Андрей Ветер - Заметки о Николае Кладо
Зиновий Петрович Рожественский, как гласит официальная формулировка, действовал при Цусимском сражении пассивно и не сумел организовать боя русской эскадры. Он был ранен и взят в плен на миноносце «Бедовый». По возвращении в Россию Рожественский был предан военно-морскому суду, но оправдан как тяжело раненый в бою и в 1906 ушёл в отставку.
Свидетели того времени подчёркивают, что первые же неудачи на театре войны и тем более Цусимская катастрофа погасили в народе волю к борьбе.
Максим Горький: «Мне пришлось быть в Старой Руссе во время мобилизации; стою на платформе, сажают солдат в вагоны, бабы ревут, пьяные орут, трезвые смотрят так, точно с них кожу сдирать будут через час… Между прочими прискорбными рожами вижу одну – настоящий эдакий великорусс: грудища, бородища, ручищи, нос картофелиной, глаза голубые… И эдакое спокойное лицо, эдакое терпеливое, уверенное в том, что никогда ничего хорошего не может быть… не будет никогда! Держит за плечо свою оплаканную, раскисшую в слезах бабёнку и внушает ей могильным голосом, но спокойно – заметьте – спокойно внушает, что продать, сколько взять и прочее. Никаких надежд на возвращение, видимо, не питает. И не мобилизация это для него, а ликвидация жизни, всей жизни! Понимаете? Я ему говорю – что ж ты, братец мой, так уж, а? Отправляешься на эдакое дело, а духа никакого! Надо, братец мой, дух боевой иметь, надо надеяться на победу и возвращение домой со славой! Для Родины это, пойми… Мы, говорит, ваше благородие, это понимаем! Мы, говорит, согласны исполнить всё, что прикажут. Да ты, говорю, сам-то как – хочешь победы? Нам, говорит, не то что победа, а хоть бы и совсем не воевать.»
Генерал Брусилов: «Эта проигранная нами война, закончившаяся революцией 1905-1906 годов, была для российских вооружённых сил ужасна в том отношении, что мы упорно готовились к войне на Западном фронте и в то же время неосторожно играли с огнём на Дальнем Востоке, фронт которого нами совершенно не был подготовлен. Только в самое последнее время перед японской войной мы наспех сделали кое-что, так сказать на «фу-фу», рассчитывая лишь попугать Японию, но отнюдь не воевать с нею… Можно смело сказать, что война эта расстроила в корне все наши военные силы…»
К началу русско-японской войны среди обер- и штаб-офицеров не было лиц, не получивших военного образования. Только среди генералов, начинавших службу в 50-е или первой половине 60-х годов встречались лица, у которых в графе «образование» значилось «на службе», то есть специального военного образования не имели.
Генерал Деникин, говоря о профессиональной подготовке военных, указывал в книге «Старая армия»: «До войны начальник, начиная с должности командира полка, мог пребывать спокойно с тем научным багажом, который был вынесен им когда-то из военного или юнкерского училища, мог не следить вовсе за прогрессом военной науки и никому в голову не приходило поинтересоваться его познаниями.»
Как вспоминает бывший на русско-японской войне протопресвитер русской армии и флота Шавельский, «в 1905-1906 годах командующий Приамурским военным округом генерал Линевич, увидев гаубицу, с удивлением спрашивал: что это за орудие?» Тот же Линевич не умел как следует читать карты и не понимал, что такое движение поездов по графику. «А среди командиров полков и бригад, – замечает дальше Шавельский, – иногда встречались полные невежды в военном деле. Военная наука не пользовалась любовью наших военных.» Но эти строки, открывающие нам истинное положение дел, написаны много позже.
А Николай Кладо уже в то время, то есть по горячим следам, позволил себе открыто критиковать сложившееся в военно-морской сфере положение дел. Знаменитые публикации в газете «Новое время» за 29 января-14 апреля 1905 года вызвали бурное недовольство начальства. Да и не могло обойтись без недовольства, когда статьи Кладо выставляли на позор самые верхи военного руководства.
«Обратили ли вы внимание, как обставлен главнокомандующий сухопутными и морскими силами для руководства морскими операциями? Для этого у него имеется морская походная канцелярия и начальник этой канцелярии Русин. Это выдающийся по своим способностям офицер, но всё-таки не более чем капитан второго ранга, то есть по-сухопутному подполковник, и не более как начальник канцелярии. Какое же влияние он может иметь на решения и распоряжения главнокомандующего морскими силами, да ещё не моряка по профессии?
Когда главнокомандующим был адмирал Алексеев, начальником его штаба стоял генерал-лейтенант с огромным числом помощников, а во главе морского штаба стоял контр-адмирал Витгефт. А когда последнему пришлось остаться в Порт-Артуре, морским штабом командовал капитан первого ранга Эбергард. Но именно штабом, а не канцелярией! Отчего же, когда главнокомандующим сделался генерал Куропаткин, морской штаб вместо того, чтобы получить развитие, ввиду того, что главнокомандующий не моряк, вдруг исчез совсем и обратился в канцелярию, во главе которой только капитан второго ранга?»
Второго мая 1905 года Кладо был исключён из службы, о чём мы сказали в начале нашего фильма.
Впрочем увольнение Кладо со службы не означало, что он прервал свою научную работу. Кладо продолжал выступать в Морской академии и в Обществе ревнителей научных знаний, где появлялись всё новые и новые слушатели и куда приглашались с лекциями самые уважаемые военные теоретики.
Из дневника Михневича за 1905 год:
«8 декабря, четверг. Прочёл в собрании Общества ревнителей военных знаний лекцию на тему «Эволюция и прогресс в военном деле». Удачно. Аудитория и хоры переполнены…
15 декабря, четверг. В Обществе ревнителей знаний читал лекцию на тему «Основные идеи военного искусства и их применение в области стратегии и тактики». Громадное стечение публики…»
История создания «Общества ревнителей военных знаний», где многократно выступали с лекциями Кладо, Михневич и другие видные военные теоретики, требует, чтобы мы уделили ему хотя бы малую толику внимания, ибо она очень ярко характеризует отношение высшего руководства к научным знаниям.
«Общество» возникло в Петербурге 90-х годах девятнадцатого столетия. Инициатором его был офицер Новицкий, тогда старший адъютант штаба 2-й гвардейской пехотной дивизии. Он организовал так называемые «вечерние бдения», на которых его единомышленники часто горячо разбирали научные вопросы не вполне ясно изложенные в академии. Новицкого особенно интересовала военная психология. Постепенно число участников кружка увеличивалось. Вскоре стали звучать настоящие доклады, прения. О собрании начали говорить. Забеспокоилось начальство, далеко не склонное покровительствовать тем, кто жаждал знаний. В результате на одном из собраний был обнаружен агент тайной полиции. Это обстоятельство послужило толчком к «легализации» общества. Удалось добиться расположения к кружку начальника штаба гвардейского корпуса, а через него и главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. В 1898 году военный министр Куропаткин утвердил устав «Общества ревнителей военных знаний», ставившего своей задачей «распространение среди офицерства военных и общих знаний».
Однако многие из генералитета отнеслись к вновь созданному обществу отрицательно. Так, бывший военный министр Ванновский, повстречав кого-то из офицеров, сказал: «Ну, батенька, счастье ваше, что я больше не министр. Я бы ни за что не разрешил такого общества». Показательным являются и слова начальника первой гвардейской пехотной дивизии князя Оболенского: «Не понимаю, где вы найдёте дураков, которые будут слушать ваши дурацкие лекции».
После увольнения Николая Лаврентьевича Кладо со службы на имя морского министра адмирала Бирилёва поступило множество писем.
«Честный и благородный характер господина Кладо, который создал науку морской стратегии в нашем флоте, отлично известен Вашему Превосходительству. Если я упомянул о Кладо, то во-первых, потому что пока его некем заменить в Морской Академии, а во-вторых и потому что знаю его даровитую натуру по совместной службе на отряде судов морского корпуса, где он был при мне единственным флаг-офицером, исполняя все штабные и строевые обязанности с выдающимся успехом…»
«Со скорбью в сердцах читаем о том, что капитан Кладо сделан «ненужным»!… Не он ли, ставя на карту себя, свою будущность, своё личное «я», руководимый беззаветной любовью к родине, осмелился возвысить свой голос среди общего молчания. Голос, дошедший куда следует?…»
«Адмирал! К Вам взывают многие, истинно любящие царя и отечество, явите себя светлейшим и живым героем среди наступившей тьмы и замерзания, мужественно забудьте всё лично неприятное Вам в капитане Кладо, протяните честную руку, и слава имени вашего переживёт нас, переходя из века в век.».
Надо полагать, что полные страстных призывов письма сыграли свою роль.
