Андрей Ветер - Заметки о Николае Кладо
Надо полагать, что полные страстных призывов письма сыграли свою роль.
25 сентября 1906 года Кладо был вновь определён на службу и назначен штатным преподавателем Николаевской Морской Академии. На следующий год он был произведён в полковники, а в 1910 году был назначен ординарным профессором Николаевской Морской Академии, под сводами которой не переставал звучать его убедительный голос:
«Цель стратегии при изучении войны – это найти истинные причины, управляющие военными явлениями, или, по крайней мере, подойти к ним как можно ближе. Цель преподавания стратегии – достигнутое приближение к истине перевести в способ мышления других. А для этого эти другие должны получить внутреннее убеждение в том, что то, что им преподаётся, есть действительно истина или посильное к ней приближение.»
В 1908 году на небосклоне Петроградской бюрократии появилось новое светило – генерал Сухомлинов. Были уволены генералы Палицын и Редигер, имевшие гражданское мужество указывать на отсталость нашей военной подготовки и на необходимость долгой, упорной работы, поставленной на научном основании. По словам некоторых мемуаристов, «невежественность Сухомлинова сочеталась с поразительным легкомыслием. Занимая пост военного министра, Сухмлинов пребывал в полном убеждении, что его полученные десятки лет назад знания, остались незыблемыми истинами, между тем как в действительности быстрое развитие военного дела требовало постоянной и напряжённой работы по изучению эволюции военного дела».
«Это, конечно, отразилось на планомерности всей работы по подготовке к войне, произведённой между окончанием войны с Японией и начавшейся в 1914 году войной с центральными державами, – вспоминал помощник военного министра генерал Лукомский. – Многое, что первоначально намечалось, в жизнь проведено не было. Когда прошёл острый период впечатлений от неудач прошедшей войны, многое заслонилось текущими работами и, если не совсем забылось, то перестало быть существенным, требующим изменений.»
Забылась, разумеется, и главная причина, которая затрудняла устранение хаоса в высшем военном управлении. Забылась научная организация работы, которая требовала не только отдельных выдающихся представителей науки, но и достаточно высокого уровня социальной среды. Интеллигентный слой России, к сожалению, представлял слишком тонкую прослойку, чтобы результаты работы отдельных учёных упали на благодатную почву.
С 1909 по 1912 годы Кладо опубликовал «Курс военно-морского дела для военно-морской академии», «Введение в курс военно-морского искусства», «О приморских крепостях», «Курс стратегии» в трёх томах и некоторые другие работы. Наконец, в 1913 году появились его знаменитые «Этюды по стратегии».
Во «Введении в курс военно-морского искусства» Кладо рассказал, что за два года до русско-японской войны на курсах военно-морских наук при Николаевской Морской Академии были дважды проведены стратегические игры, на которых пришли к выводу, что нашему флоту грозит неминуемый разгром, но выводов никто не сделал.
Поражение в русско-японской войне выявило большие пробелы в подготовке флота. Личный состав не был научен в мирное время тому, что необходимо на войне. Отсутствие боевой подготовки и бездействие ведут к разложению флота. Поэтому, – подчёркивал Кладо – главнейшая задача истории военно-морского искусства – это «тщательно собрать признаки разложения и показать на основании прошлого картину будущего.»
Исследуя ход той печально знаменитой войны, он отмечал, что «русская рота всегда била японскую, русский полк всегда бил японский полк, но уже русская бригада и тем более дивизия боялись японских бригад и дивизий».
«Если во время войны оказывается, что нижние чины великолепны, младшие офицеры очень хороши, штаб-офицеры хороши и посредственны, а высший командный персонал никуда не годится, это ясно показывает, что в мирное время делался отбор для движения вперёд слабых в военном отношении, как в смысле знаний, так и в смысле характера. И потому делался такой отбор, что среда этих качеств не понимала, не ценила, не уважала, а ценила качества совсем другие, в военном деле второстепенные.»
Эта безрадостная мысль перекликается со словами генерала Брусилова: «Аттестация офицеров составлялась комиссиями, вполне безответственными за свои аттестации. При известном русском добродушии и халатности зачастую случалось, что недостойного кандидата аттестовали хорошо в надежде поскорее избавиться от него посредством нового, высшего назначения без неприятностей и жалоб со стороны обиженного… Существование гвардии с её особыми правилами было другой причиной недостаточно осмотрительного подбора начальствующих лиц. Дорожа своими привилегиями, гвардейские офицеры полагали, что между ними неудовлетворительных быть не может, и не раз случалось, что гвардейское начальство пропускало своими снисходительными аттестациями командирами полков людей заведомо неспособных.»
В отчёте генерал-лейтенанта Куропаткина сказано: «Аттестации мирного времени во многом оказались несоответствующими при боевом испытании. Начальники, которые проходили службу всюду с отметками «выдающийся», на боевом поле по физическим и духовным качествам не выдерживали боевого испытания. Наоборот, проходившие служебный путь незамеченными – в боевой обстановке неожиданно развёртывали свои глубокие духовные силы, обнаруживали выдающиеся военные качества. К числу последних принадлежит и незабвенный герой Порт-Артура генерал Кондратенко.»
Как бы то ни было, одна война осталась позади, другая постепенно подкрадывалась спереди. Армию надо было готовить к новым сражениям.
Вопрос подготовки личного состава к войне Николай Лаврентьевич считал наиболее актуальным.
«Стратегию в полном размере надо изучать с молодых лет. Не стремясь смолоду к глубоким познаниям в военном деле, офицер прямо не почувствует влияния этого на свою служебную деятельность, пока она протекает на низших чинах… А когда офицер, оставаясь в этом состоянии, дойдёт до тех степеней, когда почувствует необходимость в более полном знании, то может оказаться – слишком много времени пропущено…»
«У нас надо на вес золота ценить людей, имеющих особую охоту, наклонность к военному делу или хотя бы находящих в нём выгоду… У нас больше, чем у других, гибелен недостаток офицеров, мы не можем допустить, чтобы они бежали со службы. Они и так служат неохотно.»
«Прошли те времена (если таковые когда-нибудь были), – размышлял он, – когда можно было надеяться на победу, благодаря мысли, осенившей гения во время самого боя. Будущая война должна быть подготовлена задолго, и её средства должны быть тщательно подготовлены к употреблению. Вдохновенная мысль последнего момента должна опираться и должна быть поддержана силой общности мысли у всех.»
Условия ведения войны менялись с каждым годом, менялись стремительно, появлялась новая техника, новое оружие. Требовалось новое осмысление военного дела.
По этому поводу Кладо писал: «Генеральных сражений, решающих участь войны, уже нет… Пока не подорвана сила всего государства, стоящего за военной силой, до тех пор эта сила не надламывается. С тех пор как начали воевать народы, а не только их армии, главный удар приходится направлять против всего народа. Иначе трудно обессилить его армию… Чтобы ускорить надлом народа, надлом силы армии противника, а быть может и вообще, чтобы произвести этот надлом, надо сначала надломить ресурсы страны.»
На лекции Николая Лаврентьевича Кладо приходили сотни слушателей, причём чины не только морского, но и военного ведомства, что для того времени было крайне удивительно, ведь между руководством армии и флота отношения были, мягко выражаясь, натянутыми.
В качестве примера можно привести следующий случай. 11 июля 1903 года начальник Главного штаба Сахаров представил доклад, касающийся развёртывания в случае войны 4-й армии, предназначенной для обороны Балтийского побережья. Согласно указанию Николая II, все морские средства, назначенные для обороны Балтийского побережья, отдавались в подчинение главнокомандующему 4-й армии. Казалось бы, естественно, что это распоряжение должно было быть тотчас сообщено морскому министру, однако на первом листе этого доклада сделана пометка: «Генерал Сахаров не приказывал сообщать это решение морскому министру до минуты объявления войны.» Трудно придумать что-либо более абсурдное.
Да, сегодня мы вынуждены признать, что флот и армия не были спаяны единым духом и задачами. Разросшийся бюрократический аппарат обоих ведомств не мог не повлечь за собой рост ведомственного сепаратизма. Николай Лаврентьевич открыто указывал на это как на один из ужаснейших недостатков своего времени и одну из причин поражения в японской войне.
«Армия и флот, вместо того, чтобы руководствоваться заветами Великого Петра, который завещал им, что потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет – обе руки имеет, и действовать как две руки одного человека, то есть вполне согласованно для достижения общей цели… Известно, что слабая сторона всякой союзной силы лежит в отсутствии взаимного доверия между союзниками, и как следствие этого – в отсутствии согласованных действий. Армия и флот – это тоже союзники, союзники нераздельные и вечные. Разойтись им нельзя никогда, и в этом сознании им надо неуклонно изучать друг друга, чтобы научиться друг другу доверять… А понимать друг друга не только армия и флот, но и вообще все люди, причастные к военному делу, будут только тогда, когда у них будут общие единые мысли о ведении войны.» (Кладо «Этюды по стратегии»)
