Фрэнк Абигнейл - Поймай меня, если сможешь. Реальная история самого неуловимого мошенника за всю историю преступлений
Тюремная администрация оказалась в очень неловком положении. Согласно материалам ФБР, Комбс и Рик пытались отмазаться, когда сообразили, что их поимели, доложив, что я бежал из-под стражи с применением насилия. Однако, как сказал некий мудрец, шила в мешке не утаишь.
Понимая, что стану объектом массовой охоты, я снова решил бежать в Бразилию, но знал, что должен переждать, пока страсти не поулягутся. Я был вполне уверен, что в ближайшие несколько дней все пункты выезда из Соединенных Штатов будут под надзором.
Мой побег из тюьмы попал на первую полосу одной нью-йоркской газеты. «Фрэнк Абигнейл, известный полиции всего мира как Аэронавт, однажды спустивший самого себя в самолетный унитаз, чтобы избежать встречи с блюстителями порядка, снова на свободе…» – начиналась статья.
В Нью-Йорке у меня кубышек не было, но Джин ссудила мне достаточно, чтобы перекантоваться, пока охота за мной не заглохнет. Я окопался в Квинсе, а через две недели добрался поездом до Вашингтона, округ Колумбия, где арендовал автомобиль и заехал в мотель в пригороде столицы.
В Вашингтон я направился потому, что в банках по ту сторону Потомака в Виргинии у меня было несколько заначек, а столица, с ее огромным и разношерстным населением, представлялась мне безопасной гаванью. Я считал, что не привлеку вообще никакого внимания.
Но заблуждался. Где-то через час после регистрации в мотеле, случайно выглянув из окна номера через щель в занавесках, я увидел нескольких офицеров полиции, бегом занимающих позиции по периметру. Как выяснилось, портье – бывшая стюардесса гражданской авиации – узнала меня с первого взгляда. Целый час она изводила себя, гадая, стоит ли впутываться, но все-таки позвонила в полицию.
На руку мне сыграло только одно обстоятельство, о чем я в тот момент не знал. О’Райли, как только его уведомили, что меня загнали в угол, приказал ничего не предпринимать, пока он не прибудет, чтобы возглавить захват лично. О’Райли, с которым я встретился лишь мельком после предъявления мне обвинений, хотел взять меня за шкирку лично.
Но в тот момент я едва не запаниковал. Несмотря на поздний час, комплекс номеров был хорошо освещен и спереди, и сзади. Я сомневался, что успею метнуться под надежный кров тьмы за освещенными паркингами мотеля.
Однако понимал, что попытаться должен. Натянув плащ, я выскочил через заднюю дверь, но тут же сдержал себя, заставив перейти на шаг. Но едва успел сделать пару шагов в направлении угла здания, как оттуда появились двое офицеров. И оба направили пистолеты на меня.
– Стоять, мистер, полиция! – рявкнул один команду, будто позаимствованную прямиком из телевизионного сериала о полиции.
Я не застыл, а продолжил шагать, глядя прямо в зрачки их стволов, и на ходу козырнул бумажником.
– Дэвис, ФБР, – произнес я, сам удивившись собственному спокойствию и твердости голоса. – О’Райли уже подъехал?
Пистолеты опустились.
– Не знаю, сэр, – пролепетал один. – Если да, то он там спереди.
– Хорошо, – решительно бросил я. – Держите этот участок под наблюдением. А я проверю, приехал ли О’Райли.
Они расступились, пропуская меня. А я, не оглядываясь, зашагал во тьму за стоянкой.
Послесловие и интервью с автором
Даже самому коварному лису не дано ускользать от своры вечно, во всяком случае, если ищейки упорны, а когда дело касалось Фрэнка Абигнейла, ищейки были не только неотвязны, но еще и крайне злы. Оскорбив одного полицейского, считай, что оскорбил всех. Посадив в лужу Канадскую королевскую конную полицию, ты посадил в лужу Скотланд-Ярд. Унизив регулировщика в Майами, ты унизил калифорнийский дорожный патруль. А Фрэнк Абигнейл годами оскорблял, сажал в лужу и унижал полицию везде и повсюду, регулярно и с возмутительной безмятежностью. Так что полиция повсюду искала его день и ночь, не зная устали, и не только ради правосудия, но и ради отмщения.
Не прошло и месяца после того, как Абигнейл избежал поимки в Вашингтоне, округ Колумбия, как двое нью-йоркских детективов, жевавших хот-доги в припаркованном патрульном автомобиле, заметили его идущим мимо и задержали для опознания. Несмотря на попытки Абигнейла отпираться, через два часа его личность подтвердили и передали его в ведение агентов ФБР.
За считаные недели Абигнейла завалили обвинениями в подлоге, распространении необеспеченных чеков, мошенничестве, использовании почты для мошенничества, подделке ценных бумаг, предъявленными властями всех пятидесяти штатов. За право представлять дело в суде состязались различные федеральные прокуроры и прокуроры штатов, причем каждый утверждал, что у него самые неопровержимые улики против заключенного. Все иски против Абигнейла были обоснованными. Хотя продемонстрированные им в ходе криминальной карьеры ум и сообразительность не подлежат ни малейшему сомнению, он демонстрировал скорее дерзость, чем коварство, открытость, а не уклончивость. Легион свидетелей смог опознать Абигнейла в той или иной из его ролей, обвинить его в том или ином преступлении. Если бы все обвинения против Абигнейла подбросили в воздух и выхватывали произвольные наугад, улик в этом деле было бы более чем достаточно.
Абигнейл прекрасно осознавал, в каком сложном положении очутился, и это осознание причиняло ему непомерные душевные муки. Он понимал, что должен отбыть срок заключения в некой тюрьме штата или федеральной, а то и несколько сроков в разных тюрьмах. Он не мог рассчитывать, что условия хоть в какой-нибудь из американских тюрем окажутся столь же гуманными, как в Мальмё. Больше всего он боялся, что его заточат в американскую версию Перпиньянского арестного дома. И страхи его отнюдь не убавились, когда было принято волюнтаристское решение призвать его к суду в Атланте, штат Джорджия. Абигнейл чувствовал, что в Атланте он возбуждает куда бо́льшую неприязнь, чем в любом другом городе США.
Однако сторону защиты представлял искусный адвокат, сумевший заключить сделку с федеральным прокурором, которую Абигнейл охотно подписал.
В апреле 1971 года Фрэнк Абигнейл предстал перед федеральным судьей, признав себя виновным по статье 20 Уголовного кодекса США по делу, охватывавшему «все преступления, известные и неизвестные», совершенные им в континентальных Соединенных Штатах с нарушением будь то законодательств штатов или федерального законодательства. Председательствующий судья провозгласил указ о nolle prosequi (прекращении судебного преследования) по всем, кроме восьми из сотен обвинений, выдвинутых против Абигнейла, и приговорил его к десяти годам по каждому из семи обвинений в мошенничестве с отбыванием сроков одновременно, и к двум годам по обвинению в побеге из-под стражи с отбыванием срока по окончании предыдущих.
Если бы все обвинения против Абигнейла подбросили в воздух и выхватывали произвольные наугад, улик в этом деле было бы более чем достаточно.
Свои двенадцать лет Абигнейл должен был отсидеть в федеральном исправительном учреждении в Питерсберге, штат Виргиния, куда и был водворен в том же месяце. Он отбыл четыре года своего срока, работая клерком на одном из тюремных предприятий, получая «жалованье» в размере двадцати центов в час. Трижды за этот период Абигнейл подавал прошение об условно-досрочном освобождении, и каждый раз получал отказ.
– Если мы пойдем на ваше УДО в будущем, в каком городе вы хотели бы отбывать срок условного освобождения? – спросили у Абигнейла как-то раз во время третьего рассмотрения его прошения.
– Не знаю, – сознался он. – Не хотелось бы в Нью-Йорке. Мне кажется, там я окажусь в нездоровой для себя среде, учитывая события и обстоятельства прошлого. Я оставляю решение о месте моего УДО на полное усмотрение компетентных органов.
Вскоре после того по неким причинам, постичь которые Абигнейл даже не пытался, он получил условное освобождение с пребыванием под надзором в городе Хьюстон, штат Техас, где должен был доложиться федеральному инспектору по УДО в течение семидесяти двух часов по прибытии, по мере возможности отыскав для себя доходную работу по найму в течение того же периода.
Фрэнк Абигнейл быстро постиг, как и большинство освобожденных заключенных, что общество подвергает осужденных наказанию и по выходе из мест заключения. Для некоторых это оборачивается просто социальным отторжением, но для большинства подобное посттюремное наказание одним клеймом позора и пренебрежением не ограничивается. Для осужденного, вышедшего из тюрьмы, поиски работы оказываются куда более трудными, чем для закоренелого безработного, даже если он обладает нужной или дефицитной квалификацией (зачастую приобретенной в местах отбывания заключения). А в случае экономического спада, требующего сокращения числа рабочих мест, трудоустроенный бывший заключенный теряет работу первым. Слишком уж часто поводом для увольнения служит сам факт, что он сидел в тюрьме.
