Сталинград. Крах операции "Блау" - Пауль Карель
Насколько хорошо и оперативно функционировала связь между Сталинградом и «Волчьим логовом» Гитлера за тысячи километров, можно проиллюстрировать на одном эпизоде, который лично касался Зейдлица. Этот эпизод предупреждал, какие опасности таил в себе поспешный отход с надежных позиций на Волге.
В ночь на 24 ноября, т.е. до передачи своей записки, генерал Зейдлиц снял левый фланг своего корпуса на волжском фронте котла вопреки четким приказам. Эта акция, по словам начштаба Зейдлица, полковника Клаудиуса, в его разговоре с генералом Шмидтом должна была стать чем-то вроде предвестника прорыва, инициирующим моментом для отхода от Сталинграда и вынудить Паулюса к действиям. Зейдлиц весьма энергично возражает всему этому в своих мемуарах. Мера, по его словам, явилась необходимым сокращением линии фронта из выдававшегося выступа северного фронта. Вот как развивались события.
94-я дивизия из состава корпуса Зейдлица, занимавшая хорошо оборудованные, хотя и излишне растянутые позиции и не утратившая ещё своей системы снабжения, по приказу оставила свой фронт. Все громоздкое и тяжелое снаряжение и имущество было приведено в негодность или сожжено: бумаги, дневники, летнее обмундирование — все было брошено в огонь. Подрывались также боеприпасы. Затем солдаты покинули свои укрытия и отошли в направление окраин города. Заснеженные балки и норы в снегу заменили им теплые квартиры. Они не только отдались воле случая, но и оказались перед фронтом начавших быстрое преследование советских полков, обрушившихся на них и уничтожавших их. Погибла вся 94-я пехотная дивизия, состоявшая из испытанных бойцов.
Генерал Чуйков обратил внимание на огненный смерч, бушевавший на немецких линиях, и понял, что происходит отход немецких войск. Он приказал немедленно нанести удар по отходившим войскам. Результаты спонтанного отступления войск с целью перехода в прорыв были ошеломляющими. Кое-что ещё было также весьма примечательным. Ещё до того, как командование 6-й армии узнало об этих процессах на левом фланге фронта окружения, о них узнал Гитлер. Группа связи из состава Люфтваффе, обосновавшаяся в районе катастрофы, передала радиограмму офицеру связи ВВС в ставке фюрера и уже буквально через несколько часов Гитлер отправил радиограмму в штаб группы армий: «Требую подробного доклада о причинах оставления фронта к северу от Сталинграда».
Кроме этого, штаб армии ещё рано утром 24 ноября получил приказ Гитлера сообщить ему о причинах сдачи выступа Лачамка вопреки его специальному приказу, запрещавшему снятие или отвод войск численностью свыше батальона без его, Гитлера, на то разрешения. Паулюс провел расследование, установил причины и не дал ответа на запрос из ставки фюрера. Зейдлиц не был очернен в глазах фюрера, в противном случае ему наверняка бы грозил суд военного трибунала. Ставка группы армий отправила в ставку фюрера объяснение, в котором это дело было обрисовано как малозначащее. Таким образом, Гитлер не получил информации о подоплеке и не узнал, что за все это был ответственен Зейдлиц. Промолчав, Паулюс тем самым взял ответственность на себя. Сколько командующих реагировало бы подобным образом на такое вопиющее нарушение воинской дисциплины? Во всяком случае, реакция из «Волчьего логова» была уничтожающей для Паулюса. Гитлер, очень высоко ценивший Зейдлица со времени боев в Демянском котле, считал его одним из наиболее стойких и твердых офицеров из всех, кто теперь был в котле, подумал, что сокращение линии фронта — дело рук Паулюса. Поэтому в своей радиограмме от 24 ноября, отправленной в 21.24, он выразил желание, чтобы северный фас «крепости Сталинград» был бы доверен одному-единственному начальнику, который должен стать ответственным перед ним, Гитлером, за безусловное удержание позиций.
И кого же назначил Гитлер? Генерала фон Зейдлиц-Курцбаха. По принципу «разделяй и властвуй» он хотел в какой-то мере определить для Паулюса роль своего рода наблюдателя за его действиями. Когда Паулюс лично вручил Зейдлицу текст этого указания Гитлера и спросил его: «Что вы теперь намерены делать?», то в ответ он услышал: «Наверное, ничего иного не остается, кроме как подчиниться».
Генерал Паулюс постоянно ссылался на этот разговор с Зейдлицем, как во время пребывания в плену, так и после него. Генерал Роске, командовавший войсками в центре Сталинграда, вспоминает даже, что генерал Паулюс ещё в Сталинграде сообщил ему, что он якобы сказал Зейдлицу: «Если я сейчас сложу с себя полномочия командующего 6-й армией, то не останется сомнения в том, что Гитлер назначит командующим вас как persona grata. Я спрашиваю вас: предпримете ли вы попытку вырваться из котла вопреки приказу фюрера?» После некоторого размышления Зейдлиц ответил: «Нет, я стану держать оборону».
Это странно звучит, если вспомнить содержание памятной записки, но это — достоверный факт. Зейдлиц в своих мемуарах подтверждает разговор с Паулюсом, но в несколько измененном виде: «При этом Паулюс с легкой иронией в голосе добавил: «Ну, вот теперь вы можете действовать самостоятельно и прорываться из окружения». Я ответил в том смысле, что это, вероятно, утопия. Я должен был подчиниться».
«Я должен был подчиниться». Именно так поступил и Паулюс. И он был прав, так как на тот момент, 25 или 26 ноября, Паулюс по причине отсутствия возможности составить себе общий обзор положения на стратегическом уровне не имел права ставить свои сомнения относительно оценки положения выше приказов Гитлера и вышестоящего командования. И уже скоро, 26 ноября, Паулюс был в своей точке зрения поддержан новоназначенным командующим группой армий, фельдмаршалом фон Манштейном, который в своем докладе о положении исходил в оптимистическом ключе из возможности отвлекающего наступления и создания коридора для снабжения окруженных войск.
Нет, при плохом состоянии снабжения боеприпасами, продовольствием и горючим 6-я армия не смогла бы пробиться на юго-запад 26 ноября, как предлагал Зейдлиц.
В своей аналитической оценке Кериг констатирует:
«Приведенные здесь цифровые данные позволяют заключить, что положение с боеприпасами и горючим в 6-й армии
