Юлия Монакова - Подвенечное сари. Русские девушки в объятиях Болливуда
Ближе к обеду приехал Санни и предложил отвезти нас к Гульназ домой. Улучив момент, шепнул мне, что очень плохо спал этой ночью – потому что меня не было рядом, пришлось ему обнимать подушку. Да и я, признаться, уже успела по нему соскучиться… Ведь за эти два месяца почти ни разу не случалось, чтобы мы не ночевали вместе… Только однажды, когда ему пришлось уехать в Дели по делам…
Знакомство с Гульназ и ее семьей прошло в целом нормально. Мама, правда, все время упорно разговаривала с индийцами по-русски. Ей почему-то казалось, что, если она будет орать как можно громче, они ее сразу поймут. Но за всей ее внешней раскованностью скрывалось жуткое эмоциональное напряжение – уж мне-то это было легко заметить, я хорошо ее знаю. Очевидно, она еще не совсем освоилась в новой, непривычной для себя обстановке и потому нервничала. Мы поднялись наверх, в наше с Санни будущее жилье. Санни (тоже, кстати, жутко нервничающий) показал ей, как продвигается ремонт – пара флегматичных рабочих в тот момент как раз укладывала кафельную плитку в ванной комнате. Мама постоянно улыбалась – не сказать, чтобы натянуто, но со слишком уж преувеличенной радостью, кивала к месту и не к месту и все время орала:
– Гуд! Гуд! Гуд!..
Потом мы вчетвером – я, мама, Санни и Гульназ – поехали выбирать мне материал на свадебный шальвар-камиз. Санни все-таки решил не ограничиваться «простеньким», обычным нарядом – мы купили по-настоящему красивую ткань! Затем Санни хотел нас свозить еще куда-нибудь – например, просто покататься по городу – но мама сказала, что очень устала и хотела бы вернуться в гостиницу. Видимо, у нее началась акклиматизация, и она чувствовала себя неважно. Санни отвез нас обратно и пообещал, что вернется за нами к восьми, чтобы ехать на ужин к Гульназ.
Итак, мы с мамой остались вдвоем в гостинице… и вот тут ее как прорвало!!! Она начала ругать меня изо всех сил и плакать.
– Да куда ты попала, посмотри?! – восклицала она со слезами на глазах. – Что это за страна?! Я в шоке! Я не ожидала, что все будет настолько ужасно… Грязь, нищета, неграмотные люди, попрошайки… Я-то думала, что отпускаю тебя в цивилизованное место… А тут просто кошмар!!! Я не хочу, чтобы ты здесь оставалась, я заберу тебя домой…
Я тоже разревелась, а она все продолжает высказывать претензии: и район, дескать, где мы с Санни жить будем, плохой, и дома там все обшарпанные, и у Гульназ все в квартире так бедно, и что хуже живут только бомжи… В общем, много чего лишнего и несправедливого сгоряча наговорила. Я так плакала… Было настолько больно и обидно… Понимаю, конечно, что первая встреча с Индией – это всегда потрясение, Индия всех шокирует, даже если до этого они многое знали об этой стране… Но нельзя же вот так, сгоряча, делать в самый первый день скоропалительные выводы и вообще обвинять Индию во всех смертных грехах! Что «бомжи живут хуже» – это уже был откровенный поклеп… Да, в доме у Гульназ, конечно, не было евроремонта, и стены выглядели обшарпанными – но не потому, что Гульназ с мужем так бедны, а потому, что это район такой, здесь влага сочится из всех щелей, и краска на стенах постоянно выглядит облупленной…
– Ты из-за этого Санни готова закрыть глаза на все! – говорит мне мама, продолжая рыдать. – Совсем голову потеряла от своей любви…
И вот как, скажите, объяснить ей, что я не закрываю глаза – наоборот, держу их широко открытыми, и то, что я вижу, мне действительно НРАВИТСЯ?! Я люблю эту страну, этих людей, эти традиции… Я чувствую себя здесь спокойно и комфортно, у меня душа прикипела к Индии… И ведь не доказать маме, что я такая не одна – многие люди просто болеют Индией, навеки отдав сердце этой стране. Но ничего этого, разумеется, я ей не сказала – момент был неподходящий. Мне просто было очень горько. Нестерпимо… Я ждала от мамы если не бурных восторгов, то хотя бы моральной поддержки, а не этих слез, причитаний и осуждения…
К вечеру, когда Санни заехал за нами, мама сказала, что кушать не хочет, плохо себя чувствует, и что, мол, мы можем ехать вдвоем, а она останется в отеле и ляжет спать. Санни очень расстроился, тем более что из-за мамы и я стала отказываться ехать – ну как я оставлю ее одну?! В конце концов решили, что мы с Санни уедем буквально на полчасика, там быстренько поужинаем, а потом вернемся в отель с едой для мамы. Сказано – сделано…
Когда мы приехали обратно, я сразу заметила, что мама немного успокоилась и выглядела менее взвинченной, чем днем. Санни ушел, и мама с теплотой отозвалась о нем – какой, мол, он все-таки замечательный парень, и что он ей очень нравится, и что сразу видно, как сильно он меня любит – заметно хотя бы по тому, как он на меня смотрит…
В общем, заснули мы с ней обе, немного успокоенные…
А на следующий день мама проснулась вообще в превосходном настроении, и, как результат, день прошел просто отлично, замечательно, великолепно!
Утром, как обычно, завтрак на свежем воздухе – тосты с джемом, кофе, омлет… Маме очень понравился Бола (она даже с первого раза запомнила, как его зовут), потому что он все время ей почтительно улыбался и вообще был с ней вежлив и обходителен. Самое смешное, что мама, абсолютно не зная ни английского, ни хинди, умудрялась с Болой как-то общаться! (Как-то раз я выскочила из номера на крыльцо, где мама курила, и застала их с Болой мирно беседующими о постояльцах-итальянцах из соседнего номера… Сказать, что я была потрясена, – не сказать ничего!)
После завтрака мы с мамой решили немного прогуляться. Санни, боявшийся отпускать меня куда-либо одну, беспрекословно позволил нам выйти на улицу вдвоем. (Смешно, можно подумать, что мама более ориентирована в жизни Индии, чем я!) Мы вышли на Малл-роуд и двинулись по направлению к переговорному пункту – маме не терпелось позвонить домой и узнать, как там без нее Дашка и дядя Володя.
Манера всех встречных индийских прохожих улыбаться, махать руками, здороваться – я к ней уже привыкла – маму просто поразила.
– Хэлло, мадам! Хау ар ю?[27] – И все так искренне, от души, сверкая белозубыми улыбками…
– Какие они все открытые и доброжелательные, – подивилась мама. Теперь ее уже даже не так пугало количество бедняков и грязи на улицах, она всему радостно удивлялась… Когда нам навстречу попался малыш лет пяти (шел куда-то один, такой деловой, самостоятельный, заулыбался нам, помахал ручкой, поприветствовал…), мама даже прослезилась – так ее это растрогало. Когда же мимо нас проехала на велосипедах группка девочек-школьниц (все в одинаковой форме, красивые, как с картинки), мамино сердце было покорено окончательно, поскольку одна из учениц на ходу протянула маме пакетик сладостей, который держала в руках, – мол, угощайтесь, мэм!..
– Может, в этом и есть их сила?.. – задумчиво проговорила мама, пока мы шли по дороге, встречая все новых и новых индийцев. – В их душевности? Или даже – духовности?..
Ее поразило, насколько сильно индийцы любят свою страну и гордятся ею. А мы, русские, вечно хаем Россию – это наша отличительная черта… В общем, мамин настрой относительно Индии менялся прямо на глазах.
В отель вернулись уставшие, но довольные – успели и деньги поменять, и сувениров приобрести (русским друзьям и родным раздаривать), и позвонить в Самару, и – самое главное – купить маме сигарет! А то она мучалась изза того, что все ее сигареты закончились, а просить Санни она не решалась. Потом мама захотела есть, и я попросила Болу принести нам овощной салат и картофельную лепешку – паратху. Бола ответил, что ради моей мамы он готов лично заняться приготовлением паратхи (видимо, это следовало расценивать как большую честь, оказанную нам, – ведь Бола-то не повар!). После того как мы с аппетитом пообедали, Бола прислал к нам в номер дядечку-уборщика, чтобы тот вымыл полы и сменил постельное белье. Маму больше всего умилило то, как уборщик разулся перед дверью и прошлепал в комнату босиком.
– Какие у него ножки тоненькие! – воскликнула она со слезой в голосе, а затем дала ему на чай сто рупий – он был в диком шоке, потому что это составляло примерно десятую часть его месячной зарплаты.
После обеда приехал Санни и отвез нас с мамой в Тадж-Махал. У него самого было полно дел, связанных с нашей послезавтрашней свадьбой, поэтому мы великодушно разрешили ему не идти с нами, просто договорились, что он заберет нас через полчаса.
Про посещение Тадж-Махала, собственно, писать не буду – можно почитать путеводители. Скажу только, что мама была в диком востороге и даже попросила меня отправить со своего телефона эсэмэску Дашке о том, что она «потрясена».
Вечером ехать к Гульназ мама уже не отказывалась – отправилась туда с удовольствием! По дороге мы заехали в кондитерскую лавку и купили коробку сладостей в подарок Санниной родне. Ужин прошел весело и непринужденно, никто больше не стеснялся и не ощущал неловкости. Поднялись на второй этаж – посмотреть, как движется работа. Всего за один день там настолько все изменилось! Душевую не узнать – все блестит и сверкает, мама визжала уже в непритворном восторге, как все замечательно! Я видела, что она не прикидывается, на этот раз ей действительно все нравилось… Даже про дом Гульназ она не говорила больше, что хуже живут только бомжи, наоборот, заявила мне:
