Гении разведки - Николай Михайлович Долгополов
Это после ареста в Англии Клауса Фукса отправила Служба его куратора Феклисова в тихую Прагу. Он там поработал как следует. Удалось создать в ЧССР (не забыли, как расшифровывается?) вполне дееспособную внешнюю разведку. Консультации Феклисова ценили, присваивали ему местные высокие награды. А он твердо знал, что никакие спецслужбы за ним не гоняются.
И еще в Праге он пристрастился к садоводству. В Москве, выйдя в отставку, любил копаться в саду. Даже в конкурсах участвовал. И, как рассказывает Наталия Александровна, часто в них побеждал. Даже в мелочах он тоже играл только на победу.
А еще, говорит дочка, Александр Феклисов коллекционировал… купания в знаменитых озерах.
— Отец плавал в озере Онтарио в Канаде. Во время командировки в Африку совершил заплыв в озере Виктория. Путешествуя с мамой по Алтайскому краю, он окунался в чистейшие воды Мультинских озер. Отец, конечно же, плавал в озерах Байкал и Иссык-Куль.
Но самым труднодоступным озером оказалось для него озеро Севан. В августе 1978 года мой муж Илья Асатур повез своего тестя в Армению, чтобы показать ему Ереван, Эчмиадзин, познакомить с братьями армянами и их национальной культурой. «Визит» длился неделю и проходил на «высоком уровне». Но отец периодически напоминал Илье о поездке на Севан. Наконец рано утром они сели на поезд и под медленный стук колес через три часа добрались до конечной станции.
Дальше нужно было ехать на автобусе, на машине или идти пешком. Но транспорта никакого не было. Отец сказал: «Пошли пешком», и мужчины тронулись в путь. К счастью, через 30 минут подъехала машина и довезла их до древнего Севана. Оказавшись на берегу озера, Александр Семенович сразу же вошел в холодные воды горного озера. Илья и отец часто вспоминали эту историю.
Мир висел на волоске
Герой России Александр Семенович Феклисов умер 26 октября 2007 года — день в день с самым главным своим подвигом. А за 45 лет до этого печального события — 26 октября 1962 года — война, убийственная бойня была уже даже не на пороге: на кончиках пальцев генералов, готовых по приказу президента США Джона Кеннеди нажать на ядерную кнопку, — и понеслось бы по всему миру. Советские ракеты стояли на Кубе, и что делать одураченным американцам, как не наказать этих русских и кубинского лидера Фиделя Кастро. А тот потрясал бородой: «Патрия о муэрте — родина или смерть» и готов был драться именно насмерть. И Хрущев тоже уперся облысевшим своим рогом — никаких уступок. Хотя десятилетия спустя один из его родственников, пусть не кровных, зато доверенных, бывший редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей, поведает мне за не первым бокалом бордо в Париже: «А ведь он знал, что в той войне мы хоть и потреплем Штаты, но вот вряд ли выйдем победителями…» Секретов от любимого зятя Алеши Никита Сергеевич не держал.
Кризис надвигался со скоростью разрушительного и в том географическом регионе привычного урагана. И узнал о нем первым именно советский резидент Фомин — он же Александр Феклисов. Днем, в воскресенье 21 октября 1962 года, знакомый и доверенный советский корреспондент огорошил его сообщением: несмотря на выходной, толпа американских журналистов ждет у Белого дома возможного выхода к прессе президента Джона Кеннеди. Там идет заседание кабинета, на которое почему-то прибыло и множество генералов.
Феклисов через своего шифровальщика моментально направил телеграмму в разведцентр. Чуть позже тревожные вести принес уже прямо в посольство СССР и наш военный атташе: в вооруженных силах США на юге страны объявлена высшая степень боевой готовности. Все это было непонятно и для всезнающего посла Анатолия Добрынина. О советских ракетах «земля — земля», уже установленных на Кубе, не было известно даже дипломатам, близким к министру иностранных дел Громыко.
Советское посольство еще с 21 октября работало круглосуточно. Сотрудники резидентуры, объезжая ночью здания Белого дома, Пентагона, Госдепа, ЦРУ, ФБР, констатировали: свет в зданиях не гаснет ни на минуту, стоянки забиты служебными машинами, значит, работа ведется напряженнейшая.
Хрущев и Кеннеди каждый день обменивались телеграммами. Сначала зашифрованными, а когда поняли, что драгоценного времени на расшифровку уходит немало, повели переговоры открытым текстом. Но конкретных результатов эта лихорадочная деятельность не приносила.
Посол в США Добрынин делал все от себя и посольства зависящее, дабы предотвратить и избежать. В свои годы, а ему только исполнилось 41, американист Добрынин успел завоевать доверие министра иностранных дел Громыко, который наделил своего человека в Штатах полномочиями неимоверными. Ни одно решение и ни один шаг не мог быть предпринят ни дипломатами, ни кем-либо другим, даже разведчиком, без согласия советского посла.
Но уже мало что оставалось во власти хитроумной дипломатии. Тогда мир попал в цейтнот, казалось, война и только война могла разрешить планетарный, с тех пор ни разу и близко не испытываемый в таких масштабах кризис, окрещенный Карибским. Требовалось уже нечто иное, не традиционное, не государственно-дипломатическое, чтобы отвести надвигающийся апокалипсис.
В этот критический момент на мировой арене появился резидент Первого главного управления — внешней разведки — в Вашингтоне Александр Фомин — так в конспиративных целях звался тогда с 1960 по 1964 год в Штатах Александр Феклисов. Впрочем, под этим же именем он работал в США и в военные годы, когда, трудясь под крышей советского консульства, поддерживал связь со многими ценнейшими советскими агентами. Скромному полковнику так никогда и не было дано стать генералом. Ненавижу пафос, но есть еще, черт подери, люди, которые движут историю. А вот их, как правило, продвигают неохотно. Вдруг вытеснят.
