Юрий Авербах - О чем молчат фигуры
— Мы решили бороться с Израилем и на шахматной доске! — заявили представители Ливийской шахматной федерации.
Сказано — сделано! На ливийские нефтедоллары в Триполи поехали в основном шахматисты малых стран и слабых федераций, которые из-за нехватки средств редко выезжали на Олимпиады. А некоторые федерации как, например, Италии и Филиппин, сформировали даже две команды. Одна — более сильная, играла в Хайфе, другая — в Триполи.
Между прочим, в Спорткомитете всерьез обсуждался вопрос: не послать ли нам команду на «контр-олимпиаду». Команду собирались формировать по национальному признаку, возглавить ее должен был Александр Котов. К счастью, разум возобладал.
В Хайфе победили американцы, а в Триполи — шахматисты Сальвадора. Там и мечтать не могли о таком успехе и по этому случаю выпустили специальную шахматную марку.
Во время Олимпиады прошел очередной конгресс ФИДЕ. Наша федерация в нем не участвовала, и в ее отсутствие приняли решение восстановить в правах члена Шахматную федерацию ЮАР. Она была давним членом ФИДЕ, ее команда неоднократно участвовала в Олимпиадах. Однако на конгрессе в Ницце по нашему предложению при активной поддержке федераций черной Африки членство ЮАР и Родезии было приостановлено. В уставе ФИДЕ черным по белому записано, что она не признает никакой дискриминации, в том числе по расовому признаку, а в этих странах, как известно, процветал режим апартеида.
На Спорткомитет это решение подействовало, как красный цвет на быка! Перед нашими представителями в международных спортивных федерациях ставилась задача изгонять ЮАР, а тут, видите ли, их вздумали восстанавливать!
Нам была дана команда немедленно выступить с заявлением по этому поводу и потребовать созыва чрезвычайного конгресса. Нас поддержало необходимое число федерации, и летом 1977 года конгресс состоялся.
По иронии судьбы в Ницце было принято решение проводить конгрессы раз в два года, но так получилось, что в промежутках прошли два чрезвычайных конгресса. Поэтому позднее ФИДЕ стала проводить их каждый год.
Накануне чрезвычайного конгресса в ЮАР вылетела делегация ФИДЕ в составе президента ФИДЕ Эйве и вице-президента Ф. Кампоманеса, чтобы на месте убедиться, играют ли черные и белые вместе или раздельно.
У нас подготовка к конгрессу пала на мои плечи. Задача, которую поставил Спорткомитет, была предельно ясна — гнать ЮАР в шею! Эту же мысль мне высказали в Комитете солидарности со странами Азии и Африки. А намечавшийся расклад сил был примерно таков: 20–23 страны за изгнание, такое же примерно число против, и десяток стран с неопределенной позицией. Становилось очевидно, что все будут решать как раз эти страны: кому они отдадут свои голоса, те и победят. Поразмыслив, я пришел к выводу, что бороться за полное исключение опасно: колеблющиеся страны легко могли поддержать ЮАР. И здесь мне очень помогло посещение отдела международных организаций Министерства иностранных дел. Там мне объяснили, что у нас должна быть гибкая позиция. Апартеид — это проблема черной Африки. Ни в коем случае мы не должны выступать инициаторами, лезть на рожон. Впереди должны быть африканцы, а наша задача их активно поддерживать.
Конгресс проходил в Люцерне. Наша делегация состояла из Родионова, Карпова, Батуринского и меня. Не буду подробно рассказывать о конгрессе, отмечу только, что рекомендованная МИДом тактика принесла полный успех. За резолюцию, снова приостанавливающую членство ЮАР в ФИДЕ впредь до искоренения апартеида, проголосовало 28 федераций, против были 23. Это означало, что все колеблющиеся перешли на нашу сторону. Правда, Батуринский, помня о позиции Спорткомитета, все время меня подталкивал:
— А что, если все-таки попробовать выгнать ЮАР?
Но я твердо стоял на своем.
Когда конгресс закончился, Карпов провел сеанс одновременной игры для делегатов. Среди его участников были и представители ЮАР. Затем швейцарцы устроили прощальный банкет. На него был приглашен Корчной, который специально прибыл в Люцерн и на конгрессе демонстративно держался вместе с делегатами ЮАР.
Узнав, что на банкет приглашен Корчной, Батуринский взорвался:
— Раз они его пригласили, мы туда не пойдем!
— Но ведь это невежливо, — пытался я возражать, но Виктор Давыдович упрямо стоял на своем.
Тогда я отправился к Карпову и быстро убедил его, что на банкете необходимо присутствовать. Затем он встретился с Батуринским. Не знаю, как протекал их разговор, но Батуринский сдался, и на банкет мы пошли. Правда, покинули его до прихода запоздавшего Корчного.
Корчной выходит на Карпова
В 1976 году на межзональном турнире в Биле Петросяну снова удалось пробиться в претенденты. Произошло это не без приключений.
В предпоследнем туре в партии с Хюбнером он получил совершенно безнадежную позицию, к тому же оказался в цейтноте. Как рассказывали очевидцы, возглавлявший нашу делегацию Батуринский в расстроенных чувствах покинул турнирный зал, считая поражение экс-чемпиона мира неизбежным. Прошло несколько минут, и в зале раздались аплодисменты. «Ну все, Тигран сдался», — вероятно, подумал Виктор Давыдович, возвращаясь в зал. Действительно, партия закончилась, и на демонстрационной доске вывесили табличку: Хюбнер 0 — Петросян 1. Батуринский не поверил своим глазам, но все было правильно. В цейтноте противника немецкий шахматист вознамерился дать мат, но получил его сам!
Жеребьевка претендентов проходила в Москве, и Петросяну не повезло: уже в четвертьфинале выпало играть с Корчным!
Более неприятного противника трудно было найти. Во-первых, как я уже говорил, Тигран, как правило, неудачно играл с теми шахматистами, с которыми у него были плохие отношения, а после матча в Одессе они с Корчным стали смертельными врагами. Во-вторых, теперь Виктор был уже не соратником По команде, а отщепенцем, невозвращенцем. Система требовала, чтобы он был сокрушен. Это налагало на Петросяна особую ответственность, неблагоприятно сказывалось на его состоянии, заставляло излишне нервничать.
Матч с Корчным должен был состояться в Италии, в курортном местечке Чокко, в Тоскане, сравнительно недалеко от Флоренции. Тигран снова предложил мне возглавить его делегацию, в которую кроме него и жены входили тренеры Геллер и Зайцев.
Чокко оказался расположенным на высоком холме. Курортный сезон еще не начался. В отеле, где мы поселились, народу почти не было. Корчной прибыл в Чокко со своей будущей женой Петрой Лееверик и тренером мастером Яковом Муреем, только что эмигрировавшим из СССР в Израиль. Их сопровождала небольшая группа голландских журналистов, явно ожидавших скандала. Отношения между двумя группами были откровенно враждебными. Никто ни с кем не здоровался, не разговаривал. В ресторане мы располагались в противоположных концах зала. Во время переговоров по регламенту Корчной попытался еще более взвинтить обстановку, потребовав установки пулезащитного стекла, но главный судья Божидар Кажич утихомирил его. Мы договорились, что в зрительном зале члены делегаций будут сидеть в разных местах. Оговорили также специальное условие, что во время игры участники должны общаться только через арбитра.
При всем при этом нам все время приходилось встречаться чуть ли не нос к носу. Однажды, когда мы оказались с Муреем одни в лифте, я его откровенно спросил:
— Яша, почему ты не здороваешься?
— Корчной запретил! — последовал ответ.
Несмотря на взаимную неприязнь, к разочарованию журналистов, никаких инцидентов не было. Враги, сидевшие напротив друг друга за шахматной доской, ничем не выражали свои эмоции. Игра носила спокойный характер, и первые четыре встречи завершились вничью. В пятой победил Корчной, но в шестой Петросян немедленно отыгрался. Седьмая партия завершилась вничью, а восьмую выиграл Корчной. Затем последовали две ничьи, Тиграну позарез нужна была победа. И вот в одиннадцатой партии у него появились шансы сравнять счет: его позиция была намного лучше, причем у противника оставалось 10 минут на 13 ходов, а у Петросяна — сорок!
В этот момент Корчной сделал тонкий психологический ход. Он подозвал главного судью и через него предложил ничью. И тут мы увидели, что Петросян сразу занервничал, начал ерзать на стуле, озираться по сторонам. Минута проходила за минутой, а он все не делал хода. В один момент, когда Тигран к нам обернулся, Геллер показал ему кулак, давая понять, что мирное предложение ни в коем случае принимать нельзя. Тем не менее после получасового раздумья, когда время на часах противников сравнялось, он согласился на ничью.
— Тигран, что ты делаешь? — пытался я его укорять по дороге в отель. — У тебя появился шанс сравнять счет, и ты сам его упустил!
Ответ Петросяна меня поразил.
— Тебе хорошо говорить, — стал он оправдываться, — у тебя пенсия не за горами. А мне ее ждать еще целых двенадцать лет!
