Кэсси Харти - Я смогла все рассказать
Я чуть не умерла от счастья! Он назвал меня мамой!
Оставалось только надеяться, что приемный отец не будет возражать против наших встреч. Хотя чего ему бояться, я ведь не намеревалась разлучать его с Джеком. Просто хотела поближе узнать сына после долгой разлуки – что в этом плохого?
Мы с Джеком стали видеться чаще. Я прочитала ему письмо в стихах, которое он должен был получить много лет назад, и постаралась объяснить, как вышло, что его у меня забрали. Я очень тщательно подбирала выражения, чтобы он не подумал, будто я пытаюсь очернить его приемных родителей. Мне казалось, он все понял и простил меня.
Так прошел год. Мы периодически созванивались. Если к телефону подходил муж, Джек спрашивал: «А мама дома?» О большем я даже мечтать не смела. Далеко не сразу я поняла, что он встречается со мной тайком от приемного отца. Тот полагал, что мы встретились всего один раз. Казалось бы, ну какая мне разница! Нужно было радоваться любому общению с сыном. Но я решила прояснить ситуацию. На личном опыте я убедилась, что тайны и секреты, как правило, до добра не доводят. Когда я напрямую спросила Джека, правда ли, что он скрывает наше общение от отца, он сказал «да». По его словам, у него не было другого выхода. Отец запретил ему общаться с кем бы то ни было из моей семьи, и Джек пообещал ему не искать с нами встреч.
Ну что ж, я сама была во всем виновата. Я не смогла удержать сына в детстве, так что, наверное, заслуживаю подобного обращения. Некоторое время мы с Джеком продолжали встречаться и созваниваться, но потом он перестал заезжать и звонить.
Я знала, что Мелисса по-прежнему иногда видится с ним, и это радовало меня. С Люси же Джек больше не общался. Видимо, дело было в том, что она жила со мной, а меня-то он как раз и избегал. Конечно, я завидовала Мелиссе, но в то же время была очень рада за нее. Прошло еще несколько лет. Было грустно сознавать, что в жизни взрослого уже сына для меня места не нашлось. До встречи с ним я вспоминала младенца, с которым меня разлучили, и это было мучительно. Теперь же, когда я вновь нашла сына, но не сблизилась с ним, мне стало еще хуже.
Вскоре Джек женился, и у него родилась дочь, моя внучка. Мысль, что я никогда ее не увижу, не стану частью ее жизни, была невыносима. Мне казалось, это наказание за то, что я позволила забрать его у меня. Не знаю, поверил ли сам Джек, когда я рассказала, что у меня тогда просто не было выбора.
Нужно было оставить все как есть. Я потеряла его, потом снова нашла и опять потеряла. Ничего нельзя было исправить.
Меня это не устраивало.
Через год после того, как узнала, что у Джека родилась дочь, я позвонила ему. Трубку взяла его жена. Она сказала, что прекрасно понимает мои чувства, но не была уверена, что Джек захочет поговорить. Оказалось, его приемный отец узнал, что мы встречались, и запретил ему видеться со мной. Джек повиновался. Меня это не остановило. Я надеялась, Господь не оставит меня! Он позволил чужим людям забрать у меня сына, значит, теперь должен помочь мне все исправить. Неужели после стольких лет разлуки мы с Джеком встретились лишь для того, чтобы снова расстаться? Неужели я мало страдала?
Наверное, я была слишком эгоистична в своем желании все исправить и думала только о себе. Именно поэтому заслуживала того, что потом произошло.
А случилось вот что. Жена Джека пообещала передать Джеку, что я звонила, и в тот же день, где-то в половине четвертого, он перезвонил.
– Алло, Кэсси? – произнес он не своим голосом.
Почему «Кэсси», а не «мама»?
– Да, это я, – сказала я хрипло. – Как ты? Жена сказала тебе, что я звонила?
Что я несу?! Конечно, сказала, иначе он не позвонил бы мне.
– Мне нужно кое-что сказать тебе, – продолжил Джек. – Не знаю даже, с чего начать. Это не просто.
– Ты можешь все мне рассказать, я пойму, – сказала я, ожидая худшего. Только бы он не сказал, что все кончено!
– Тебе прекрасно известно, что отец с самого начала не испытывал восторга, когда ты объявилась. Он поставил меня перед выбором, и я выбрал его, потому что он воспитывал меня, а не ты.
Я ничего не ответила. Слова застряли в горле.
Джек спокойно прибавил:
– В моей жизни нет места ни тебе, ни твоим дочерям. Оставьте меня в покое.
– Как ты можешь так говорить, – сказала я со слезами, – ведь я твоя мама!
Не знаю, разобрал ли он хоть что-нибудь из того, что я, всхлипывая, проговорила в трубку.
– Послушай, – произнес он так невозмутимо, словно мы говорили о погоде, – ты не нужна мне. Мне и так хорошо. Все, что было, должно остаться в прошлом.
Я была уничтожена. Рыдая, задыхаясь от слез, я умоляла его передумать. Не знаю, на что я рассчитывала. Я надеялась, он вспомнит, что «кровь – не вода», и поймет, что совершает ошибку. Сердце мое было разбито. Уже который раз.
Джек не передумал.
Он твердо заявил, что это наш последний разговор. Он принял решение и не собирался его менять: больше мы с ним никогда не увидимся.
Он положил трубку.
В отчаянии я рухнула на пол и зарыдала еще сильнее. Все эти годы слезы копились внутри меня, и теперь я была не в силах их сдерживать. В таком состоянии меня и нашел Даниэль.
Я винила во всем только себя. Я была одержима желанием исправить ошибки прошлого, а вышло так, что все усугубила. Нужно было забыть обо всех, кроме Джека, и прислушаться к голосу сердца. После самой первой встречи, когда Джек просил взять его с собой, я должна была взять его домой. Во время второго свидания на вокзале нужно было не ждать в машине, а выбежать ему навстречу с распростертыми объятиями. И плевать на все обещания! В результате мой сын решил, что он мне не нужен. Джек принял мою вынужденную сдержанность за безразличие и подумал, что я снова, уже во второй раз, отказалась от него. Вместо того чтобы выполнять глупое обещание, нужно было вести себя естественно, тогда сын понял бы, как я его люблю! Как всегда, я винила только себя. Преданность Джека приемному отцу можно легко понять, а вот мне следовало лучше готовиться к встрече с сыном. Как же я хотела, чтобы мне дали второй шанс!
Мелисса позже сказала мне, что Джек так до конца и не смог понять, почему я отдала его на усыновление. Он не поверил моему рассказу, не смог ни понять, ни простить меня. Я снова потеряла его.
Не скоро я свыклась с этой мыслью. Еще долго страдала от боли разлуки с сыном. В конце концов боль тоже прошла.
Оправившись от сильного потрясения, я вернулась к нормальной жизни. Даниэль и дочки очень мне в этом помогли. Я продолжала взрослеть, набираться сил, открывать свой внутренний мир и каждый день узнавала что-нибудь новое о самой себе. Была ли я счастлива? Да, без сомнения. Возможно, останься Джек в моей жизни, все было бы еще лучше, но этого мне узнать не дано.
В конце концов я смирилась с выбором Джека и приняла такое положение вещей. Жизнь была прекрасна. У меня была любимая работа, я была счастлива в браке с Даниэлем, имела чудесных дочек. Люси жила со мной, мы были лучшими подругами, а Мелисса переехала и стала жить отдельно, но мы по-прежнему оставались близки.
Я почему-то уверилась, что мое счастье будет длиться вечно. Я очень изменилась за последние годы, стала сильнее и уверенней в себе. После того как Джек отказался от меня, я решила, что больше уже ничто не сможет причинить мне боли. Но я ошибалась, ох как я ошибалась! Тени прошлого должны были вот-вот ожить и обрушиться на меня, причиняя страшную боль и не оставляя никаких тайн.
Наконец-то мне предстояло рассказать всем свою историю!
Глава двадцать третья
До меня дошли слухи, что Гвен, жена дяди Билла, доживала свой век в доме престарелых, и я решила ее навестить. Она всегда хорошо ко мне относилась, хотя у нее были веские причины меня не любить. Пару лет назад я столкнулась с Гвен в супермаркете, и она искренне обрадовалась встрече. Мне захотелось повидаться с ней и извиниться за ту боль, что причинил ей роман Билла с моей матерью. Нужно было наконец сказать обо всем прямо.
В доме престарелых мне сказали, что у нее началось развиваться слабоумие и что она даже не узнает меня. Меня это не смущало. Так будет даже проще. Когда я зашла в палату, Гвен спала. Она казалась хрупкой и крошечной и в то же время умиротворенной. Я поневоле подумала о том, как, наверное, ей было тяжело, когда она узнала, что родилась я, внебрачный ребенок ее мужа. Гвен была в забытьи и не могла меня слышать, но я все равно тихо-тихо попросила у нее прощения за боль и обиды, причиненные ей моей матерью. Я сделала то, что должна была сделать, и пошла домой с чувством огромного облегчения.
Через несколько лет, прочитав в местной газете сообщение о смерти Гвен, я решила пойти на похороны. Мне казалось, так будет правильно.
Я пришла к самому началу церемонии. Я наивно полагала, что если мне удалось пройти в часовню при крематории через заднюю дверь, не привлекая к себе внимания, то я смогу точно так же выйти, оставшись незамеченной. Какое простодушие! Я совсем забыла, что церковные службы по умершим идут непрерывной чередой и что выйти из часовни можно только через переднюю дверь, вместе с родственниками и друзьями покойной.
