Сборник - Тайна смерти Горького: документы, факты, версии
Может быть, поэтому, когда в 1938 году Бухарина и компанию Вышинский назвал «погаными псами», голос мировой общественности не был столь отчетливо слышен, как в 1923 году. В Европе и США увидели в происходящих в СССР событиях результат жестокой борьбы за власть внутри самой большевистской верхушки.
Уже предчувствуя неминуемую расправу, Бухарин в начале 1936 года отправился во Францию. Официально – для переговоров с Николаевским по поводу архивов К. Маркса, тайно – для прощупывания почвы на предмет поддержки за рубежом антисталинской оппозиции в СССР. Об этой тайной стороне своих переговоров Бухарин рассказал, очевидно, под давлением на процессе 1938 года: «…непосредственно лично я во время своей последней заграничной поездки в 1936 году, после разговора с Рыковым, установил связь с меньшевиком Николаевским, который очень близок к руководящим кругам меньшевистской партии. Из разговора с Николаевским я выяснил, что он в курсе соглашений между правыми, зиновьевскими, каменевскими людьми и троцкистами. Что он вообще в курсе всевозможных дел, в том числе и рютинской платформы. То конкретное и новое, о чем шел между нами разговор, заключалось в том, что в случае провала центра правых, или контактного центра, или вообще верхушечной организации всего заговора, у него, Николаевского, будет договоренность с лидерами второго Интернационала о том, что они поднимают соответствующую кампанию в печати» (Судебный отчет. С. 368–369).
То, что Бухарин вел переговоры «с двойным дном», косвенно подтвердил спустя почти 30 лет и Николаевский: «… в моих разговорах с Бухариным имелась также неофициальная сторона»[36]. В частности, он рассказал о том, что приехавший Бухарин приватно передал ему привет от его дальнего родственника Рыкова, а также очень просил связать с «врагом Сталина № 1» Троцким: «А не поехать ли нам на денек-другой в Норвегию, чтобы повидать Льва Давидовича»[37].
На основе состоявшихся бесед Николаевский написал и опубликовал в «Социалистическом вестнике» знаменитую анонимную статью «Из письма старого большевика», где подробно и со знанием дела проанализировал расстановку сил в советском руководстве. Очевидно, что это письмо не следует рассматривать как отражение взглядов одного только Бухарина на обстоятельства, связанные с московским процессом Зиновьева – Каменева, но публикация сыграла свою зловещую роль в судьбе «любимца партии». Сталин сразу и безошибочно увидел бухаринские нотки в сочинении Николаевского, хотя тот и не ввел «многое из рассказанного <…> Бухариным, особенно того, что относилось лично к нему»[38].
По сообщению Николаевского, Бухарина очень заинтересовала статья в «Социалистическом вестнике», где говорилось о намерении Горького, И. П. Павлова и ряда других деятелей науки и искусства создать вторую, альтернативную партию в СССР. На самом деле, это была даже не статья, а всего лишь один фрагмент из передовицы третьего номера за 1936 год «К борьбе за демократию»: «Говорят, что возникла идея поручить организацию “оппозиции”, не выходящей за пределы критики “маленьких недостатков механизма”, некоторым почтенным деятелям, известным своею безусловною преданностью сталинскому режиму, но в то же время имеющим не большевистское или не стопроцентно большевистское биографическое прошлое, и в качестве таких лиц называют: Максима Горького, еще в 1922 году по поводу процесса эсеров выступавшего с резким протестом против политики террора, Баха, бывшего эсера, Карпинского, ученого “царского времени”, а ныне председателя Академии наук. Говорят, что все эти лица, по понятным причинам, отклоняют предложенную им честь и прибавляют новейший советский анекдот об обвинении во “вредительстве” за отказ “возглавить оппозицию”» [39].
На наш взгляд, попытка создать интеллигентскую партию вряд ли имела место в действительности, хотя, возможно, такие планы и существовали у оппозиции или, скорее, в бурных фантазиях самого Николаевского. Еще менее вероятным представляется участие даже в такой «мягкой» оппозиции лояльного к Сталину Горького. Зыбкость этих слухов признали и сами авторы «Социалистического вестника»: «Все это, разумеется, лишь слухи и анекдоты, имеющие лишь весьма малую фактическую ценность» [40]. Куда более вероятными кажутся попытки оппозиционеров втянуть Горького во внутрипартийные дискуссии на свою сторону.
Николаевский позднее утверждал, что тема создания альтернативного списка на выборах в Верховный Совет СССР во главе с Горьким все же затрагивалась в беседах с Бухариным и что якобы его собеседник «не скрыл, что эта идея принадлежала ему»[41]. Эта фантастическая гипотеза историка Николаевского привела его и к другой: о насильственной смерти Горького. «В том, что Горький был отравлен, я уверен, – писал Николаевский Н. В. Валентинову 1 сентября 1954 г. – Бухарин в 1936 г. мне рассказал, что конституцию писал он с Радеком. В числе деталей на мой вопрос сказал, что предполагается легализация союза беспартийных для того, чтобы были другие списки, и что во главе них должны были встать Горький, Павлов, Карпинский, Бах и др. академики. К сожалению, прибавил Бухарин, Павлов и Карпинский умерли. Вскоре умер и Горький» [42].
А. Ваксберг утверждает, что его дядя Матвей едва не стал членом этого мифического «союза беспартийных». Дядю никак не переводили из кандидатов в члены ВКП (б), и тогда якобы его успокоил Бах: «Не торопитесь, очень скоро вы пригодитесь именно в качестве беспартийного, в новом союзе вам предстоит играть важную роль» [43].
В «Письме старого большевика» Николаевский отвел Горькому солидную роль арбитра в споре различных группировок в советском руководстве. Как бы от имени Бухарина он писал: «Горячий защитник мысли о необходимости примирить советскую власть с беспартийной интеллигенцией, он <Горький> целиком принял мысль Кирова о необходимости политики замирения внутри партии, – ибо такое замирение, сплотив и укрепив партийные ряды, облегчит партии возможность морального воздействия на широкие слои советской интеллигенции» [44]. Однако постепенно влияние Горького на Сталина, по мнению «старого большевика», стало ослабевать, особенно после второго процесса над Каменевым. Николаевский даже утверждал, что Сталин «перестал приходить к Горькому» [45].
В «Письме» ничего не говорится о насильственном характере смерти Горького (такая идея осенит Николаевского много позже, уже после Второй мировой войны). В 1936 году он ограничился констатацией факта, что смерть Горького «развязала руки всем тем, кто в ближайшем окружении Сталина требовал ускорения расправы» [46]. На момент написания статьи речь шла о процессе Зиновьева – Каменева. Но вскоре был исключен из партии и арестован сам главный фигурант и «соавтор» «Письма» Бухарин.
2—13 марта 1938 года состоялся знаменитый судебный процесс над лидерами «правотроцкистского блока» Бухариным, Рыковым, Раковским, Ягодой и другими.
Прокомментировать обоснованность обвинения Бухарина и Рыкова в их причастности к смерти Горького мы попросили заслуженного юриста РСФСР Э. А. Миронову. «В недавно опубликованном судебном отчете, – написала в своем заключении Э. А. Миронова, – я не нашла ни одного серьезного доказательства причастности этих деятелей к смерти А. М. Горького. Даже в приговоре фамилии Бухарина и Рыкова прямо не названы. Приговор в этой части звучит следующим образом: «По указанию врага народа Л. Троцкого руководители «правотроцкистского блока» в 1934 году приняли решение убить великого пролетарского писателя Максима Горького. Этот чудовищный террористический акт было поручено организовать Ягоде, который, посвятив в цели заговора домашнего врача М. Горького – доктора Левина, а затем врача Плетнева, поручил им путем вредительских методов лечения добиться смерти М. Горького, что и было выполнено при руководящем участии в этом деле доктора Левина» (Судебный отчет. С. 684).
Подробные показания других обвиняемых по этому делу – Буланова, Бессонова, докторов Левина и Плетнева (с. 26, 461, 505, 670, 676 и др.) не содержат никаких указаний на причастность к смерти Горького А. И. Рыкова и Н. И. Бухарина. Плетнев 9 марта 1938 года в судебном заседании заявил, что именно Ягода, а не Бухарин или Рыков сообщил ему, что «назревает переворот» и что для его осуществления он, Ягода, и Енукидзе решили устранить Куйбышева и Горького, которые хотя и больны, но «чрезвычайно активны» (Там же. С. 505).
Фамилии Рыкова и Бухарина всплыли лишь в голословных высказываниях на суде Ягоды: «Я заявляю, что сидящие здесь, на скамье подсудимых, Рыков, Бухарин и другие несут полную ответственность за эти террористические акты. Я заявляю, что по их решению эти акты были осуществлены» (Там же. С. 492). А также в показаниях подсудимого Крючкова, упомянувшего о своем разговоре с Ягодой, в котором последний утверждал, что «активность Горького мешает некоторым людям», подразумевая под ними Бухарина и Рыкова (Там же. С. 454). Услышав подобное заявление подсудимых, ни суд, ни Государственный обвинитель не выясняют, какие же именно обстоятельства или нюансы дали основание Крючкову и Ягоде сделать подобные выводы.
