Елена Коровина - Москва: мистика времени
Пораженный Павел пообещал привезти деньги, а магический рубин забрал домой. Положил на обеденный стол в кукольном домике, зажег все серебряные люстры и малахитовые канделябры, чтобы полюбоваться на рубиновый свет. Да только при свете нащокинского домика рубин почему-то начал выцветать. Павел насторожился и решил подождать несколько дней – денег не возить, а рубин рассмотреть получше. Впрочем, через пару дней не утерпел – поехал в Сокольники. Но оказалось, что за это время полиция уже арестовала «алхимика» за многочисленные мошенничества. Видно, мнимый чернокнижник выцыганивал деньги не у одного Нащокина. Впрочем, Павлу еще повезло. Или его опять спас домик?..
Однако дела Нащокина, привыкшего жить на широкую ногу, подрасстроились. Правда, и тут случались маленькие чудеса. В одну из комнат своего домика Нащокин еще давно поместил фигурку старинного приятеля Александра Степановича Кокошина, с которым весело кутил в юности. Но оказалось, что к зрелому возрасту Кокошин остепенился, скопил капитал и начал заниматься благими делами – давал нищим офицерам по 5 рублей, а штабс-офицерам – по 10. Однажды, когда пришла крайняя нужда, Нащокин и вспомнил о приятеле: «Что ж он у меня в домике даром живет? Пусть оплачивает проживание!» И что бы вы думали? Богач действительно стал регулярно давать Нащокину деньги. Шутил: «На проживание!» А ведь это было правдой. Домик заботился о своем хозяине из последних сил.
Но однажды Павел Воинович поступил крайне опрометчиво: потратил последнюю купюру, вынутую из-под днища домика, а когда снова получил деньги, не возместил траты. То ли средств не хватало, то ли он уже позабыл о наказе цыганки. И случилось страшное – пожаловали кредиторы. Пришлось Нащокину скрепя сердце заложить свой чудо-домик московскому нотариусу Пирогову за 12 тысяч. Конечно, Павел надеялся выкупить свое сокровище, собирал деньги. Уже с 1851 года он даже переехал на бедную квартиру между Новоконюшенным и 1-м Неопалимовским переулками у церкви Неопалимой Купины близ Девичьего поля. Но все старания поправить дела оказались тщетными. В 1854 году Павел Воинович Нащокин умер, так и не сумев вернуть свое чудо – домик-крошечку. Похоронили Нащокина на Ваганьковском кладбище.
Домик же так и остался в руках нотариуса. Но и тому не принес выгоды – долго не хотел продаваться, пока его не купил антиквар Волков, за ним – некий архитектор, который ожидал большой заказ от города. Но заказа не последовало. Словом, чудо-домик не желал помогать новым хозяевам!
На четверть века он вообще затерялся и обнаружился только уже в начале ХХ века в коллекции художников – братьев Галяшкиных. Они отреставрировали старинное чудо и в 1910 году показали на выставке. Но домик сенсации не вызвал, и потому постранствовал еще несколько лет – наверное, искал хозяина. Не найдя никого, он осел в Музее А.С. Пушкина в Петербурге – все-таки Пушкин был ему не чужой. Так самым невероятным образом исполнилось страстное желание семьи Пушкиных иметь это волшебное сокровище. В начале XXI века чудо-игрушку привезли на выставку в реальный дом Павла Воиновича в Москве – ныне галерею «Дом Нащокина». И началось необъяснимое: в реальных стенах что-то вздыхало и постукивало, а помещения домика отзывались теми же тоскливыми звуками. Видно, домик показывал, что все еще скучает по своему настоящему хозяину.
Поразительная история, верно? Обычно люди разделяют судьбу с родными и близкими, иногда просто с незнакомцами. Но это пример того, как судьба человека оказалась самым роковым образом связана с игрушкой. Или она была связана с какими-то силами московских улиц и переулков? Не зря же бабушка моей подруги ходила на улицу Фурманова, то есть в переулок Нащокина. Зачем? Может, покупая игрушечный домик, она хотела прикоснуться к той силе, что более века назад благоприятствовала созданию нащокинского кукольного домика? Мудрая бабушка хотела получить часть той невидимой, но вечной силы, которую разбудила некогда цыганская магия. Недаром же старушка положила под кукольный домик внучки купюру, как это делал некогда Нащокин, наученный цыганкой.
Только по прошествии многих лет я поняла задумку старушки. Ведь после ее повторения старинных магических действий семья Ларочки и впрямь выбилась из бедности – родители моей подруги получили заграничную командировку, в которой сумели поднакопить денег. Да и сама бабушка выгодно обменяла их старое жилье на более комфортабельное.
Но ведь тогда кукольный домик был недосягаемой игрушкой, не то что теперь. Так, может, тем, кто сейчас мечтают выбраться из бедности, стоит посоветовать действовать как та мудрая бабушка? Купить кукольный домик, обустроить его и походить-погулять по нащокинским местам, а лучше всего постоять на углу Нащокинского и Гагаринского переулков. Там, придавленный огромными современными бетонными зданиями-коробками, еще сохранился двухэтажный флигелек – реальный «теплый дом», где Павел Воинович опробовал денежную магию для своего тайного домика души.
Призрачный вор
Жизнь упала, как зарница,
Как в стакан воды ресница.
Изолгавшись на корню,
Никого я не виню…
О. Мандельштам
Когда троллейбус № 1 проезжал мимо Пушкинской площади, я услышала сдавленный шепот:
– Береги сумку! Береги сумку!
Я встрепенулась: какой знакомый рефрен. Точно так моя бабушка всегда шептала мне, боясь, что в транспорте кто-нибудь либо оберет меня, либо порежет сумку.
Но на этот раз не моя, а чья-то чужая бабушка-божий одуванчик дергала то ли внучку, то ли уже правнучку за руку. Девчушка лет двенадцати равнодушно жевала жвачку, не обращая ни на кого внимания.
– Береги сумку! – снова взъелась бабка. – Мало ли что! Вдруг опять Шпейер шпыряет!
Словосочетание «Шпейер шпыряет» вышло таким фактурным, что сразу резануло слух и запомнилось. Но девчушке было не до всяких там шипящих на «ш». Она только лениво пробормотала:
– В гробу я видала твоего Шпейера!
– Береги сумку! – заученно повторила бабка, пропуская мимо ушей грубую интонацию девочки.
И вдруг какой-то старичок, стоявший по правую руку от меня, повернулся к бабке и прокричал:
– Не волнуйтесь! Шпейер давно умер!
– А вы его в гробу видали? – прокричала бабка, высунувшись с левой стороны.
– Лично я – нет!
– И никто не видел!
Они еще несколько минут переругивались через меня, а мне оставалось только головой крутить, глядя то в сторону бабки, то старика. Надо бы отойти от греха подальше. Но как? Люди в троллейбусе плотно прижаты друг к другу.
Выйдя из транспорта, я все думала: о каком Шпейере они вспоминали? Шпейер шныряет или Шпейер шпыряет – как говорила бабка?
Потом не раз и не два пришлось мне услышать, как люди старшего возраста, не обнаружив после поездки в общественном транспорте кошелька или бумажника, говаривали:
– Опять Шпейер шпыряет!
Любопытство взяло верх – я стала искать, кто такой этот Шпейер. И что такое «шпырять» или «шнырять».
Оказалось, шнырять – значит бегать, разведывать, высматривать с какой-то (обычно неприглядной) целью. Именно так определяется это действие в легендарном Словаре Даля. А шпырять – это согнать, стащить, короче – спереть что-то. Украсть. То есть бегать-высматривать что-то, дабы потом украсть.
Но тогда кто такой этот Шпейер? Интернет тут же услужливо подсказал, что это:
1) средневековый город на Рейне;
2) сокращенное название старинного собора этого городка.
Но разве Интернет всегда прав? Ничуть не бывало! Наш Шпейер – вполне живой человек. То есть, конечно, был таковым. Павел Карлович Шпейер, именовавший себя даже бароном, слыл виртуознейшим аферистом и мог обчистить любого. Вот только жил сей барон во второй половине XIX века. Но как же он мог бы претендовать на сумку девчонки, ехавшей в троллейбусе начала века XXI?!
Тайный игорный дом, или Последователи рокамболя
Улица Маросейка, 4
Вообще-то Шпейер, блестящий светский мошенник, работал по-крупному и с размахом. И никаким транспортным воришкой, вроде, не был. К концу XIX века мир вообще захлестнула волна дерзких, но элегантных афер. И мало кто помнит, что первыми на этом пути были именно наши российские ловкачи.
Эта таинственная организация десять лет будоражила воображение обывателей. Газеты с удовольствием смаковали случаи, которые можно было бы ей приписать. Особо привлекали слухи о том, что в ее рядах много «людей из общества». Но доподлинно никто ничего не знал.
Все началось с хандры. Стояла осень 1867 года. Дождливая Москва пасмурно хмурилась, не зная, чем заняться. Светские щеголи, купеческие сынки, отпрыски состоятельных обывателей разгоняли хандру на улице Маросейке в доме № 4 (от середины ХХ века до 1990 года москвичи знали ее как улицу Богдана Хмельницкого), принадлежавшем молодому купцу Иннокентию Симонову. Оборотистый купец устроил у себя тайный фешенебельный бордель для развлечения избранных. При нем – игорный дом. Но и за зелеными столами было скучно.
