Эдуард Хруцкий - Проходные дворы
Но у него отец был не военачальник, а скромный врач, поэтому лейтенант Морозов, несмотря на красный диплом, поехал в Забайкальский военный округ.
Служил как все: сначала взвод, потом – рота, пришел срок и перешел Морозов на майорскую должность начальником школы снайперов.
А тут министр обороны маршал Гречко решил реформу проводить. Начали реформировать полковые школы, готовившие сержантов, сливать школы снайперов.
Так капитан Морозов остался без должности и решил уволиться из армии.
Вернулся домой. Перспектив на будущее не было. Предложили идти в милицию или военруком в школу.
Однажды Игорь встретил школьного товарища. И тот предложил ему ехать на Колыму в старательскую артель. Два сезона он, как трактор, вкалывал на берегах колымских рек. Ему повезло: артелью командовал битый-перебитый мужик, отлично знавший, где надо мыть золото. Два сезона у артели был «фарт». Взяли много шлиха, получили большие деньги. Борис Морозов купил машину, вступил в кооператив. Этот сезон был для него последним. И в нынешнее лето «фарт» шел к артели, намыли золотишка вполне прилично.
В тот день артель ушла выше по реке в поисках нового золотоносного места, а Игорь оставили на базе стеречь технику и ждать вертолет с инкассаторами, забиравшими золото. Борис готовил себе завтрак, когда раздался шум винтов. Над лесом появился вертолет, но не привычная зеленая армейская машина с бортовым номером 036, а легкая двухцветная. Она зависла над поляной и медленно опустилась. Дверь открылась, и появились трое с автоматами Калашникова. Это были явно не инкассаторы – Игорь взял охотничий карабин с оптикой и вышел на крыльцо. Два кавказца и один русский.
– Положи карабин, друг, – крикнул один из кавказцев, – мы тебе ничего не сделаем! Давай поговорим.
– Назад! – рявкнул Морозов и щелкнул затвором. Он понял, что за люди прилетели на спортивном вертолете. Два сезона бог миловал от ингушских налетов, и вот не повезло.
– Бросай карабин, сука! – Русский сорвал с плеча автомат.
– Назад! – снова скомандовал Игорь.
Свинцовая автоматная строчка прошила по срубу. Полетели щепки и мох. Словно дубиной ударило по левому плечу, рука сразу же стала неподвижной.
Игорь упал за крыльцо, вскинул карабин и с первого выстрела завалил русского. Прижимая оружие к доскам, передернул затвор.
Перекрестье оптического прицела точно легло на силуэт одного из кавказцев. Те продолжали бить из двух автоматов. Но пули уходили. Ингуши явно не служили в армии.
Игорь спокойно, как на учебных стрельбах, плавно надавил на спусковой крючок. Черный, выронив автомат, рухнул лицом вниз. Второй бросился к вертолету.
Собрав силы, Морозов прицелился, но раненое плечо жгло огнем, рука практически не действовала. Он опять с трудом передернул затвор и, пытаясь поймать бегущего в прыгающий крест оптики, выстрелил, когда кавказец уже подбежал к машине. Но, видимо, промахнулся. Бандит влез в вертолет. Набирая высоту, машина ушла на восток.
Морозов сидел у избушки, прислонившись спиной к холодным бревнам, и пытался куском разорванной рубахи перетянуть простреленное плечо. Тут подоспели услышавшие стрельбу артельщики. По рации связались с ментами. И к вечеру на поляну сел вертолет с врачом и сыщиками из угрозыска. Морозова отвезли в Магадан и поместили в госпиталь МВД.
– Ингуши здесь давно шалят, – сказал подполковник. – Они или нападают на старателей, или обкладывают артели данью: половину добытого – им, иначе пропадешь в тайге. Знаешь, сколько людей уходят и не возвращаются?
– А куда они девают золото?
– У них есть курьеры, которые за хорошие деньги перевозят золото в Москву и на Кавказ. Конечно, мы делаем все возможное. Выявляем курьеров, изымаем золото. Но все дело в том, что наша агентура не успевает. Слишком часто бандиты меняют курьеров.
Когда мы прощались с Игорем Морозовым, подполковник сказал ему:
– Врачи говорят, что скоро ты выпишешься. Я с бригадиром договорился, он завтра твою долю привезет. Мы тебе билет купили и на самолет посадим. Так что, брат, линяй с Магадана. Черные тебе своего убитого не простят.
Кстати, с Игорем Морозовым я встретился через несколько лет в Москве. Он купил квартиру, ездил на «Волге», женился, устроился на неплохую работу. Но потом бросил ее и ушел с золотодобытчиками в Иркутскую область. Видимо, есть особая притягательность в вольной лесной жизни.
* * *А что же с золотом, которое привозили в ресторан Центрального аэровокзала?
Расходилось оно по черным ювелирам. Часть его уходила в Узбекистан, где бухарские евреи изготавливали из него украшения. Много шлиха оседало в Дагестане: там знаменитые мастера делали насечки на кинжалы, резные бляхи для поясов, необыкновенно красивые кубки и вазы. Но и в Москве были люди, находившие применение золотому колымскому песку. Одного из них я неплохо знал по кафе «Националь». Виктор Скопин приходил туда практически каждый вечер. У него была своя компания, сидевшая обычно во втором зале в самом углу.
Витя Скопин прекрасно одевался, ездил по Москве на маленьком «остине» с правым рулем. Иномарка в личном владении в те годы – огромная редкость, а с правым рулем – вообще одна на весь город.
Карьеру свою Витя Скопин начал делать в конце 45-го года, когда из Германии стали возвращаться домой наши солдаты. Они-то и наводнили столичный ювелирный рынок немецким золотом низкой пробы. Его легко было отличить по цвету. Скопин не мудрствуя лукаво скупал привезенные кольца, браслеты, корпуса часов, пластины для зубных протезов.
Он тогда работал в подмосковном городе Кунцево в артели, выпускающей металлическую посуду, ложки, пряжки для ремней, металлические колпачки для авторучек. Вполне естественно, что в этом индустриальном гиганте были своя литейка и свой цех штамповки.
Витя сговорился с ушлым ювелиром Семеном Розенфельдом, к делу привлекли доцента-картежника из Института стали и сплавов и начали свой бизнес: Витя скупал немецкое золото, в литейке его переплавляли, доцент добавлял в сплав нужные ингредиенты, и золото принимало привычный для нашего глаза червонный отлив. Потом из него Розенфельд со товарищами в мастерской на Сретенке делал украшения под старину, ставил высокую пробу поддельным клеймом и со свистом продавал. Фирма существовала три года. А потом их повязал областной уголовный розыск совместно с БХСС.
Историю индустриального гиганта в Кунцеве рассказал мне мой друг, Игорь Скорин, который в те годы был замначальника утро Подмосковья.
Отсидев положенное, Витя вернулся в родную столицу и вновь устроился начальником цеха металлоизделий на Гончарной набережной. С приисковым золотом его свел старый подельник, Семен Розенфельд, он же подал важную мысль штамповать туфтовые царские золотые монеты – империалы из низкопробного золота. Это сегодня можно обращать капитал в доллары или открывать счета на Каймановых островах – при советской власти такого баловства не было. Поэтому деньги вкладывали в самую твердую теневую валюту – царские золотые червонцы с профилем последнего императора. Стоили они на черном рынке от 196 до 200 рублей. Хранить наворованное в золотых монетах было удобно и просто.
Мне несколько раз приходилось бывать на дачах теневых деляг, когда там шел обыск. Из земли выкапывали бидоны, или трехлитровые банки, или глиняные горшки, набитые деньгами. Несмотря на все меры предосторожности, предпринятые владельцами, из схронов доставали влажные, липкие деньги.
И я вспомнил свою командировку в забытый богом и властью городок Гасан-Кули на Каспии.
Стояла немыслимая жара, мы с начальником милиции пили зеленый чай. Записывать было тяжело, рука потела, оставляя на страницах блокнота влажные пятна.
– Пошли ко мне обедать, жена все приготовила. Выпьем, плова поедим.
Дом начальника по второму этажу окружала открытая терраса. Когда мы подошли, я заметил, что на ней развешены какие-то мелкие тряпочки. Поднявшись туда, с изумлением понял, что это коричневые сотенные и зеленые полтинники аккуратно прикреплены обычными деревянными прищепками для белья.
– А, – махнул рукой начальник, – не обращай внимания. Отец деньги сушит. Понимаешь, знатный чабан, Герой Соцтруда, депутат, а государственной сберкассе не верит. Деньги в кувшине в земле держит. Вот два раза в год и просушивает их.
Чабаны тогда получали ломово. Но старик-отец не верил никаким госструктурам, и, как я понимаю сейчас, правильно делал.
Но знатный чабан сушил деньги, заработанные честным трудом, а московские деляги были лишены этой возможности.
Представьте себе на секунду: сосед заглядывает через забор и видит пришпиленный к веревке миллион.
Вот поэтому закопанные червонцы очень ценились в этих кругах. Им-то и решил помочь Витя Скопин. В своем маленьком цехе он начал из золотого песка с соответствующими добавками лить низкопробное золото. Потом из него штамповали монеты. По количеству золота, содержавшегося в них, эти монеты и близко не лежали рядом с настоящими.
