Уильям Грэшем - Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини
В состав комитета, который должен был выработать условия проверки и осуществлять ее, входили доктор Уильям Макдугал, прежде работавший в Оксфорде, член британского общества по изучению психических явлений. Теперь он преподавал в Гарварде. Доктор Уолтер Франклин Принс, член правления аналогичного американского общества, Хиуорд Каррингтон, всю жизнь изучавший спиритизм и приведший в Америку в 1910 году итальянку Эзопию Палладино, умевшую поднимать при помощи телекинеза столы. Кроме них, в комитет входил Гудини. Макдугал и Принс были специалистами в области психических явлений, а Каррингтон — просто проницательным человеком с непредвзятым умом. Но основную опасность для медиумов предсталвял Гудини.
Этот знаменитый комитет впоследствии окажется в эпицентре одного из самых яростных штормов когда-либо пронесшихся над миром психических исследований. Секретарем комитета был молодой интеллектуал Малькольм Берд, помощник редактора журнала «Наука в США». Он и Гудини не раз скрещивали, копья, и в конце концов Гудини вынужден был публично, в радиоинтервыо, обвинить Берда в сговоре с медиумом. Если это действительно было правдой, то, очевидно, медиум оказал на него необычно сильное давление. Здесь нелишне добавить, что этим медиумом была очень соблазнительная красавица.
31
«Духи не пришли»
Осенью 1922 года во время своих гастролей по Среднему Западу Гудини впервые в жизни получил необычное приглашение: один храбрый профессор попросил его выступить перед студентами с очень коротким сообщением об исследованиях в области спиритизма и самозванных медиумах. Так, во всяком случае, рассказывал Гудини. В действительности, скорее всего, сам Гудини напросился на приглашение. Как бы там ни было, условившись, что Гудини будет говорить не больше десяти минут: как только профессор щелкнет пальцами, он «закруглится» и сядет на место.
Профессор так и не подал сигнала. Гудини проговорил целый час. Ему было о чем рассказать: истории, одна другой интереснее, о забавных происшествиях во время показа трюков, о мошеннических проделках медиумов и о многом другом так и обрушивались на слушателей. Гудини был не ахти какой мастер говорить без бумажки, иногда он сбивался, оставляя некоторые рассказы незаконченными, но основной тезис, который он непрестанно высказывал, гласил: профессиональные медиумы, берущие плату за свои сеансы, — просто-напросто прохиндеи.
В январе следующего, 1923 года Гудини совершенствовал свою лекционную технику в университете Висконсина, а потом — в Нотр-Даме. Освобождение как бизнес приходило в упадок, и Гарри на свой лад приспосабливался к послевоенным условиям.
Узнав о том, что и «Наука в США» обещает приз за спиритические явления, которые будут признаны экспертами подлинными, он объявил, что выделит из своих денег пять тысяч долларов в качестве премии тому медиуму, чьи спиритические явления он не сможет воспроизвести естественными методами. В аргументах Гудини можно, конечно, найти логическую неувязку: ведь если даже он сможет воспроизвести явление, наблюдавшееся на сеансе, а при помощи своих, естественных методов, из этого еще не следует, что на сеансе оно не было подлинным! Если медиум способен путем телекинеза заставить долларовый банкнот медленно перемещаться по поверхности стола, подлинность этого явления не может быть опровергнута тем, что Гудини может воспроизвести его при помощи таракана-пруссака, прикрепленного воском к нижней стороне долларовой бумажки!
Попытка воспроизвести «явление» — это всего лишь рекламный трюк для любого фокусника, и ничего больше. Нужный эффект может быть достигнут только в том случае, если после утверждения, что бумажка движется вследствие телекинеза, под ней обнаруживается ползущий таракан.
В 1923 году Конан Дойл снова приехал в Америку для чтения многочисленных лекций в «избранных» домах. Из вырученной суммы он брал себе только на расходы, связанные с пребыванием в стране: остальные деньги он жертвовал на поддержку спиритизма как религии. В Денвере, Колорадо он лишь по особым случаям встречался с Гудини. Сэр Артур побывал на дневном представлении Гарри, а Бесс вечером того же дня ответила на визит, посетив лекцию сэра Артура.
Пресса не могла, избежать искушения рассорить этих прежде столь пылких друзей. Газеты неверно излагали их высказывания, распространяли о них какие-то нелепые истории, поэтому при встречах им приходилось начинать с взаимных извинений.
В начале декабря — Гудини в это время играл в театре «Литтл-Рок» — он получил от издателя «Наука в США» Манна известие о том, что один медиум поставил, наконец, в тупик комитет, который из-за гастрольного турне Гудини собирался без него.
Это был юный неаполитанец Нино Пекораро. В апреле 1922 года он провел спиритический сеанс, на который были приглашены сэр Артур и леди Джин Конан Дойл. Во время сеанса по комнате летали различные предметы и раздавался голос умершего незадолго до этого знаменитого медиума Палладино. В одной из своих книг сэр Артур отмечал поразительный и неопровержимый характер «явлений» Нино; он писал, что любые подозрения в мошенничестве должны быть исключены, так как доктор Каррингтон крепко привязал ноги и руки медиума к стулу.
Гудини прервал подготовку контрактов на прокат кинофильмов и поспешил в Нью-Йорк, чтобы защитить честь журнала и заманить новоявленного плута в ловушку. Там ему рассказали чудную историю о том, как Нино обвязывали, словно мумию, бельевой веревкой длиной семьдесят пять футов. Гудини взорвался: «Семьдесят пять футов! Разве вы не знаете, что такой длинной веревкой надежно связать нельзя? Ее развязать проще пареной репы! Я еще мальчиком делал это за двенадцать долларов в неделю. Дайте мне связать этого парня! Вы увидите нечто интересное!»
Нино Пекораро был снова приглашен дать сеанс, уже под наблюдением комитета в полном составе, и на этот раз его связывал Гудини — короткими рыболовными лесками. В темноте раздавалось лишь пение гимнов, исполняемых членами комитета в соответствии с инструкциями медиума. Никаких «явлений» не было, за исключением голоса «Палладино», который жаловался, что рыболовная леска режет кисти рук медиума. Через полтора часа Нино вышел из транса и попросил зажечь свет.
К разочарованию комитета, он пожал плечами и произнес то, что обычно говорил в таких случаях: «Духи… они не пришли».
Он и раньше оправдывался так после неудачных сеансов, которые обычно имели место в тех случаях, когда устроитель не снабжал его заранее суммой на карманные расходы. Все чаще и все громче нападал Гудини на медиумов и их «явления»: послания на грифельных досках, звуки труб, привидения в светящихся ночных рубашках. Легко было предсказать, что терпению сэра Артура скоро придет конец. Биограф Гудини, Келлок, комментируя взаимоотношения Конан Дойла и Гудини, писал: «Эти люди слишком любили друг друга, чтобы решиться на разрыв. Их дружба будет продолжаться до конца».
Но, увы, автор ошибся, если только последней фразой он не хотел сказать «до конца года».
В феврале Гудини послал Конан Дойлу письмо с просьбой сообщить нужную ему информацию. Полученный ответ был пронизан горечью: «Вероятно, Вам эти выписки нужны для того, чтобы использовать их каким-то образом против меня или моего дела…». На следующее письмо Гудини ответа не последовало: дружба кончилась.
Однако они не затаили неприязни к друг другу. В это легко поверить: ведь Гудини считал Конан Дойла, хотя и заблуждающимся, но исключительно честным человеком. А сэр Артур в своей книге «На грани неведомого» много места посвятил Гудини и отдал должное его мужеству, приятным манерам, преданности матери и жене. Не без некоторой насмешки отмечает он тщеславие Гудини:
«Я помню, что он представил мне своего брата в таких выражениях: «Это брат великого Гудини». Он сказал это без капли юмора, в очень естественной манере».
Скорее всего, память подвела сэра Артура. Гудини вряд ли сказал бы: «Это брат великого Гудини». Ом никогда не применял прилагательное «великий», говоря о себе. Для него слова «Гудини» и «великий» были синонимами. Вероятнее всего, то, что он сказал, звучало так: «Это — брат ГУДИНИ». Он был из тех, кто говорит о себе заглавными буквами.
Гудини, возможно, никогда не воспылал бы крестоносным пламенем борьбы с медиумами, если бы на другом полюсе равной по силе страстью не был охвачен Конан Дойл — это было что-то вроде вызова и ответа. Но, начав борьбу, он отдал ей все свои силы. Большинство медиумов смертельно боялось его и не без причины.
Однако, как мы еще увидим, нашелся медиум, который нисколько не страшился Гарри или, по крайней мере, не подавал виду. Мало того, что это была красивая женщина, она еще обладала незаурядным умом. Когда на сеансах гасили свет, она, бывало, снимала с себя всю одежду, давая эктоплазме возможность изливаться со всей поверхности тела. На сеансах ее называли Марджори.
