Борис Тененбаум - Тюдоры. «Золотой век»
Военные действия в Шотландии и во Франции в начале правления королевы Елизаветы стоили ей миллион фунтов, а Парламент после долгой торговли и уговоров вотировал специальный налог, покрывающий только 750 тысяч, да еще половину этих средств съели административные расходы и недоплаты. Сбор налогов ввиду слабости государственного аппарата так или иначе возлагался на местные власти, а они совершенно не собирались «…платить лишнее…».
Так что нет ничего удивительного в том, что Елизавета Первая заслужила репутацию скряги – она сумела восстановить ценность английских денег, изъяв из обращения старые монеты и отчеканив новые, она сумела погасить большую часть государственного долга, но сделано это было ценой жестокой экономии решительно на всем. В полную противоложность своему отцу, она ничего не строила, резко урезала расходы по поддержанию блеска своего двора и пуще всего опасалась любых шагов, которые были бы чреваты ведением военных действий.
Ее правление держалось не на силе, а на «…согласии джентльменов Англии…», на том слое, который в Англии называли «джентри».
Об этом есть смысл поговорить подробней. Что это, собственно, такое – джентльмен?
Некое определение этому понятию дал однажды в письме, адресованном Уолсингему, его друг, сэр Томас Смит:
«…Джентльменом сейчас зовет себя всякий, кто поучился в университете, кто знаком с юриспруденцией, кто думает, что понимает что-то в свободных искусствах, а если коротко – всяк, кто может жить, не работая на земле или приказчиком в лавке…»
И сурово добавляет, что «…джентльменов, увы, развелось столько, что стоят они недорого…».
IV
Нам необязательно принимать критерии сэра Томаса за «золотой эталон» – в конце концов, себя самого он тоже причислял к тому самому сословию, которое так ему не нравилось. Существовал более объективный показатель – налоговый ценз. Нужно было иметь землю, приносящую доход не менее 10 фунтов в год, или движимое имущество, оцениваемое не менее чем в 300 фунтов стерлингов, – и тогда при наличии хоть какого-нибудь герба или другого знака принадлежности к благородному роду можно было попасть в нужные списки. Герб, кстати, могли сочинить и герольды, занимавшиеся регистрацией – разумеется, за деньги.
Имущественный ценз не выглядел таким уж непреодолимым препятствием – наемный работник на ферме зарабатывал порядка 5 фунтов год, корова стоила 1 фунт. Важно было только доказать наличие достаточной суммы дохода, все равно откуда – от земельных владений, или от деятельности в торговле, или в сфере какой-то профессиональной деятельности. Хороший врач или толковый юрист вполне подходили к категории джентльменов – иные зарабатывали и по тысяче фунтов в год. К деньгам вообще относились с уважением. Как с отвращением писал на родину испанский дипломат:
«…Прибыль действует на англичан как запах кормежки на обитателей зверинца…»
В Испании понятие благородства связывалось только с дворянством, а единственным занятием, подобающим дворянину, была военная или государственная служба. В Англии это было совершенно не так. Томас Кромвель, сын кузнеца, стал джентльменом потому, что много зарабатывал – случай в Кастилии совершенно непредставимый.
Кромвель, конечно, был человек уникальных дарований, но способы заработать деньги он использовал вполне традиционные: на торговле шерстью или на ведении судебных процессов зарабатывались состояния, которые потом вкладывались в землю. Генрих Восьмой разорил монастыри, отняв у них их владения – но он их продал в частные руки и тем резко умножил число землевладельцев. На всю Англию имелось только 57 человек, имевших титулы от барона и выше. Эти люди имели статус пэров Англии, и их было совсем немного.
Но под ними были тысячи джентльменов, верхним слоем которых служили три или четыре сотни рыцарей – людей, имевших право на обращение «сэр». Они-то и были самой деятельной и дееспособной частью английского общества.
Это можно показать на наглядном примере – почти все члены Тайного Совета времен Елизаветы Первой были либо джентльмены верхнего, рыцарского слоя, либо пэры Англии, ставшие таковыми при ней и пожалованные в пэры за какие-то заслуги. Лорд Роберт Дадли, например, стал графом Лестером, а сэр Уильям Сесил – бароном Берли. Он, кстати, мог бы стать и графом, но не захотел – уж очень это было разорительно. Королева, как правило, весной и летом путешествовала со всем своим двором от одной своей резиденции к другой – это кочевье даже имело специальное название, «progress». Она любила при этом навещать своих титулованных лордов. Принимать государыню было делом дорогим, и чем выше титул хозяина имения, почтенного ее визитом, тем дороже обходился прием. Для графов он мог стоить и три, и четыре тысячи фунтов – и лорд Берли благоразумно решил, что, пожалуй, он все-таки лучше побудет просто бароном.
V
Система, сложившаяся в Англии, имела множество недостатков. Нехватка фондов заставляла Корону опираться не на профессиональных, хорошо подготовленных администраторов, а на местных джентльменов, которые часто подходили к своим обязанностям по-дилетантски. Похожая картина была и в военных делах – на регулярную наемную армию не было средств, и приходилось полагаться на дворян-волонтеров да на местное ополчение. Королеве было трудно оплачивать даже услуги своих дипломатов – Уолсингем в Париже тратил 200 фунтов в месяц, а получал только 40 и чуть было не разорился на своем посольском посту – его выручил только лорд Берли.
Но довольно парадоксальным образом отсутствие должного государственного контроля давало Англии крупное преимущество – способные люди пользовались значительной свободой действий и пускались в самые неожиданные и рискованные предприятия. Конечно, сэр Фрэнсис Дрейк со своим ошеломляющим успехом в создании прибыли в 4700 % был уникальной звездой бизнеса своего времени, но в рыцари, случалось, выбивались и мыловары.
Все они – и моряки, и купцы, и пресловутые «мыловары» – метили высоко.
Сэр Уолтер Рэли, о котором у нас еще будет случай поговорить, в одной из своих экспедиций удвоил вложенные им средства – и считал, что провалил дело, «…незачем было и плавать…».
И он, и люди вроде него чувствовали в себе большие силы, и они вовсе не были напуганы перспективой столкновения с Испанией – Фрэнсис Дрейк, например, ходивший в пиратские рейды через Атантику на скорлупках водоизмещением в 25 тонн, не побоялся бы и черта.
Наконец, в Англии существовало и в высшей степени толковое руководство.
Папа Римский Сикст Пятый, в миру Феличе Перетти (Felice Peretti), жизнь свою начинал свинопасом. Церковь давала возможность выдвижения толковых людей – и он эту возможность использовал до конца. Он окончил семинарию, принял постриг в ордене францисканцев, некоторое время был инквизитором и с ересью боролся как только мог: поддержал Католическую Лигу во Франции, отлучил Генриха Наваррского от Церкви, помогал дону Филиппу в его денежных затруднениях. Но, начав с самых низов, он ничего не мог поделать с собой – он высоко ценил таланты.
Так вот, про Елизавету Английскую он однажды сказал следующее:
«…Вы только поглядите на нее – как она умеет править! Она всего лишь женщина, повелевает только на половине одного острова – а ее боятся и Испания, и Франция, и Империя… Нам с ней следовало бы пожениться – наши дети правили бы миром…»
Святой отец славился парадоксальным умом – мысль об имеющем потомство браке главы Католической Церкви с еретичкой, отлученной им от Церкви, была очень неординарной.
Она могла прийти в голову только ему.
Глава 29
Заговор Бабингтона
I
Как-то не складывалось у Тюдоров с престолонаследием. Причем с самого начала. Права первого из них, Генриха VII, были в высшей степени сомнительными – но он, изощренный политик и человек методичный, все-таки справился и передал трон Англии своему потомству вроде бы на надежной основе – у его сына, Генриха VIII, никаких соперников не было. И если бы не неудача Катерины Арагонской с рождением мальчика, и не увлечение Генриха VIII Анной Болейн, и не его неистовое, всесокрушающее желание во что бы то ни стало обзавестись законным сыном – глядишь, и история Англии пошла бы по-другому.
Но история пошла так, как пошла – и к 1585 году перед страной опять встала проблема престолонаследия – у Елизаветы I не было детей, наследника она не назначала, все предложения Тайного Совета, связанные с этим чувствительнейшим политическим вопросом, отвергала с негодованием, – а между тем законной наследницей престола Англии являлась внучка королевы шотландской, Маргариты, дочери Генриха VII и сестры Генриха VIII.
И звали ее Марией Стюарт, и находилась она в Англии, и содержалась, в общем, на положении пленницы, и вступление ее в свои права означало бы полный крах всех людей, связавших свою судьбу с делом Реформации…
