Гленн Гринвальд - Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма
Определение Ассанжа как сумасшедшего, которому свойственны бредовые идеи, стало основной тактикой политиков и New York Times. В одной статье Билл Келлер цитирует корреспондента Times, который описал Ассанжа как «похожего на нищего, взъерошенного, одетого в выцветшую светлую спортивную куртку и свободные штаны с большими карманами, испачканную белую рубашку, потрепанные кроссовки и грязные белые носки, собравшиеся гармошкой на его лодыжках. От него пахло так, как будто он не мылся несколько дней».
Times задала тон и в обсуждении Мэннинга, настаивая, что тот стал осведомителем не потому, что придерживался определенных убеждений или того потребовала его совесть, а из-за расстройства личности и психической неустойчивости. Во множестве статей говорилось без всяких доказательств, что факты его биографии, начиная с издевательств в армии и заканчивая проблемами с отцом, и послужили основными мотивами придания огласке столь важных секретных документов.
Приписывание инакомыслящим людям расстройства личности вряд ли можно считать американским изобретением. Советских диссидентов регулярно отправляли в психиатрические больницы, а китайских – до сих пор заставляют лечиться от психических заболеваний. Существуют очевидные причины для осуществления нападок личного характера на тех, кто критикует существующее положение дел. Как уже отмечалось, одна из них заключается в том, что действия разоблачителя становятся менее эффективными: никто не хочет общаться и помогать странным или сумасшедшим людям. Другая причина – сдерживание: если диссиденты изгоняются из общества, это превращается в вескую причину не становиться одним из них.
Но основным мотивом является логическая необходимость. Для хранителей статус-кво нет ничего по-настоящему неправильного в существующем порядке вещей и в том, как организована власть, – они просто принимают все так, как есть. Поэтому любой, кто отказывается это делать и утверждает, что так не должно быть, – особенно тот, кто верит в это достаточно сильно для того, чтобы предпринять радикальное действие, – по определению, должен быть эмоционально неустойчивым и психически недееспособным.
Иными словами, есть всего два варианта: повиновение власти или радикальное несогласие с ней. Первый вариант считается нормальным и правильным выбором, только если второй воспринимается как сумасшедший и нелегитимный. Защитники статус-кво уверены, что между психическим заболеванием и радикальными оппозиционными взглядами существует не просто корреляция. Для них решительное несогласие с действующей властью является свидетельством, даже доказательством тяжелого расстройства личности.
Но здесь и кроется обман: расхождение во взглядах с существующей властью предполагает моральный или идеологический выбор, в то время как подчинение – нет. Исходя из ложной предпосылки, общество уделяет большое внимание мотивам инакомыслящих, но при этом не интересуется мотивами тех, кто подчиняется нашему правительству. Послушание по умолчанию считается естественным состоянием.
В действительности как соблюдение, так и нарушение правил включают моральный выбор, и оба варианта действий могут сказать нечто важное о человеке. Вопреки распространенному убеждению, что радикальное расхождение во взглядах с властями означает расстройство личности, – может быть правдой и обратное: при столкновении с грубой несправедливостью отказ от инакомыслия является признаком дефекта характера или морального падения.
Профессор философии Питер Ладлоу написал в New York Times о том, что «утечка, разоблачение и хактивизм, встревожившие Вооруженные силы и разведывательные ведомства Соединенных Штатов», – деятельность, связанная с «поколением W». В качестве его представителей он называет Сноудена и Мэннинга.
Желание СМИ заняться психоанализом представителей поколения W совершенно естественно. Они хотят знать, почему эти люди действуют так, как они, работники СМИ, никогда не стали бы. Но что хорошо для одних, то хорошо и для других; если существуют психологические мотивы для раскрытия секретной информации и хактивизма, то существуют также и психологические мотивы для сплочения внутри системы со структурой существующей власти – в этом случае системы, в которой СМИ играют важную роль.
Аналогичным образом вполне возможно, что больна сама система, несмотря на то что люди внутри организации ведут себя в соответствии с ее этикетом и уважают существующие узы доверия.
Эта тема входит в круг тех, которые правительство сильнее всего старается избежать. Рефлексивная демонизация осведомителей выступает одним из способов, с помощью которых СМИ Соединенных Штатов защищают интересы власть предержащих. Это «угодничество» со стороны прессы носит настолько глубокий характер, что многие из правил журналистики были созданы именно для того, чтобы содействовать распространению сообщений правительства.
Возьмем, к примеру, представление, что раскрытие секретной информации является своего рода вредоносным или преступным деянием. На самом деле вашингтонские журналисты, которые применили эту точку зрения к Сноудену или ко мне, не осуждают любое раскрытие секретной информации. Они критикуют раскрытие информации только тогда, когда это вызывает недовольство правительства.
Реальность такова, что в Вашингтоне постоянно происходят утечки. Наиболее знаменитые и уважаемые журналисты, такие как Боб Вудворд, построили карьеру на том, что регулярно получали секретную информацию от источников, занимающих высокие посты, и публиковали ее. Чиновники постоянно обращаются в New York Times, чтобы сообщить конфиденциальную информацию, вроде появления беспилотных дронов-убийц или ликвидации Усамы бен Ладена. Бывший министр обороны Леон Панетта и сотрудники ЦРУ передали закрытую информацию директору Zero Dark Thirty в надежде, что фильм расскажет о политическом триумфе Обамы. (В то же время представители Министерства юстиции сообщили федеральному суду о том, что в целях защиты национальной безопасности они не могут предоставить информацию, раскрывающую операцию по ликвидации бен Ладена.)
Ни один штатный журналист не скажет вам, что представители власти, ответственные за подобную утечку информации, или журналисты, опубликовавшие такие материалы, должны быть наказаны по закону. Они рассмеются над самим предположением о том, что Боб Вудворд, который в течение многих лет делился с миром секретной информацией, и его источники в правительстве являются преступниками.
А все дело в том, что эти утечки были санкционированы Вашингтоном, служат интересам правительства Соединенных Штатов и, таким образом, являются целесообразными и приемлемыми. Вашингтон осуждает обнародование только той информации, которую чиновники предпочли бы скрыть.
Давайте рассмотрим, что произошло за несколько минут до того, как Дэвид Грегори высказал в передаче Meet the Press предположение о том, что за статью об АНБ меня следует арестовать. В начале интервью я сослался на сверхсекретное постановление, принятое в 2011 году Судом по контролю за внешней разведкой, о том, что существенная часть программы внутреннего наблюдения АНБ нарушает Конституцию и законодательные акты, регулирующие шпионаж. Я знал о постановлении только потому, что читал об этом в документах АНБ, которые Сноуден передал мне. На передаче Meet the Press я хотел рассказать об этом.
Однако Грегори решил поспорить со мной и сказал, что суд принял другое решение:
Что касается этого конкретного постановления суда, основываясь на том, что люди, с которыми я говорил, сказали мне, это был тот самый случай, когда в ответ на прошение суд ответил: «Хорошо, это вы можете получить, а это – нет. Это действительно выйдет за рамки дозволенного». Это значит, что прошение было отклонено или изменено, суд выступил в роли контролирующего органа и не подтвердил злоупотребление властью.
Дело здесь даже не в том, что именно решил суд (хотя когда восемь недель спустя вышло постановление, в нем действительно говорилось, что действия АНБ были незаконными). Гораздо важнее то, что Грегори утверждал, что он знал о решении суда, потому что его источники рассказали ему об этом, а он передал информацию всему миру.
Таким образом, за несколько минут до того как Грегори поднял вопрос о том, что из-за написания статьи об АНБ меня следует отдать под суд, он сам сообщил о совершенно секретной информации, полученной из правительственного источника. Но никто никогда не скажет, что Грегори следует судить из-за его работы. Применение тех же самых мер по отношению к ведущему Meet the Press и его источнику кажется нелепым.
Скорее всего, Грегори не способен понять, что его раскрытие информации и мое – это одно и то же, поскольку он сообщал информацию в интересах правительства, стремящегося защитить и оправдать свои действия, в то время как я делал обратное и против воли чиновников.
