Алексей Полянский - СВР. Из жизни разведчиков
По общепринятым канонам, обнаружив слежку, я был обязан немедленно прекратить всякую разведывательную деятельность и старательно изображать самое благовидное поведение. А «Курские»? Если для них это последний шанс вырваться из раскинутой контрразведкой сети? Если уже завтра весь мир узнает о новом фиаско советского шпионажа?
Вместе с тем, я явственно представлял безмерное волнение резидента, конечно же, получившего от нашей службы эфирного контроля подтверждение установленной за мною плотной слежки. Естественно, он не знает, вижу ли я ее и не выведу ли контрразведку на наших нелегалов. В нашей работе такой брак совершенно недопустим, он чрезмерно дорого стоит.
Мозг прорабатывал десятки решений, мучительно отыскивая оптимальное. И оно, совершенно бесхитростное, пришло само собой: спокойно, как бы не замечая слежки, двигаться к месту назначения. Расшифровка нелегалов исключена — личного контакта не планируется, а тайниковую операцию можно успешно сымпровизировать, если сотрудники наружного наблюдения в праздничной обстановке притупят бдительность. Бездумно рисковать не стоит, но если вполне благоприятный шанс подвернется, его непременно следует использовать.
И с какой же радостью я наблюдал, как мои «телохранители» начали дружно праздновать Рождество практически сразу по прибытии к уютному лесному ресторанчику. Пьянели они на глазах, а до операции оставалось еще несколько часов. Это укрепляло мои надежды. И когда они, изрезав два колеса у моей машины, лихо промчались мимо, едва не задавив смертельно испуганного Джесси, стало понятно, что они бросали нас в лесу, переполненные чувством до конца исполненного долга. Хотя «исполнили» они его грубо, непрофессионально, попросту говоря, по-хамски, поправ тот условный «кодекс порядочности», который извечно существует в отношениях между цивилизованными спецслужбами. Но для меня это был совершенно неоценимый подарок — теперь я мог спокойно проводить запланированную тайниковую операцию. Времени для этого оставалось вполне достаточно.
Поездка с Джесси в Олбани была вдвойне полезна — и для ремонта порезанных колес, и для дополнительной проверки непосредственно перед выходом к тайнику. Конечно же, мои спутники ничего не подозревали, когда на обратном пути, неподалеку от ресторана я попросил Джесси на минуточку остановиться, чтобы «сбегать за ближайшие кусты». В небольшой нише под могучими корнями столетнего бука я оставил плотный серый пакет.
Простившись с Хелен, Джесси и юным помощником Сэма Торнхилла, ловко поставившим оба починенных колеса, мы отъехали от ресторана и остановились у развилки нескольких лесных дорог. В сгущающихся сумерках через зеркальце я наблюдал, как неподалеку, на другой дороге остановилась неброская автомашина. Из нее вышел мужчина в светлом плаще, неторопливо закурил, обменялся несколькими фразами с сидевшей внутри спутницей и, снова сев за руль, свернул на одну из боковых дорог. На том месте, где только что стояла эта машина, у бордюрного камня осталась разорванная пополам пачка из-под сигарет «Кэмэл». Это означало, что «Курские» стали обладателями новых загранпаспортов!
На городской квартире одного из наших сотрудников с нетерпением меня дожидался резидент. Он осунулся и еще больше поседел за эти несколько часов.
— Ты видел наружку?
— Видел, Михаил Иваныч, видел, причем еще до выезда из города…
— Ну и…
Выслушав доклад, резидент философски заметил:
— Все-то ты сделал правильно, но задницу все равно набьют. И защищать тебя не стану, попортил же ты мне кровушки…
Чутье резидента не подвело. Набили. Но когда «Курские» благополучно осели в другой стране и начали активную работу, Центр прислал мне поздравление с невеликой, но все-таки правительственной наградой.
После проведения тайниковой операции, в тот же вечер, мы с женой навестили одного из местных друзей. Узнав, что днем мы обедали в загородном ресторане, он полюбопытствовал:
— Конечно же, ваш обед не обошелся без нашей традиционной рождественской индейки? Как она вам показалась?
Я непроизвольно вздрогнул. — Поначалу мне показалось, что она здорово подгорела, но к счастью, все обошлось.
Английский друг как-то странно на меня поглядел.
Маркиз Делафар — агент с Лубянки
Олег Капчинский
Глава I. МАРКИЗ ИЗ ВЧК
События развивались стремительно.
В ночь с 15 на 16 ноября 1918 года союзный флот в составе 10 линейных кораблей, 9 крейсеров и 10 миноносцев под командованием французского вице-адмирала Амета вошел в Черное море.
28 ноября в Одессу вступил эшелон сербских войск, затем корпус польских легионеров, сформированный Деникиным в Екатеринодаре, а через несколько дней в город начали прибывать солдаты Антанты.
Генерал-губернатором Одессы Деникин назначил генерала Гришина-Алмазова, иностранным экспедиционным корпусом командовал французский генерал д'Ансельм.
Из инструкции агенту «Шарлю», заброшенному ВЧК в занятый интервентами город:
«1. Используя старую легенду и переданные выходы на Одессу („Мирограф“ и „Калэ“), а также рекомендацию Виллема, внедриться в одно из штабных учреждений поближе к главному французскому командованию.
2. Установить изнутри стратегические намерения союзников, их конечную цель, территориальные притязания. Соотношение сил французов, англичан, добровольцев, петлюровцев, галичан. Взаимовлияние. Разведки, контрразведки.
3. Выяснить все возможные пути невоенного прекращения интервенции. Тайные пружины, которые могли бы повлиять на быстрый ее исход с территории Юга. Никаких активных мероприятий в этом направлении до согласования с нами не проводить. Активно задействовать второй и третий каналы».
* * *К весне 1918 года Москва начала оживать.
Как-то незаметно жизнь входила в привычное русло.
Заработали магазины, кафе, небольшие рестораны, чайные.
Возрождалась знаменитая охотнорядская торговля: прежние хозяева открывали по утрам лавки и палатки, стелился густой запах мяса, птицы, рыбы, квашеной капусты.
Вдоль рядов, как и в былые времена, разгуливали охотнорядские молодцы — мясники и приказчики, крепкие парни с ухмыляющимися презрительными физиономиями, золотой фонд московской жандармерии, погромщики, люто ненавидевшие новую власть.
Одним из первых вновь открылось, засверкало полированными стеклами витрин респектабельное кафе «Бом» — на Тверской, 37.
Основал это кафе, отойдя от артистических дел, известный музыкальный клоун-эксцентрик Бом, поляк Станевский, приветливый импозантный мужчина, встречавший у входа своих постоянных посетителей — видных московских писателей, артистов, адвокатов.
Польки-официантки в накрахмаленных кружевных наколках и передниках бесшумно сновали между столиками под зорким взглядом хозяина кафе.
За угловым столиком, слева от входа, обычно сидели модные московские литераторы — Алексей Толстой, Лев Никулин (Ольконицкий), Дон Аминадо (Аминад Шполянский).
В кафе часто заглядывал, чтобы послушать Алексея Николаевича, начинающий писатель Николай Равич.
Однажды ранней весной 1918 года, зайдя в кафе и присев в свободное кресло за столиком Толстого, Равич услышал обрывок беседы Алексея Николаевича со старым московским писателем Алексеем Михайловичем Пазухиным, автором длинных скучных романов из жизни купечества, которые печатались в провинциальных журналах.
— Поймите, Алексей Михайлович, скоро ваших купцов не будет. Большевики задумали грандиозное дело: всю жизнь сверху донизу перестроить. Удастся ли им это? Не знаю. Но массы за ними. Наши генералы, конечно, тоже сразу не сдадутся. Принято считать, что немецкие генералы — гении, а наши — олухи. Ничего подобного! Наши генералы, конечно, в политике ничего не смыслят, от занятия политикой их поколениями отучали, да и в жизни они дураки. Но дело свое знают, и будь у нас порядка побольше, не начни гнить империя с головы, не так бы у нас шла война с немцами.
Толстой допил кофе, немного помолчал.
— Так вот… Наши генералы, конечно соберутся: «Как! Мужепесы взбунтовались! Свою власть хотят установить! А вот мы им покажем!» А купцы, разумеется закричат: караул, грабят! Побегут к банкирам в Европу и в Америку: спасите и наши, и ваши деньги от большевиков! И что же? Те помогут генералам и начнется кровопролитнейшая гражданская война. Страна наша большая, ярости накопилось много, оружие сейчас есть почти у каждого…
Он задумался и добавил:
— С точки зрения высших идей — справедливости, социального равенства и так далее — правы большевики. Но все дело в том, как они эти идеи будут осуществлять. А вообще нужно время, чтобы все понять и осознать…
Вскоре кафе национализировали и его владелец Станевский уехал за границу.
И сразу все изменилось: вместо бархатных кресел с резными подлокотниками появились обычные стулья, исчезли лежавшие под стеклами на столиках автографы известных писателей, куда-то делись голубоглазые официантки-польки, не стало метрдотеля, друга и компаньона Станевского.
