Евгений Гришковец - От ЖЖизни к жизни
Я знаю эту картину покадрово, посекундно. Я знаю все выражения лица и жесты героини, знаю, сколько сигарет выкурил герой Ефремова. Несмотря на то что знаю фильм наизусть, я не устаю удивляться тому, что, взрослея, лучше узнавая жизнь и людей, во всех подробностях этой картины я открываю всё большую и большую, а точнее – бесконечную точность. Хотя фильм не безгрешен. Актёр Шалевич совсем не похож на деревенского жителя и жлоба. Он весь очень городской, и голос его звучит ну совсем не по-деревенски… (Это я сказал для того, чтобы никто не подумал, что этот фильм является для меня иконой.)
Как я был удивлён, когда узнал, что «Три тополя на Плющихе» и «Семнадцать мгновений весны» снял один и тот же человек! Потом удивление прошло, и я увидел закономерность. Оба фильма, при всей разности, одинаково умны и тонки. В «Семнадцати мгновениях» много небрежностей, но нет ни одной глупости. Эти фильмы Лиозновой – особенное кино, про которое нет смысла говорить с точки зрения операторского мастерства, световых решений и стилистики. Глубокое понимание человеческой жизни, любовь к человеку и ум – вот что является основным стилем кинематографии Лиозновой.
Видимо, она была очень умным человеком. И ей хватило не только ума, но и мудрости, да и силы в какой-то момент перестать снимать кино, чтобы не нанести удар по собственному имени. Очень немного её коллег мужчин смогли так поступить. В основном они впали в безумие, жуткую гордыню и предались стариковским капризам. Тем самым многие из них, будучи младше неё, повели себя как впавшие в маразм старики.
«Три тополя на Плющихе» – великий фильм. Последние двадцать лет отечественного кинематографа не дали ничего даже близко похожего. Величие фильма и этой истории подтверждается тем, что спустя почти тридцать лет после выхода «Тополей» один из последних отчаянных романтиков поколения Лиозновой, Клинт Иствуд, снял фильм, смотря который я не мог поверить, что Иствуд не видел картину Лиозновой: фильм Клинта Иствуда 1995 года «Мосты округа Мэдисон», который снят буквально по «Трём тополям на Плющихе», произвёл на меня столь мощное впечатление, что я до сих пор, уже несколько месяцев, не могу из него выбраться. Но это впечатление было бы меньшим, если бы я не знал картину Лиозновой. Я не мог себе представить, что эта лирическая, совсем простая, точная и, казалось бы, очень наша история может быть очень американской. При этом я, конечно, не думаю, что Иствуд видел «Три тополя»…
Даже актёрские параллели поражают. В нашей картине играет Доронина, мощнее и народнее которой у нас, наверное, тогда не было никого. У Иствуда – Мэрил Стрип, мощнее которой у них ни тогда, ни сейчас никого нет. Роль, которую исполнил великий Ефремов, в американской параллели принадлежит самому Иствуду. Оба худые, высокие, со странной, замедленной пластикой. Оба – целые пласты национальных культур. Но Лиознова это сделала на тридцать лет раньше (улыбка).
Когда смотрю «Три тополя на Плющихе» или «Мосты округа Мэдисон», я очень и очень люблю кино, остро чувствую жизнь, испытываю сильнейшие переживания, с которыми мне трудно справиться, и эти переживания прорываются из меня либо негромким смехом, либо ничем не сдерживаемой слезой. Я знаю людей на экране, я понимаю или мне кажется, что понимаю, про что и почему сняты эти картины. Я это понимаю, потому что, когда смотрю такое кино, чувствую себя неодиноким и любящим ту же жизнь, какой живут и герои фильма, и авторы. Это кино, несложное для восприятия, адресованное чувствительным и умным людям. Это просто и понятно, хотя, конечно же, такой простоты и точности трудно добиться.
Как прекрасно и бесспорно в своём существовании гуманистическое искусство! Как прекрасны те, кто его создавал!
И о какой растерянности, непонимании происходящего в мире, незнании зрителя и современника в основном говорят конкурсные программы больших и не самых больших кинофестивалей.
Я точно знаю: если б не было фильма «Три тополя на Плющихе», и выдающегося фильма Клинта Иствуда не было бы. Хотя, как уже сказал, я уверен, что он этой картины не видел. В мире много необъяснимого, особенно в искусстве.
А ещё я знаю, что, если бы в моей жизни не было этой картины, моё собственное отношение к любви и к жизни как к невероятному дару и чуду было бы другим. И мне очень важно то, что пришло в мою жизнь из фильма ушедшей вчера от нас Татьяны Лиозновой. Не знаю слов, чтобы выразить свою признательность и благодарность ей за это.
3 октября
Ну вот, начинается мой одиннадцатый театральный сезон. Прилечу сегодня в Питер, пересяду в автомобиль и поеду в Петрозаводск. Сезон в этом году начнётся не в Москве, не на берегах Невы, а в маленьком, очень особенном Петрозаводске. Герой моего романа «Асфальт» в конце книги собирается лететь в Петрозаводск, где ему придётся решать целый ряд проблем. Занятно… Когда писал «Асфальт», долго выбирал город, чтобы он был немного в стороне, не далеко и не близко, и чтобы самолёты летали туда не каждый день (когда я писал, так и было)… А ещё мне нужен был город, про который мало кто знает. А при упоминании Петрозаводска люди спрашивают: «Ой, а где это?» Я выбрал этот город, ни разу в нём не побывав. С тех пор я однажды сыграл там спектакль. Мне понравилось. И я рад, что мой одиннадцатый сезон начинается именно в столице Карелии. Следом будут Мурманск и Архангельск: этот мой сезон начнётся с Севера, где я не был уже давно. Хотя главный герой того же «Асфальта» архангелогородец. Как и Петрозаводск, я долго выбирал для героя родной город. Не хотел, чтобы он был сибиряком, потому что герои всех моих предыдущих книжек сибиряки. Вот и выбрал Архангельск, чем-то напомнивший мне сибирские города. А в Мурманске буду играть впервые. Жду этого с волнением. Во всех главных военно-морских городах страны и Севастополе я уже давно сыграл и «Как я съел собаку», и «Дредноуты», а вот приехать в Мурманск всё никак не удавалось. Целых десять лет почти каждый год гастроли в Мурманске намечались и по каким-то причинам отменялись. И вот наконец это случится в одиннадцатом моём сезоне.
Позавчера отметили шестнадцатилетие нашей старшей дочери. Она ничего особенного от дня рождения не ждала. Расстраивалась, переживала оттого, что не знает, как его отмечать, и ничего не может придумать. В итоге решили, что она пригласит несколько школьных друзей к нам домой, и мы им предоставим полную свободу действий, а также будет традиционный, наш семейный и любимый ею торт и какие-то ещё угощения. Шестнадцать лет! Хорошо помню себя в этом возрасте, но не помню своего дня рождения. Сложный для меня это был возраст в смысле взаимоотношений со сверстниками… К Наташе на день рождения пришли четыре подружки и один школьный приятель. Уж о чём они говорили и чем занимались – не знаю, но праздник прошёл тихо, однако по лицам гостей и по лицу моей дочери можно было понять, что он удался. Я смотрел на них, и мне казалось и до сих пор кажется, что гости моей старшей дочери… такие взрослые. А она для меня совсем ребёнок… (Улыбка.)
На Наташин день рождения выдалась дивная погода. Солнце было яркое-яркое, воздух прозрачный-прозрачный, какой бывает только осенью. Небо с самого утра было высоченное, и над нашим домом довольно долго кружили журавли. Их было много, думаю, двести – двести пятьдесят. Они кружили хаотично, потом формировали какие-то фигуры, и эти фигуры тут же распадались. Я такого никогда не видел. А они ещё и громко и печально курлыкали. Вся картина дня была торжественной и жизнерадостной и даже счастливой, если бы не это курлыканье. Всё-таки в криках журавлей в самом деле есть что-то прощальное…
Как сейчас красиво в Калининграде! Не каждый год выпадают такие октябрьские дни. Кажется, деревья желтеют на глазах, хотя зелёных красок ещё много. Вот когда надо сюда приезжать из уже холодной и серой Москвы или других остывающих городов. Прилетать, ехать к морю и гулять уединённо.
В наступающем сезоне я не сделаю нового спектакля, для которого у меня уже есть тема и отрывочные куски. Я слышу интонацию и чувствую основной вектор того, из чего будет состоять следующий мой сценический монолог Я знаю, о чём хочу сказать в следующем спектакле. Но нет пока никаких признаков структуры, композиции и прочих необходимых составляющих, из которых потом сложится и будет собран очередной мой сценический шаг Значит, не время. «+1» складывался больше семи лет. Буду пока думать…
Повесть идёт медленно, а вот теперь придётся оторваться от рабочего стола и заняться гастролями. Но я поставил себе срок: в перерывах между гастролями и во время зимнего творческого перерыва, к февралю я должен закончить повесть. Закончу – и немедленно возьмусь за следующую. Я задумал к весне сделать небольшую книжку, которая будет состоять из двух повестей. Для себя рабочее название книги я определил так: «Две повести, не ставшие романами». Вот такие скромные, но вполне внятные и не суетливые планы.
