Александр Бобров - От Волыни до Подыни – легендарный Брусиловский
Мудрая запись, но как-то нынешним идеологам не до прозрений русских гениев, до народного понимания ценностей. А триада, по-блоковски, такова: Родина (в это понятие для любого верующего входит и православие), семья и труд! Или: Родина (по-чешски так и семья зовётся), правда, труд. Не вернёмся к такой триаде – «свободная» Россия, которая всё реже поднимается до духовных блоковских высот, попросту сгинет, как призрак в пинских да валдайских болотах!
Александр Блок вспоминает в поэме «Возмездие» о своих польских корнях, о могиле отца на варшавской Аллее Роз:
Отец лежит в «Аллее роз»,Уже с усталостью не споря,А сына поезд мчит в морозОт берегов родного моря…Жандармы, рельсы, фонари,Жаргон и пейсы вековые,И вот – в лучах больной зариЗадворки польские России…
Эту его строфу неизменно цитируют полонофилы, подчёркивая страдания несчастных жителей польских задворок, но особенно – утонченных варшавян под пятою русских (или немецких) военных. «Возмездие» было написано Блоком незадолго до Первой мировой войны. А когда война разразилась и для участия в сражениях против русских войск Ю. Пилсудский стал создавать в Галиции польские легионы «Стржелец» («Стрелок») под австро-германским командованием, то поэт Осип Мандельштам, продолжая российско-державную, антипольскую, пушкинскую ноту, прозвеневшую в «Бородинской годовщине» и «Клеветникам России», написал и напечатал осенью 1914 года в патриотическом журнале «Нива» примечательное стихотворение с абсолютно пушкинскими интонациями:
Поляки! Я не вижу смыслаВ безумном подвиге стрелков:Иль ворон заклюет орлов?Иль потечет обратно Висла?Или снега не будут большеЗимою покрывать ковыль?Или о Габсбургов костыльПристало опираться Польше?А. ты, славянская комета,В своем блужданье вековомРассыпалась чужим огнем,Сообщница чужого света!
Любопытно, что стихотворение называется «POLACI!», а не «ПОЛЯКИ», что на первый взгляд было бы естественнее. Но, думаю, поэт своим лингвистическим чутьем угадал, что «поляки» – это народ, а «POLACI!» – шляхта, показушную экзальтированность которой он изящно обозначил восклицательным знаком в конце слова. Правда, этим стихотворением Осип Эмильевич вывел себя, подобно Пушкину и другим крупнейшим людям русской культуры, из «интеллигенции», что, впрочем, не мешает ему и сегодня быть любимцем польских издателей, литературоведов, историков и прочих интеллектуальных русофобов. И еще: возможно, что для Мандельштама смысловая разница слов «polaci» и «поляки» была приблизительно такая же, как в словах «жиды» и «евреи».
Современный польский поэт Адам Загаевский, посвящавший свои стихи Иосифу Бродскому, написал программное мечтательное стихотворение:
Если б Россия была основанаАнной Ахматовой, если быМандельштам был законодателем,а Сталин – третьестепеннымперсонажем забытого грузинскогоэпоса, если б Россия сбросила своюощетинившуюся медвежью шкуру,если б она могла жить словом, а некулаком, если б Россия, если б Россию…
Но, как мы видим, и Ахматова, и Мандельштам без всяких «если» показали себя именно в слове, а не в медвежьей шкуре, защитниками русских интересов и ценностей, а тишайший Осип Эмильевич, во-первых, воспел Сталина как первостепенного политика, а Польше – не советовал опираться о Габсбургов костыль! Теперь ещё и штатовский посох добавился… А патриоте Блоке и говорить нечего.
* * *Закончить эту главу хочу кратким рассказом о герое Брусиловского прорыва, литераторе, авторе знаменитой песни «Поручик Голицын», которую многие исполнители в 90-х годах вседозволенности хотели присвоить и даже получали за неё авторские.
В центре Риги, недалеко от дома известного исторического романиста Валентина Пикуля, раскинулось Покровское кладбище. И для отдыха и на работу – для сбора сведений – отправлялся он на кладбище в поисках мест захоронений своих героев. Кругом кипела городская жизнь, а его взгляд и напряженное внимание были обращены только на обелиски и кресты, которые отгораживали от современного шумного мира. Он успел описать захоронения и сделал это вовремя: по территории кладбища была проложена дорога. Сейчас о прошлом этого кладбища напоминают малочисленные ограды и обелиски.
Долгое время Пикуль искал могилу любимого им писателя и библиографа Сергея Рудольфовича Минцлова, упокоившегося в 1933 году в Риге. И нашел ее на Покровском кладбище. Интересуясь и изучая творчество Сергея Рудольфовича, Пикуль знал, что им была собрана богатейшая библиотека. И библиотека эта тоже находилась в Риге! Восемь книг этого писателя Пикуль приобрел у букинистов. На книжном «черном» рынке Пикуль познакомился со Станиславом Рубинчиком, известным в Риге библиофилом и знатоком книжных редкостей. Пикуль часто заказывал Рубинчику достать нужные для работы книги. И вспомнил только один случай, когда получилась осечка. Заказанная Пикулем книга личного секретаря Распутина А.С. Симановича «Распутин и евреи» оказалась недоступна даже Рубинчику, несмотря на то, что была издана в Риге в тридцатые годы.
Но продолжим разговор о Покровском кладбище. Даже воображение романиста не могло себе обрисовать, сколько знакомых ему героев из русского зарубежья он обнаружит здесь. Одно перечисление займет много времени, назовем лишь некоторых из них. Время сохранило могилы: создателя первой русской газеты в Риге Е.В. Чешихина, историка О.Н. Милевского, раскопавшего забытые временем события на Луцавсале, где «героически сражались и погибали солдаты Петра Великого, отправленные им в помощь Саксонскому королю Августу, осаждавшему Ригу». На Луцавсале установлен памятник храбрецам, куда рижане 10 июля возлагают венки и цветы.
Пикуля интересовала и судьба бесстрашного генерала, писателя и журналиста Георгия Ивановича Гончаренко (более известного под именем Юрия Галича), прожившего в Риге около двадцати лет, проявившего чудеса храбрости и героизма во время Брусиловского прорыва и воевавшего с красными. Но судьба к нему не была благосклонна. Покидая Владивосток, чтобы избежать встречи с большевиками, он встретился с ними в Риге. Когда ему предложили сотрудничество с НКВД, он покончил с собой.
Пикуль высоко ценил Георгия Ивановича как личность, а его рассказ «Авангардный генерал» он использовал, когда работал над миниатюрой «Жизнь генерала рыцаря» (о любимом им герое – Якове Петровиче Кульневе). Русский генерал, дворянин и поэт Георгий Гончаренко (псевдоним – Юрий Галич родился в военной семье 10 июня 1877 года. Всю жизнь он посвятил военному делу, конному спорту, а также поэзии, литературе и журналистике. Под псевдонимом Галич (в память о боях в Галиции) генерал написал 14 книг повестей, рассказов и стихов, опубликовал сотни статей. В годы Гражданской войны бывший блестящий гвардеец генерал-майор Гончаренко оказался на Украине и служил при гетмане Скоропадском – начальником наградного отдела. Собственно, именно здесь, в Киеве, он и познакомился с прототипом романса – петербуржским поручиком Константином Голициным.
Рассказывает председатель Рижского славянского исторического общества историк Олег Пухляк: «Родился Георгий Гончаренко в Варшаве. Отец умер, когда мальчику исполнилось девять лет. Средств у семьи было немного, и Георгий был направлен в Полтавский кадетский корпус, где мог получить военное образование за государственный счет. Так была предопределена его карьера, хотя уже с детских лет Георгий проявлял склонность к гуманитарным наукам, писал стихи и неплохо рисовал.
Однако романтические наклонности вовсе не помешали молодому человеку окончить кадетский корпус с отличием. Затем в 1897 году он окончил Николаевское кавалерийское училище, из которого был выпущен – опять-таки по первому разряду – корнетом в лейб-гвардии Кирасирский ее величества полк. В дальнейшем успешный офицер окончил Николаевскую академию Генерального штаба, офицерскую кавалерийскую школу.
– Блестящая эрудиция и трудолюбие способствовали карьере и, в свою очередь, никак не мешали увлечению поэзией, – продолжает Олег Пухляк. – В 1907 году Георгий Гончаренко издал свой первый поэтический сборник «Вечерние огни». Чередуя, как это было положено в армии Российской империи, штабные должности с командными, Георгий Иванович 10 апреля 1911 года был назначен начальником штаба Усть-Двинской (Даугавгривской) крепости. В этой должности в марте следующего года он получил звание полковника, в котором его и застала в крепости Первая мировая война.
