Христофор Колумб - Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы

Едва Кортес узнал о сговоре, о том, сколько человек, каким способом да по какой причине хотят уехать, узнал, кто именно обсуждал этот тайный побег, приказал немедля убрать с судна паруса, компас и руль, а заговорщиков схватить и произвел дознание. Они признались во всем и обвинили еще нескольких, якобы стоявших за нас и до поры до времени, не имея другого выхода, притворявшихся. Кортес вынес приговор: Педро Эскудеро и Хуана Серменьо повесить, лоцману Гонсало де Умбрия отрубить ступни ног, братьям-матросам Пеньятес — двести ударов бичом каждому, а падре Хуану Диасу, не окажись он в это время на молитве, тоже досталось бы, но и так он был перепуган до смерти.

Вспоминаю, что, когда Кортес подписывал приговор, он с глубоким вздохом и скорбью сказал: «О, как бы я хотел не уметь писать, чтобы не подписывать никому смертные приговоры!» И сдается мне, сие присловье весьма распространено среди судей, когда им доводится присуждать кого-либо к смерти.

Когда приговор был приведен в исполнение, Кортес верхом помчался в Семпоальян, отстоящий от Вильи на семь лиг, приказав, чтобы вслед за ним отправились двести пеших солдат и все конные. Помнится, Педро де Альварадо, за три дня до того посланный Кортесом с другими двумя сотнями солдат в горные селения промыслить провиант, ибо мы в Вилья-Рике терпели большую нужду в припасах, получил приказ вернуться в Семпоальян, дабы всем там собраться и подготовиться к походу в Мехико.

о том, как мы уговорились идти в Мехико и перед выходом затопить все наши корабли

Собравшись в Семпоальяне, мы много обсуждали с Кортесом наши ратные дела и предстоящий поход, и почти в каждой беседе мы, его друзья, в отличие от недругов, советовали не оставлять в гавани на плаву ни одного судна, но затопить их все, дабы они не были нам помехой и, пока мы совершаем поход в глубь страны, на них не могли отплыть, по примеру тех заговорщиков, другие люди; и, кроме того, нам бы очень сгодилась подмога артиллеристов, лоцманов и матросов — было их человек сто, и они куда больше пользы принесли бы в походе, нежели в гавани.

Судя по всему, мысль о потоплении кораблей, которую мы высказывали, возникла и у самого Кортеса, однако он желал, чтобы это предложение исходило от нас, — в таком случае, ежели у него потребовали бы уплатить за погубленные корабли, он сказал бы, что последовал нашему совету, и платить пришлось бы всем нам.

Короче, он попросил Хуана де Эскаланте, нашего главного альгвасила и весьма доблестного воина, большого друга Кортеса и недруга Диего Веласкеса, который на Кубе однажды с ним не поздоровался, немедля отправиться в Вилью и убрать со всех кораблей якоря, канаты, паруса и все, что находилось внутри и могло бы нам сгодиться, а затем все корабли потопить, оставив только шлюпки; а лоцманам и старым артиллеристам и матросам, непригодным для ратных дел, велено было остаться в Вилье и на двух небольших лодках заниматься рыбною ловлей, ибо в той гавани рыба ловилась, хотя и не очень много.

Хуан де Эскаланте исполнил все, что было велено и как было велено, после чего возвратился в Семпоальян с отрядом наших моряков, снятых им с кораблей, и некоторые из них потом оказали себя отважными воинами.

Когда это было сделано, Кортес велел созвать всех касиков из окрестных горных селений, наших союзников и бунтовщиков против великого Моктесумы, и напомнил им, что они должны услуживать нашим людям, оставшимся в Вилья-Рике, и завершить сооружение церкви, крепости и домов, и тут же, перед ними, Кортес взял за руку Хуана де Эскаланте и, сказав: «Это мой брат», — попросил исполнять все, что прикажет этот кабальеро, а ежели им понадобится покровительство и помощь против мексиканских индейцев, пусть, мол, обращаются к нему же, и Хуан де Эскаланте окажет им поддержку. Все касики охотно согласились исполнять его приказания. Вспоминаю, что они тогда окурили своими благовониями Хуана де Эскаланте, как он ни отказывался. Я уже говорил, что был он человеком, способным справиться с любой задачей, и другом Кортеса, а потому с полным доверием был назначен правителем Вильи и гавани на тот случай, чтобы оказать сопротивление, ежели Диего Веласкес кого-то пришлет.

о том, какую речь сказал нам Кортес после того, как были потоплены корабли

После того как были потоплены корабли, однажды утром, когда, прослушав мессу, все мы, капитаны и солдаты, собравшись вместе, толковали с Кортесом о воинских делах, он, попросив нас оказать ему любезность и выслушать его, произнес следующую речь. Мы, мол, все понимаем, сколь важен наш поход, и надеемся, что с помощью Господа нашего Иисуса Христа одержим победу во всех грядущих сражениях и стычках, однако нам надобно быть готовыми ко всему и знать, что, ежели мы хоть где-нибудь потерпим поражение, от чего сохрани нас Господь, нам уже несдобровать, ибо нас очень мало и неоткуда ждать помощи и спасения, кроме как от Бога; кораблей, чтобы отплыть на Кубу, у нас уже нет, и остались нам только наша доблесть боевая да храбрые сердца; после чего он привел еще уйму сравнений с героическими деяниями римлян. Мы все как один отвечали, что исполним его приказы, ибо, как сказал Юлий Цезарь, перейдя Рубикон, жребий брошен{141} и все наши помыслы лишь о том, чтобы служить Господу и Его Величеству.

Закончив свою речь, без сомнения превосходную, и прибавив еще несколько лестных красивых фраз, Кортес велел позвать толстого касика и снова напомнил ему, чтобы они содержали храм и крест в должном почтении и опрятности; затем сообщил, что сейчас отправляется в Мехико с намерением приказать Моктесуме, чтобы он не грабил подданных и не приносил в жертву людей, и для этого, мол, ему нужны двести индейцев-тамеме, чтобы нести пушки, и еще он просит дать ему полсотни лучших воинов.

И когда мы уже готовились выступать, прибежал из Вилья-Рики солдат с письмом от Хуана де Эскаланте, которого Кортес послал, чтобы привести оттуда еще солдат; в письме своем Эскаланте извещал, что у их берега появился корабль и они ему давали знаки дымом и другими способами, махали, как флагами, белыми тряпками, и он, Эскаланте, проскакал по берегу верхом в красном плаще, чтобы люди на корабле его заметили, и ему показалось, что они хорошо видели и знаки, и флаги, и лошадь, и плащ, однако в гавань не зашли; и тогда он послал своих людей проследить, куда направляется корабль, и они вернулись с сообщением, что он стал на якорь в трех лигах от Вильи, близ устья реки, и он, Эскаланте, сообщает Кортесу об этом и ждет его приказаний.

Прочитав письмо, Кортес, не мешкая, препоручил все свое войско под начало Педро де Альварадо, находившегося тут же, в Семпоальяне, и вместе с ним Гонсало де Сандовалю, оказавшего себя доблестным воином, каким он и всегда был, но то стал первый его важный пост. Затем Кортес с четырьмя верховыми, приказав нам, полусотне самых быстрых на ходу солдат, идти вслед, поскакал в Вилья-Рику, куда и мы пришли вечером того же дня.

о том, как Кортес прибыл туда, где стоял корабль

Как только мы добрались до Вилья-Рики, Хуан де Эскаланте пришел к Кортесу и сказал, что было бы разумно этой же ночью отправиться к кораблю, чтобы он случайно не поднял паруса и не ушел прочь, — пусть, мол, Кортес отдохнет, а он пойдет туда с двадцатью солдатами. Кортес на это ответил, что отдыхать не сможет, что «хромой козе почивать нельзя» и он хочет сам туда отправиться с солдатами, которых привел. Не успели мы и кусочка проглотить, как пришлось выступать; идя вдоль берега, мы наткнулись на четырех испанцев, которые явились захватить во владение эту землю от имени Франсиско де Гарая{142}, губернатора Ямайки, а послал, мол, их сюда капитан, основавший селение на реке Пануко, по имени Алонсо Альварес Пинеда, или Пинедо.

Когда Кортес выяснил, что они явились с намерением захватить эту землю от имени Франсиско де Гарая, который, сам оставшись на Ямайке, послал своих капитанов, он спросил, по какому праву и чьей властью направляются сюда капитаны. Те четверо ответили, что в году 1518-м, когда по всем островам пошел слух о землях, открытых нами в походе с Франсиско Эрнандесом де Кордовой и Хуаном де Грихальвой, и о том, что мы привезли на Кубу для Диего Веласкеса на двадцать тысяч песо золота, вот тогда-то Гарай узнал от лоцмана Антона де Аламиноса, другого приехавшего с нами лоцмана, что он, Гарай, мог бы просить у Его Величества все земли, что он откроет к северу от реки Святого Петра и Святого Павла[111]. Поскольку у Гарая были при дворе покровители, он, надеясь на их поддержку, отправил туда одного из своих майордомов[112] уладить это дело, и тот привез грамоты, утверждавшие Гарая губернатором и правителем областей севернее реки Святого Петра и Святого Павла, которые он откроет. На основании сих полномочий он, не мешкая, и отправил три судна, а на них около двухсот семидесяти солдат со всяческими припасами и лошадями, под началом капитана Алонсо Альвареса Пинеды, или Пинедо, и тот основал селение на реке, называющейся Пануко, примерно в семидесяти лигах от Вильи, и они, мол, лишь исполняют приказ своего капитана и ни в чем не повинны.