Александр Ушаков - Гитлер. Неотвратимость судьбы
— Да, — заявил он Кубицеку, — я хотел бы вступить в связь с порядочной девушкой. А легкомысленные потаскушки только наградят тебя сифилисом!
Впрочем, существует и еще одна версия увлечения Гитлером Стефани Янстен, которую он встретил отнюдь не в Вене, а пригороде Линца Урфаре. Едва увидев высокую белокурую девушку, которая в самом деле походила на валькирию, потрясенный представившимся ему зрелищем Адольф заявил Кубицеку:
— Я влюблен в нее…
Справедливости ради надо заметить, что влюблен в эту самую Стефани был не только Адольф — поклонники ходили за ней толпами. Не стал исключением и будущий фюрер. Он буквально преследовал девушку по пятам. Она заметила его на празднике цветов и даже бросила ему розу. Однако смущенный Адольф так и не осмелился приблизиться к предмету своей страсти. Письмо же ей он написал, сообщив Стефани о намерении стать великим художником, и просил ее не выходить замуж до тех пор, пока он не закончит Академию изящных искусств. Приняв послание Гитлера за неудачную шутку, девушка даже не удосужилась узнать, кто же был этот будущий великий художник.
Тем временем страсть становилась все сильнее, Адольф не спал ночами, посвящал своей возлюбленной лубочные стихи и в конце концов решил утопиться в Дунае, о чем и сообщил Кубицеку. При этом, правда, добавил, что топиться лучше бы с самой Стефани. А поскольку девушка кончать свою молодую и вполне счастливую жизнь самоубийством явно не собиралась, то Гитлер так и не бросился в Дунай.
Впрочем, Гитлера интересовали не только отношения полов, но и венская жизнь, полная опасного очарования государства, в котором проживали люди многих совершенно разных национальностей. И, по меткому выражению одного из современников, Вена представляла собой зрелище, которое заставляло думать о ней как о королеве, восседающей на троне, чей властный жест объединял разноязычный конгломерат, живший под скипетром Габсбургов. Но это был только блестящий фасад, тогда как изнанка выглядела менее привлекательной. Надо отдать должное молодому Гитлеру: он быстро заметил это вопиющее несоответствие и говорил, что «бьющее в глаза великолепие столицы затмевало печальные симптомы слабоумного упадка и гниения», которые и являли собой истинное состояние дел в империи.
* * *В этот момент к Копью судьбы подошла группа экскурсантов, и Адольф услышал глуховатый голос смотрителя музея:
Смотритель скорбно вздохнул и с некоторой торжественностью продолжал:
— На этой самой Голгофе и распяли Сына Божьего Иисуса, обещавшего спасение всему человечеству. Вместе со Спасителем распяли еще двух человек: разбойников Гестаса и Дисмаса…
Адольф знал о тех муках, какие принял распятый на кресте Христос под палящими лучами солнца, и как центурион Гай Кассиус Лонгин, дабы облегчить муки Божьего Сына, ударил его копьем.
— И вот теперь, — продолжал смотритель, — вы можете видеть то самое Копье судьбы, каким римлянин заколол Христа…
Служитель музея продолжал свой рассказ, но Гитлер уже не слышал его. Ему все было ясно. Нет, не случайно он почувствовал такой прилив сил, стоя рядом с Копьем судьбы, и лишний раз убедился в своем высоком предназначении.
Экскурсанты давно ушли, а Адольф все еще стоял возле великой реликвии. Позже он будет рассказывать, что именно там, в тихом и светлом музейном зале венского дворца Хофбург, перед ним распахнулось окно в будущее, и именно тогда он осознал: он избранный! Он может и должен стать новым мессией и увести человечество от идеи христианской в идею националистическую!
Часами бродя по аллеям парков или сидя на набережной Дуная, Гитлер размышлял над прочитанным и все более убеждался в том, что увиденная им в зале музея дворца Хофбург христианская реликвия и те ощущения, которые он испытал при первой встрече с древним раритетом, являют собой некий ниспосланный лично ему знак свыше, который прямо указывает на возможность открытия им новых, уже почти готовых, созревших для того, чтобы измениться, путей развития целых народов и государств старушки Европы. А то и всего мира!
— Да, да, конечно! Несомненно, Копье судьбы является мистическим ключом к мировому господству! К необъятной, ничем не ограниченной власти и моей собственной судьбе, — словно в бреду, бормотал Адольф, пугая редких прохожих, принимавших его за пьяного или кокаиниста. — Но я непременно открою все его мистические тайны!
Помимо Копья судьбы Гитлера заинтересовала и другая христианская святыня — чаша святого Грааля, которая должна была помочь Германии в ее достижении мирового господства. Святым Граалем называлась священная чаша, из которой якобы вкушал сам Иисус Христос на Тайной вечере. Согласно легенде, именно в нее Иосиф Аримафейский собрал кровь, капавшую из ран распятого Христа, после чего чаша приобрела необычайные магические свойства. После казни Спасителя и Его воскресения чаша, опять же согласно преданиям, хранилась на недоступной обычным смертным горе Сальванс.
* * *Но все это будет через 30 с лишним лет, а пока Гитлер продолжал вести свою беззаботную жизнь. За посещением опер и в размышлениях о смысле сексуального существования Адольф напрочь забыл об академии и даже не думал заниматься искусством.
Ни к чему созидательному они не привели, и тогда Гитлер занялся проектами жилищного строительства поселков для рабочих. Особый упор он делал на то, чтобы в питейных заведениях этих самых поселков продавались только безалкогольные напитки. Вряд ли Гитлер задумывался над новым порядком, но диктаторские замашки в нем проявились уже тогда. И когда скептически настроенный Кубицек заметил, что никогда венский рабочий не откажется от традиционной кружки пива или бокала вина, Гитлер с неожиданной резкостью ответил:
— А кто его будет спрашивать, чего он хочет, а чего нет!
Кубицек ничего не ответил и только внимательно взглянул на приятеля. Тон и выражение лица, с какими Адольф произнес последнюю фразу, не оставляли у него никаких сомнений: дай волю этому человеку, и он на самом деле всех построит по росту. Однако спорить не стал — он уезжал на военную подготовку и не хотел портить последний вечер.
Из маниловских планов Гитлера ничего не вышло, и он отложил перестройку рабочих кварталов до лучших времен. Приближался сентябрь, и ему предстояли экзамены в академию. Но и на этот раз ничего не вышло. Теперь несостоявшийся поэт завалил письменное сочинение. Адольф был настолько расстроен, что даже съехал с квартиры, куда вскоре должен был вернуться Кубицек. Не желая и стыдясь новых объяснений, он не оставил своему приятелю даже записки с новым адресом.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Тем временем жизнь все настойчивее стучала в окно снимаемой им комнаты. Деньги от наследства медленно, но верно таяли, и теперь на его счет поступали всего 25 крон его сиротских денег. Летом 1909 года Адольфу пришлось отказаться от столь любимых им походов в оперу, а еще через месяц он начал распродавать свой гардероб. Продав даже зимнее пальто, Гитлер щеголял в порядком поношенном синем костюме. А когда закончились последние деньги, он за ненадобностью расстался со всеми своими кистями и красками.
С квартиры Адольфу пришлось съехать. Ночевал он на скамейках в парках, а днем выстаивал в длинных очередях за бесплатным супом. Зима 1909 года выдалась на редкость холодной и снежной, и полузамерзший «студент» с трудом передвигал одеревеневшие ноги, на которых от ходьбы по снегу начинали отмерзать пальцы. Получив сиротские деньги, он на месяц стал так называемым коечником, потом снова отправился на улицу, и после долгих мучений у него была только одна дорога: в приют для бездомных.
Почти месяц Адольф боролся с гордыней. Да и как ему, сыну государственного чиновника, идти в ночлежку? Но в декабре, когда ему стало совсем невмоготу, грязный и завшивевший, со свалявшимися волосами и заросший бородой, он отправился в майдлингский приют. Его рваную одежду забрали на дезинфекцию и выдали билет, дававший право на кровать, хлеб и суп в течение пяти дней. Этот период обещали продлить только при условии, если неудавшийся художник и студент будет искать работу.
— Чего бы мне это ни стоило, но я войду в ту же самую гостиницу по такой же красной дорожке!
Деньги быстро кончились, и Гитлер снова затосковал. А когда Ханеш спросил его, почему он, профессиональный художник, не может найти себе более или менее сносную работу, Гитлер откровенно ответил:
— Если честно, я и сам не знаю.
Ханеш на мгновение задумался, потом сказал:
— Ты будешь рисовать открытки с видами Вены, а я буду их продавать. Прибыль будем делить пополам. Согласен?
Воспрянувший было духом Гитлер мгновенно согласился, но уже в следующее мгновенье оживление сбежало с его лица.
