Андрей Венков - Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г
И погода дала себя знать, напомнила — скоро осень, надо на что-то решаться. Тогда же, 8 августа, «той же ночи была великая погода, ветер норд-вест и молния».
До 12 числа ничего особого не случилось, а «в 12 день, — методично протоколирует журнал. — В ночи взяли казаки в полон на Койсе реке Турченина и Татарина; в полдень в 9 и в 10 часех были три окрика большие и четвертый поменши со стрельбою: наше войско на турков из шанцев наших к турецкому рву».
13 августа отмечен пожар в городе Азове, а 14-го вылазка на генерала Лефорта. В тот же день, 14-го, Гордон, недовольный тем, как ведутся подкопы и другие земляные работы, советовал царю начать укреплять отбитые каланчи, чтоб удержать их за собой в случае отступления от Азова.
Царь пока не слушал. 15 августа пытались вновь договориться с турками, «и они о той сговорки ответу не дали и стреляли в наших, и в ту ночь был дождь и ветер. И была вылазка в ночи на генерала Лефорта».
17-го царь, наконец, услышал предложения Гордона и отправился к каланчам размечать, где кому работать, где возвести больверки.
На следующий день турки сделали вылазку на позиции Гордона и Лефорта. Тут русские потеряли двух иностранцев-наемников, «двух отличных фейерверкеров Доминика Росси и Робертсона, малодушно покинутых стрельцами и изрубленных неприятелем в траншеях».
Зато 19 августа пришли известия от Шереметева и гетмана Мазепы, что они на Днепре турецкие крепости Кизикермен и Таган приступом взяли, а Орслан-Ордек и Шагин-Кермен турки сами оставили. К Кизикермену якобы подошли 24 июля, а 30 июля уже взяли и забрали в городе воеводу и 8 «агий». Узнав об этом, царь устроил «благодарственное молебствие и веселое пиршество с пушечною пальбою». Каждый тост к удивлению и тревоге турок сопровождался залпом из всех орудий, как в лагерях, так и в траншеях.
Отпраздновав, стали осаждать Азов дальше.
20 августа журнал отметил: «Ничего не было, только в ночи был окрик, и татары прибегали к нашим городкам и по них наши стреляли; и зачали у каланчей городок делать земляной».
Царь Петр торопился, требовал подкопы быстрее рыть. Но тут с 21-го числа дожди стали выпадать, траншеи вырытые заливать. А 23-го турки открыли минную галерею, начатую Лефортом, ее уничтожили и рабочих перебили. Лефорт, не отчаиваясь, повел новую, левее.
26-го «приходили турки на вал, и была вылазка на генерала Автомона Михайловича (Головина), и татары конница была у нашего обозу». 27-го августа снова была турецкая вылазка против Лефорта, а 29-го турки обнаружили и разрушили новую минную галерею, которую вели инженеры дивизии Лефорта. Отчаявшиеся стрельцы позже приписали все злой воле своего дивизионного командира: «Его же умышлением делан подкоп под их шанцы, и тем же подкопом он их же побил человек с 300 и больше».
У Гордона и Головина работы велись вроде бы удачнее. Встревоженные турки подталкивали татар, чтоб они отвлекали русских набегами.
В сентябре чаще и чаще стали налетать степняки, но и донцы не поддавались, службу служили, языков ловили. «В 1 день. Привели языков казаки из-под Лютина пять человек. Во 2 день. Поймали казаки двух человек за Доном конницей (…) В 5 день. Поймали казаки под Лютиным городком 8 человек и привели в обоз». Зато «в 6 день. Приезжали татары к обозам и был бой с конницею, также и под городками зажгли камыши, которые стоят по ерику».
А 8 сентября в журнале указано: «Был бой великий с конницею под каланчами у нижних городков».
Подробности этого «великого боя» найдем в дневнике Гордона. Турецко-татарская конница завязала перестрелку с русской в лугах у каланчей. В подкрепление послали тысячу казаков, и сам Гордон отправился туда же с пехотой, чтобы неприятель не причинил урона стоявшим у каланчей судам. Казаки отогнали азовцев раз и два; Гордон приметил, что донцы — навеселе, и велел не отъезжать далеко в поле. Но казаки не вытерпели, погнались за азовцами. Те оттянули их подальше от Каланчевских пушек — и вдруг резко повернули на казаков. Увлекшиеся да еще хмельные донцы запоздали не отскочили вовремя. Азовцы загнали их в болото, где расстреливали и полонили, пока не подоспел Гордон. Потеряли казаки до 100 убитыми и до 30 пленными.
Второй раз мы встречаем упоминание о пьяных казаках в бою. В первый раз мы решили, что турки во время Азовского осадного сидения приняли измотанных трехдневным боем казаков за пьяных. А что теперь? Похоже, что донцам, никогда не служившим в регулярном войске так долго, просто надоело воевать. Было бы за что…
Турки это подметили. 9 сентября «была вылазка жестокая на генерала Головина». 10 сентября «приезжала ж конница татары, и был бой и окрик жестокий. Той ночи был дождь».
И вот 12 сентября: «Был дождь. Той ночи была вылазка на казаков жестокая». Впервые турки напали на вылазке на казаков… Из дневника Гордона многое становится ясно. Казаки довели свои апроши до крепостного рва и начали засыпать его. Работали под защитой колесных щитов, «гуляй-города», подвигаясь с ними вперед. Азовцы глубокой ночью забросали казачьи апроши ручными бомбами и камнями, разбили и сожгли «всякими зажигательными снарядами» щиты. Когда турки отступили, возвратившиеся казаки не досчитались 20 убитых и 50 раненых и пленных. Азовцы также унесли доски, которыми были перекрыты казачьи ложементы.
И 14 сентября: «в той ночи была вылазка на казаков жестокая до свету».
А 15-го днем Гордон, дошедший апрошами до рва («его солдаты били турок каменьями») и заложивший минную галерею, вынужден был ее взорвать, так как встретил турецкую контрмину. Взрывом он больше повредил собственные работы, но впечатление осталось сильное. «Встревоженные турки толпами сбегались смотреть на разрушительное действие взрыва». В журнале, не вдаваясь в подробности, решили, что это турки под нас подкапывались: «Турки под наш вал подвели подкоп и взорвали наш вал, тако ж их валу повредило много ж; и был дождь в той ночи».
В дивизии Головина тоже вели подкоп. Молодой и неопытный инженер Адам Вейде решил, что подкопался под самую стену, и, опасаясь, что турки его опередят и подведут контрмину, приказал устроить в подкопе камеру и зарядить ее 83 пудами пороха.
Русские ожидали, что от взрыва стена рухнет, и 16 сентября подвели в траншеи войска, чтоб занять пролом.
Мину подожгли. Турки все поняли и убежали с больверка и вала за внутренние укрепления. Мина взорвалась. Но оказалось, что заложена она не под стеной, а под валом. Бревна, доски и камни взлетели и обрушились на русские траншеи, где 30 человек убили до смерти и около сотни изувечили. Погибли два полковника и один подполковник. Крепостная стена осталась невредимой. Осыпалась лишь часть вала.
Неудача, как записал Гордон, «сильно огорчила Государя и произвела неописуемый ужас в войске, потерявшем после того всякую доверенность к иностранцам». В журнале читаем: «Взорвало наш подкоп, подведен был под турецкий вал; и после был окрик великий и стрельба с обеих сторон. День был тих, а в ночи был дождь».
С этого времени дожди пошли часто, 18-го — дождь с градом. Все траншеи заполнились водой.
В журнале все это время — дожди и мешающие татары: «В 19 день. Ничего не было. Той ночи был дождь… В 20 день. С полдень был дождь, и ту ночь был мороз… В 21 день. День был красный и был бой перед вечером: конница наша с татары, у нижних городков, стоящих у каланчей… В 22 день. Татары конница приезжали к нашему обозу поутру рано; в вечеру татары ж прибегали к нижним же городкам и был бой жестокий. День был тихий. В ночи в вечеру турки стали наш вал портить и была стрельба от нас. Той ночи был дождь…».
23 сентября Гордон, противясь штурму, все же доложил царю, что два подкопа с его стороны готовы и мины заложены.
Второй генеральный штурм, назначенный на 25 сентября, стали планировать с двух сторон — в пролом, который образуется от взрыва мины, и с речной стороны. Отсюда должны были подплыть на лодках с высокими бортами преображенцы и семеновцы.
Гордон обращал внимание военного совета, что через реку трудно успеть вовремя, и действия двух колонн после взрыва мин будут разновременными. Он указывал на укрепленность прибрежной части Азова, значительность здесь турецких сил «из опасения казаков». И, наконец, в случае неудачи отступать по мелководью и садиться в суда с высокими бортами будет трудно. «Возражения Гордона оставлены без внимания; ему отвечали темными надеждами; план атаки не изменен и штурм назначен 25 сентября в среду, в день св. Сергия, покровителя Придонских стран». Более того, Лефорт и Головин «даже дали понять Гордону, что его сомнения и опасения вызваны как будто нежеланием взять крепость».
Конечно же, когда на войне все решается консилиумом, порядка не будет. Лучше один плохой командующий, чем одновременно несколько хороших. Понятно, что царь сам хотел всем руководить, но трезво оценивал свою молодость и неопытность, потому и прикрылся тремя советниками, которые формально ему не подчинялись (как генералы не подчиняются бомбардирам). Из советников Гордон был опытнее, но царь больше доверял Лефорту, который одинаково легко соглашался быть и генералом, и адмиралом и т. д. и т. п.
