Евгений Гришковец - От ЖЖизни к жизни
Я смотрел «Цитадель» и понимал, что это не кино. Это сон разума. После просмотра пытался почитать критику на фильм, но настоящей критики на него нет. Разные критики ругали, оплёвывали, злорадствовали, некоторые почти хвалили, иные вопили от ужаса, но всё равно говорили о «Цитадели» как о фильме, как о некоем художественном явлении. Однако про «Цитадель» так говорить нельзя. Разве можно критиковать сон?
Такой фильм можно было снять только в наше время, такое могло случиться только в эпоху всеобщего сна. Автор «Цитадели» безумен, но при этом совершенно не ограничен ни в средствах, ни в возможностях. Его безумие заметно уже в «Предстоянии», но там оно на уровне диагноза. «Цитадель» же – настоящий и сильный припадок. Как можно было позволить случиться этому припадку? На него были потрачены серьёзные средства, и ему были предоставлены огромные возможности. А сам безумец ощущал полную вседозволенность.
Если показать «Цитадель» человеку вне нашего контекста, который не знает и не любит Михалкова, который не видел бы его в качестве прекрасного актёра в замечательных фильмах, который не знал бы, что режиссёр «Цитадели» является автором как минимум пяти шедевров, который бы не слышал и не читал его манифестов, выступлений и историко-религиозных высказываний… такой человек ничего бы не понял. А если бы он ещё не знал историю, он бы убедился, что ту войну выиграл кто угодно, только не Советский Союз: герои «Цитадели» (в том числе и немцы) занимаются чем угодно, только не воюют.
Я сомневаюсь, что у «Цитадели» был сценарий. Видно же, что всякая мало-мальская фантазия увлекала автора, он ей радовался, увлекал ею остальных и воплощал. А потом его увлекала следующая, ещё более безумная фантазия, и так далее, и так далее. Видно, как автор по-детски и при этом совершенно безумно восхищается собственными фантазиями, возможностью их реализовывать, а стало быть, самим собой. Он откровенно любуется, проще сказать – офигевает от самого себя, и подобного офигевания я на экране никогда не видел.
Действительно, такое можно сделать, только когда все вокруг спят и всеобщий сон рождает чудовищ.
В самом начале просмотра мне даже казалось, что это шутка, розыгрыш, что это не может быть всерьёз. Но потом я понял, что такое можно делать только и именно всерьёз. Когда премьер-министр Путин нашёл под водой античные амфоры, у меня тоже было ощущение, что в программе новостей пошутили. Я смотрел новости выпуск за выпуском и думал: где же предел? Но предела нет. Единственный человек, который мог бы сыграть то, что сыграл в своём фильме Михалков, – это Путин…
Ощущение глубокого всеобщего сна всё сильнее. Всё чаще происходят события, наблюдая которые хочется потереть глаза или ущипнуть себя. А когда слышу комментарии по поводу этих событий и явлений, мне страшно тереть глаза или щипать себя, потому что проще думать, что всё это сон – глупый, бессмысленный сон, который в конце концов закончится.
Но мы-то знаем, что всё происходит наяву. И какие-то вполне заслуженные кинематографисты выдвинули «Цитадель» от нашей страны, то есть от вас и от меня, на премию «Оскар». А это значит, что чудовища, порождённые массовым сном, действуют наяву.
27 сентября
Последние дни наблюдал за происходящим в стране несколько со стороны: был и не в России, и не в дальних во всех смыслах странах. А побывал в Киргизии, Казахстане и Киеве.
Провёл я последние дни в трёх различных суверенных государствах, которые дальними странами назвать не получится. Смотрел там новости, наши новости… Сначала мне стало от них ужасно стыдно, потом тошно, а потом скучно. А ещё, наблюдая за новостями со стороны, я вдруг отчётливо понял, что все эти люди на экране телевизора, их слова, заявления, лозунги, программа их партии, назначение друг друга президентами и премьерами, и так далее и так далее – не имеют ко мне никакого отношения. Это не мои новости.
Это не моё. Совсем! Я понял, что мы живём с этими людьми из новостных блоков в разных временах. И да простят меня за столь самоуверенные слова, они точно находятся в некоем прошлом. Всё то, что они делают, говорят, планируют, до меня долетает, как искажённые звуки и изображения того, что я уже слышал и видел.
Ехали мы по длинной дороге в Киргизии, где через каждый километр-два стоит машина местной автоинспекции, стоят приземистые, часто с большими животами, явно от бешбармака и конской колбасы, в огромных, нечеловеческих размеров фуражках местные менты…. А кругом вдоль дороги – следы бывшей огромной страны. Следы явные, но уже потёртые и потрёпанные. Шёл я по Крещатику, видел возле суда, где судят бывшего премьер-министра Украины, маленький палаточный городок в защиту узницы. Проходил поздно вечером, и в палаточном городке шла довольно приятная жизнь. Возле палаток за столиками сидели люди, пили чаёк, коньячок, весело о чём-то беседовали… Им подвезли еду в пластиковых контейнерах, они стали аппетитно трапезничать. И если бы вместо широкого асфальта рядом с ними протекала река, вполне уместно было бы увидеть удочки и костерок. Видно, что в палатках живут привычные к этому люди, занимаются знакомым делом и всё это для них, как и для шагающих мимо их городка людей – дело житейское, не более того… А в это время в наших новостях шёл съезд главной партии страны – и это тоже было житейским и давно привычным. Разве кто-нибудь удивился тому, что действующий президент предложил на пост будущего президента президента действительного?
Никто не удивился! Многих только покоробило, кого-то насмешило, а кого-то возмутила сама форма подачи. Ни чувства меры, ни вкуса в этом не было. А кого это заботит?..
И стало мне скучно. Скучно оттого, что как-то уж особенно ясно и понятно нарисовались ближайшие перспективы. А перспективы такие: то законное беззаконие, которое царит в стране, будет только более явным, много людей в ближайшие годы уедут из страны, не видя никакого ни смысла, ни содержания в своей жизни на Родине. Ну, а если не уедут, то отправят своих детей как можно скорее и как можно дальше учиться и становиться гражданами каких угодно стран, только не Родины. Ясно, что видимость порядка, но никак не порядок, будет и более очевидна и всё более опасна. Все возможные социальные, межэтнические, экономические и прочие узлы, как и северокавказский узел, будут только ещё туже затянуты. Их и так-то уже не развязать, а будет только хуже… Ясно, что нечего ждать развития современной медицины, образования, – вообще какого бы то ни было развития. Скучно.
А ещё отчётливо представляется взгляд некоего нашего потомка на то время, которое мы сейчас переживаем и будем ещё долго переживать. Потомки будут нам сочувствовать и даже жалеть, как мы когда-то в школе, изучая историю, сочувствовали тем, кто жил при крепостном праве, или тем, кто не дожил до конца татаро-монгольского ига. Наше время не оставит для них практически ничего, что могло бы им о нас сообщить как о живых, настоящих и неповторимых людях. Мы оставим им существенную дыру в истории отечественной литературы, кино, театра. Мы оставим им плохую, а чаще очень плохую архитектуру причём большинство зданий, которые были построены за последние пятнадцать лет и будут построены в ближайшие пятнадцать, вряд ли долго простоят и вряд ли смогут представлять в истории архитектуры нашу эпоху. Скучными будут казаться наши времена тем, кто заглянет в них из будущего. И если о шестидесятых годах остались блестящие художественные документы в виде фильмов «Я шагаю по Москве», «Застава Ильича», да хоть комедий Гайдая, семидесятые – в фильмах Данелии, Рязанова… в стихах разного уровня поэтов, песнях бардов, живописи, пусть даже на полотнах изображались ударные стройки и трудившиеся на этих стройках ударники… А что останется от нас в виде художественных документов? Что?
Прекрасно озеро Иссык-Куль в Киргизии, прекрасны горы, окружающие Алмату, прекрасен Днепр и купола Киева! Сложны и запутанны, по большей части печальны, а нередко и страшны процессы, которые происходят в этих местах. То, что творят люди на берегах этого озера, этой реки и на склонах гор, часто безумно. Но глядя оттуда новости моей страны мне было видно: то происходит у нас, – не безумно, не страшно, а отвратительно и постыдно.
30 сентября
Для меня фильм вчера ушедшей из жизни Татьяны Лиозновой «Три тополя на Плющихе» – особенный. Это фильм 1967 года, то есть моего года рождения. Я в детстве не любил, можно сказать, терпеть не мог этот фильм. А его как назло часто показывали. Меня раздражало в нём всё, но особенно, конечно, героиня в исполнении Дорониной. Я готов был бежать куда угодно, лишь бы не слышать её голос с характерными интонациями. Хуже всего мне было, когда она пела. И песня «Нежность» в её исполнении мне не нравилась, а из-за этого ни в каком исполнении эта песня не могла мне понравиться. Потом, спустя годы, я по случаю, помнится, не сначала стал смотреть его и понял, что повзрослел.
