужны были дальнобойные пушки и гаубицы с хорошим прицелом, которые Нобель, к сожалению для шведов, а для России – к счастью, изобрести не догадался. Поэтому, в финансировании ему было опять отказано.
Между тем, кредиторы продолжали наседать, требуя возврата денег. Один из них, наиболее активный, постоянно угрожал Нобелю долговой тюрьмой. Позже, когда Нобель начал расплачиваться по счетам, этот кредитор получил свои деньги последним. Но пока разоренного Эммануила могло спасти только чудо. И чудо это произошло.
Первой гилдьдии минер
Весной 1837 года в Стокгольм для заключения со Швецией договора о дружбе и мирной торговле прибыл российский чиновник, мэр города Або[21] и председатель комиссии по делам торговли и сельского хозяйства Ларс Габриель фон Хартман[22]. Эммануил, уже прекрасно понимавший, что на родине его ничего хорошего в ближайшее время не ждет, поднял все свои еще оставшиеся связи, и добился встречи с посланцем восточного соседа. Тут его, наконец-то, оценили по-достоинству. В отличие от родных военных, этот шведоговорящий русский фин сразу увидел огромный потенциал изобретателя и посоветовал ему перебраться в Россию.
– Здесь вам сложно будет чего-либо добиться, а русский царь ценит энергичных иностранцев, – сказал Хартман.
Россия тогда и правда нуждалась в образованных людях. Несмотря на военную и экономическую мощь, в техническом отношении она сильно недотягивала даже до нищей Швеции, не говоря уж о более развитых европейских государствах. Фон Хартман пригласил Эммануила в Або, обещая оказать ему протекцию, как в Финляндии, так и потом – в Санкт-Петербурге. Нобель долго над предложением не думал и 4-го декабря того же 1837 года подал прошение о выдачи паспорта для выезда из страны. 15-го декабря прошение было удовлетворено, документ на имя «Э. Нобеля, механика» получен и Нобель, распрощавшись с семьей, водным путем отбыл в недалекую, таинственную и многообещавшую Россию.
Сложно было отправляться в неизвестность, оставляя любимую жену с тремя малыми детьми, старшему из которых едва исполнилось 8 лет, на руках, но брать их с собой было бы еще большим безумием. Поэтому супруги договорились, что Эммануил вызовет их в Россию, как только его материальное положение там позволит это сделать без опасений затащить семью из одной нищеты в другую, еще более тяжелую. Пока же он отдал жене практически все имевшиеся у него деньги, на которые Андриетта открыла крошечную молочную лавку. Торговля приносила ей мизерный доход и Людвиг Нобель потом часто вспоминал, как они с Робертом, подобно героине сказки Андерсена, торговали на улице спичками, зарабатывая на лечение постоянно болевшего маленького Альфреда. Альфред же рассказывал: «Моя колыбель была похожа на кровать мертвеца, и в течение долгих лет рядом со мной бодрствовала моя мать, беспокойная, испуганная; так малы были ее шансы сохранить этот мерцающий огонек». Тем не менее, несмотря на нужду, матери удалось выскрести денег на образование детей в весьма неплохой школе и весь период жизни в Швеции они получали вполне достойное образование.
