Наталья Лебина - Cоветская повседневность: нормы и аномалии от военного коммунизма к большому стилю
В ментальных же нормах в начале XX века явно прослеживались изменения, связанные с нарастающим процессом модернизации. Российский городской социум и в первую очередь столичные жители явно находились на распутье, подсознательно стремясь осуществить переход к неомальтузианскому пути ограничения рождаемости в браке за счет контроля над репродуктивными функциями семьи. В российской общественности росли и настроения, связанные с концепцией сознательного материнства. Однако использование контрацептивов пока еще не стало нормой повседневности, несмотря на довольно активное рекламирование различных противозачаточных средств в столичных газетах и журналах, выходивших накануне Первой мировой войны646. Неудивительно, что количество нелегальных абортов, как отметил собравшийся в 1910 году очередной Пироговский съезд российских медиков, нарастало в «эпидемической пропорции». Накануне Первой мировой войны, по свидетельству известного врача Н.А. Вигдорчика, жительницы Петербурга стали «смотреть на искусственный выкидыш как на нечто обыденное и доступное… по рукам ходят адреса врачей и акушерок, производивших эти операции без всяких формальностей, по определенной таксе, не очень высокой»647. Аборт становился несанкционированной нормой повседневной жизни. Женщины-горожанки, по сути дела, игнорировали официальный запрет на искусственное прерывание беременности, демонстрируя стремление к самостоятельному контролю над деторождением.
После 1905 года многие медики и юристы пытались поставить вопрос о необходимости легализации абортов, мотивируя это ростом подпольных операций, зачастую кончавшихся увечьем, а иногда и смертью пациенток. А российские феминистки, кроме этого, считали, что женщине наконец-то следует предоставить право самостоятельного выбора в решении вопроса о будущем потомстве. Все это свидетельствовало о том, что на уровне общественного дискурса суждения об аборте как о некой социальной аномалии утрачивали свою остроту. Более того, горожане были вполне готовы к идее признания искусственного выкидыша в качестве легального способа регулирования рождаемости. Эти настроения во многом явились основанием для превращения абортной политики в сферу социальной заботы нового государства, а сам факт самостоятельного решения женщиной вопроса о прерывании беременности превращался в государственно признанную норму.
Еще до прихода большевиков к власти В.И. Ленин писал о необходимости «безусловной отмены всех законов, преследующих аборты». Он подчеркивал, что «эти законы – одно лицемерие господствующих классов»648. В данном случае лидер большевиков высказывался в духе буржуазно-демократических представлений о свободе выбора человеком его репродуктивного поведения. Пуританско-патриархальная модель сексуальности и репродуктивности явно входила в конфликт с общими тенденциями развития морали и нравственности в большинстве прогрессивных стран. Однако у российских социал-демократов, в особенности у представителей их крайне левого крыла, вопрос о запрете абортов обрел к тому же и антиклерикальный характер. Отделив церковь от государства и ликвидировав церковный брак, советское государство создало серьезную основу для легализации абортов в новом обществе. Дальнейшее развитие этого вопроса во многом зависело от организации системы медико-социального обеспечения абортов. И, вероятно, поэтому, несмотря на антицерковную направленность большинства своих решений в сфере регулирования частной жизни, большевики не рискнули принять законодательный акт о легализации искусственных выкидышей в первые же месяцы после прихода к власти.
В 1918–1919 годах новое государство формировало принципы своей работы в области охраны материнства и детства. Лишь весной 1920 года началось активное обсуждение вопроса о разрешении операций по прерыванию беременности. В апреле 1920 года состоялось специальное совещание Женотдела ЦК РКП(б), на котором тогдашний нарком здравоохранения Н.А. Семашко прямо заявил о том, что «выкидыш не должен быть наказуем, ибо наказуемость толкает женщин к знахаркам, повитухам и т.д… причиняющим увечье женщинам»649. Таким образом, предполагаемая абортная политика советского государства должна была носить прежде всего оздоровительный характер. Однако многие активные большевички пытались педалировать социальный аспект свободы прерывания беременности, считая, что данная операция способствует «втягиванию женщин в общественную жизнь»650. Наконец аборты в Советской России были разрешены. 18 ноября 1920 года Народный комиссариат здравоохранения и Народный комиссариат юстиции приняли совместное постановление «Об охране здоровья женщин». Документ гласил:
«За последние десятилетия, как на Западе, так и у нас, возрастает число женщин, прибегающих к прерыванию своей беременности. Законодательства всех стран борются с этим злом путём наказаний как для женщины, решившейся на выкидыш, так и для врача, его произведшего. Не приводя к положительным результатам, этот метод борьбы загнал операцию в подполье и сделал женщину жертвой корыстных и часто невежественных абортистов, которые из тайной операции создали себе промысел. В результате до 50 % женщин заболевают от заражения и до 4 % из них умирают. Рабоче-Крестьянское Правительство учитывает всё зло этого явления для коллектива. Путём агитации против абортов среди масс трудящегося женского населения оно борется с этим злом и, вводя социалистический строй и широко осуществляя принципы Охраны Материнства и Младенчества, предвидит постепенное исчезновение этого явления. Но, пока моральные пережитки прошлого и тяжёлые экономические условия настоящего ещё вынуждают часть женщин решаться на эту операцию, Наркомздрав и Наркомюст, охраняя здоровье женщины и интересы расы от невежественных и корыстных шарлатанов и считая метод репрессии в этой области абсолютно не достигающим цели, – постановляют:
1. Допускается бесплатное и свободное производство этой операции в обстановке советских больниц, где обеспечивается её максимальная безвредность.
2. Абсолютно запрещается производство этой операции кому бы то ни было, кроме врача.
3. Виновные в производстве этой операции акушерка или бабка лишаются права практики и привлекаются к народному суду.
4. Врач, произведший операцию плодоизгнания в своей частной практике с корыстной цепью, отвечает перед Народным Судом»651.
Советская республика стала первой в мире страной, легализовавшей искусственный выкидыш. Желающим предоставлялась возможность сделать операцию по прерыванию беременности в специальном медицинском учреждении, независимо от того, угрожает или нет дальнейшее вынашивание плода здоровью женщины. На первых порах аборт производился бесплатно. И все же в советском правовом и социально-нравственном поле операция по прерыванию беременности квалифицировалась как социальная аномалия. Аборты можно было допустить в советском обществе лишь в сопровождении мощной агитационной кампании, разъясняющей их пагубные последствия для здоровья женщины. Деятели Наркомюста и Наркомздрава были уверены, что с возрастанием успехов социалистического строительства у женщин вообще отпадет необходимость в контроле над деторождением любым способом, и прежде всего с помощью абортов. О контрацепции же как противовесе искусственных выкидышей практически никто не задумывался. Более того, некоторые большевистские публицисты считали контрацептивы элементом буржуазного разложения652. На уровне массового сознания как в дореволюционной, так и в Советской России искусственный выкидыш считался реальной бытовой нормой. Желающих провести данную операцию на законных условиях в больнице оказалось немало. С 1924 года при подотделах охраны материнства и младенчества стали функционировать специальные «абортные» комиссии. Они регулировали очередь на производство операций. В 1925 году в крупных городах на 1000 человек приходилось примерно 6 абортов653. Правом «на аборт» вне очереди по советскому законодательству пользовались фабрично-заводские работницы. Ситуацию зафиксировал литературный нарратив 1920-х годов. Лелька, героиня романа Вересаева «Сестры», без малейших сомнений принимает решение избавиться от нежелательной беременности: «Ордер в консультации она как работница получила легко. Какие причины? Одиночка: отсутствие отца»654. И все же, несмотря на наличие привилегий, лишь одна из трех желающих избавиться от беременности работниц обращалась в 1925 году к врачам. Женщины из пролетарской среды в первой половине 1920-х по старинке прибегали к услугам «бабок» и к «самоабортам» с помощью разного рода ядов.
Основным мотивом аборта была материальная нужда. По этой причине не желали иметь ребенка 60 % женщин в Ленинграде и почти 70 % в других промышленных городах России655. Почти 50 % работниц прерывали уже первую беременность656. 80 % женщин, делавших аборты, имели мужей, но это обстоятельство вовсе не укрепляло их в желании стать матерями. Напротив, статистика разводов свидетельствовала, что в пролетарских семьях беременность была причиной расторжения брака.
