Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - Эрих Мария Ремарк
Рассказала о вечеринке после пьесы Джека, на которой была вечером. Сидела с Кауардом, он был так великолепен. Эльза Максвелл сказала: «Знаете, вы уже не единственный Ноэль в жизни Наташи». Он сразу обернулся со словами: «Я хорошо знаю Ноэля Барбера (парижского приятеля) и считаю, что люди, которые говорят об этом…» – быстро сделал какой-то жест в сторону Эльзы и замолчал.
Я: «Но откуда об этом знали Ноэль К., Эльза Максвелл и остальные?» Она: «Все знают о нас во Франции». Я: «Хорошо, я не знал».
Уже тогда я был очень разозлен. Зачем она мне об этом рассказывает?
Работай, солдат! Ты уже слишком сильно увяз в этом барахле – и вот снова попал впросак! Перешагни и иди дальше!
11.12.<1949. Нью-Йорк> воскресенье
Вчера после обеда Дорис*. Изменить судьбу. Вечером пришла Тилли Лош. Поужинали в «Вуазане». Потом сюда. Красивое лицо. Говорила о замужестве, возрасте, одиночестве. Долгие одинокие вечера. Я: «Долгие вечера вдвоем могут быть еще невыносимее». Красивое лицо. Красивые глаза. Позже Торберг. Отвезли Тилли домой. Зашли в «Шампанья». Карл Инвальд заявил, что пьет уже двадцатый коньяк и уволил трех официанток (пьяниц). Он болен. Невроз сердца. Сидели до закрытия. Видел Алкию Бейкер с ее пассией, ухоженным шведским графом. Когда она уходила, я ее поприветствовал; сказал, что она очень хорошо выглядит; наблюдал, как она все время взволнованно разговаривала; спросил, счастлива ли она. Так-так, мы об этом еще поговорим.
Торберг отвез меня в отель. Мы почти ничего не пили. Он считает, что мне надо работать. Все остальное не важно. Нашел разрыв с Наташей верным решением. Если она за это поплатилась и все закончилось, то больше об этом не стоит думать.
Я лег спать уставший. Сегодня был очень раздражен неожиданно для себя. По поводу безвкусицы этой жабы. Истрия с Максвеллом-Кауардом. Рассказала мне не без умысла. Какая грубость: «Ты хочешь трахаться?» (Прекрасно, если тогда был бы я…)
Немного поговорил с Дорис об этом. Ее реакция была неожиданной. Она сказала: «Это выглядит как история из книжки». Для ее реалистического рассудка все это имеет другие оттенки. Вопросы о женитьбе, содержании, отношениях, когда один не заботится о другом и даже не имеет на это права и т. д. Только факты. Отношения не имеют значения. Надо поподробнее поговорить с ней на эту тему. Интересно. Взгляды, с которыми иначе нет возможности познакомиться. Сам не придумаешь. Только если расскажут.
08.01.<1950. Нью-Йорк>
Не работал. Хотел. Устал. Без причин. Главное, что я слишком много сплю. Снова вижу сны. Часто в полусне, на границе, скользя, почти бодрствуя и в то же время во сне.
Холодно. Сияющая ясность. Размышления. Любовник Беттины* явился с букетом гвоздик и объяснениями. Она продолжала его ругать, объяснила почему, и спала с ним. Соль земли.
15.01.<1950. Нью-Йорк> воскресенье
Работал* мало; но первые восемь глав на время отложил. Начал девятого. Читал газеты, журналы. Делал все по привычке, чтобы отлынивать от работы.
Поздно вечером кое-что из писем Гете. Иной мир. В Америке приходится больше прилагать усилий, чтобы иметь основу, нежели в Европе. За то, что там само собой разумеется, тут приходится бороться.
Хочу написать пьесу. Очень ясное утро сегодня, позже облака. Радио, ВКХР, играют пятый фортепианный концерт Бетховена. Перед этим перелистал несколько фунтов газет.
Разочарование в политике.
Национализм в любой форме (будь то американец или добрый немец) – это фашизм. Есть только один исходный пункт: человек.
Будущее коммунизма: по сравнению с просчетами западных демократий, правительств, капитала и т. д. имеет огромные преимущества; надо делать все для этого, в то время как они работают против. Единственные, кто до сих пор успешно мешают мировой революции: Сталин и Политбюро. Делают все, чтобы доказать: коммунизм в их представлении хуже, чем все остальное.
Демократии, которые так «находчивы»: Англия, признающая красный Китай, чтобы спасти торговлю, Гонконг и т. п., – не видят, что это не помогает. Одной почти религиозной идее следует противопоставить другую великую идею (интеграцию, права человека). Никакой политической разумности. Никаких Трумэнов, Ачесонов*. Никаких попыток раздобыть деньги для американского большого капитала.
15.02.<1950. Нью-Йорк>
Вчера Наташа не позвонила. Не стоило ожидать, учитывая ее настроение. Я позвонил ей после обеда. Она оказалась занята, разбирала письма. Прочитал в газетах, что был день святого Валентина. Послал ей цветы, сирень, фотографии такс, отдельное письмо ее собаке, с легким (не такое уж легкое) чувством вины*. Бог любит великодушных сумасшедших больше, чем совершенных мужланов. Ответа не получил. Естественно. Ее чувство юмора (которое, как она утверждает, у нее есть, я же сомневаюсь) не столь совершенно. Кроме того, что за наглость – молчать две недели, надо за это ответить.
Когда я сказал, что удивлен ее словам «Ты испортил мне вечер», реакцией на мой поступок после долгого молчания, она заявила, что у меня нет чувства юмора, это якобы была «подсказка, переброшенный мост» – попытка помириться. Ничего такого не было прежде. Только несдержанный гнев.
Как при одном нажатии вдруг открывается замок, так вдруг все выясняется при упоминании о чувстве вины. Все возникает из смущения. Обвинения, обиды, все прочее: эгоцентричность до уродливости. При этом она верит, что более гуманна, дружелюбна, чем остальные.
Когда я остановлюсь? Лучшая модель поведения: уступать, уступать или блефовать до конца, тогда она придет и на следующий же день отомстит за то, что вынуждена была прийти.
Если бы моя книга* была закончена! Она мешает и мешает ей. Я хотел бы как можно меньше помех.
Только все больше увязаешь в этом. Больше расстройства с тех пор, как я ее увидел. Делаю все больше глупостей.
16.04.<1950. Нью-Йорк> воскресенье
Вчера днем звонок Н. Я сказал ей, что могу вечером зайти за ней. У меня нет желания готовить. Послал ей после этого распустившиеся цветы плодовых деревьев. Все, чтобы пробудить чувство непринужденности. (Глупец!) Взял ее с собой. Павильон. Она заявила, что в четыре часа у нее была глубокая депрессия. Вынужденный разговор. О космических коллизиях. Эйнштейн, теории, философствование, работа, эссенциализм. Мало к этому добавила. Была очень оживлена за столом с Кордой и Нино Ло Савьо. Потом поехали к ней. Натянутые разговоры. Когда я заметил, что мне бы не хотелось мешать ей, если она хочет быть с кем-то, она заявила: «Нет, нет, ты должен жить своей жизнью». Страх перед ответственностью. Перед этим сказала, что может сама нести свое
