Джордж Капоши - КГБ в ООН
– Может, ты погуляешь с Орловым? – осведомился Селдрич.
– Конечно, – не раздумывая согласился Флинк. – Тащи его к нам!
На следующей неделе Селдрич привел Орлова на Вашингтон-сквер, и Флинк устроил им экскурсию по Виллидж. У Орлова просто не было слов, чтобы выразить свою благодарность.
– Вы должны посетить нашу выставку, – сказал он. – Там вы увидите много интересного.
Флинк принял приглашение, и Орлов любезно вручил ему пропуск.
О встрече с Орловым и о полученном им приглашении на советскую выставку в «Колизеуме» начинающий юрист рассказал своему другу, молодому человеку, которого мы назовем Милтоном Черником. Черник с восторгом отнесся к знакомству с русским.
– Почему бы тебе не пригласить его ко мне на коктейль? – спросил Черник. – Думаю, компания будет рада повидаться с человеком из Советского Союза.
Флинк сказал, что передаст Орлову приглашение. Через несколько дней он пришел в «Колизеум». Орлов радостно встретил его и провел, как высокопоставленного гостя, по всей выставке, показывая образцы мод, сельскохозяйственные достижения, стенды, посвященные науке, а также экспозицию книг, за которую отвечал сам Орлов. Затем он познакомил Флинка еще с одним сотрудником выставки – с Геннадием Бекеровым.
Флинк передал Орлову приглашение на вечеринку у Черника, которая должна была состояться через три дня.
– Сам я вряд ли смогу прийти, – извинился Орлов. – Вот, может быть, Геннадий…
– Я был бы рад, – улыбнулся Бекеров. Договорились о встрече через три дня после закрытия выставки. Когда в назначенный день около десяти вечера Флинк подошел на условленный угол у Центрального парка, как раз напротив «Колизеума» на площади Колумба, он увидел, что Бекеров уже дожидается его. Но он был не один. Рядом с ним стоял другой русский, который представился Юрием Мишуковым, переводчиком из отдела ООН по обслуживанию конференций.
– Вы не против, если Юрий пойдет с нами? – спросил Бекеров.
Флинк сказал, что это будет просто замечательно.
Вечеринка состоялась в многоквартирном доме в районе Восточных улиц. Скоро Флинк почувствовал, что попал в двусмысленную ситуацию. Гости Милтона Черника не скрывали удовольствия высмеивать русских. Они критиковали политическую линию Советского Союза, издевались над Хрущевым. Словом, визит оказался для русских не очень-то приятным. Поскольку Флинк, пригласивший их, чувствовал ответственность, он попытался смягчить остроту споров. Его приятель Джозеф Селдрич принял его сторону.
Вечеринка кончилась около полуночи. Бекеров и Мишуков предложили Флинку и Селдричу подвезти их. Те согласились. Флинк вылез у университетского общежития, а Селдрич поехал дальше.
Флинк погрузился в подготовку к экзаменам. Сдав их, он стал полноправным юристом. Все это время новые друзья не подавали никаких вестей. Оставив временную работу в прокурорском офисе, Флинк приступил к занятию, знакомому многим молодым людям. Оно известно под названием «шлифовать мостовую». Для Флинка, обаятельного, легкого в общении, красивого, поиски работы оказались недолгими и несложными. Через две недели он был принят в юридическую фирму «Басе и Френд» на Мэдисон-авеню в Манхэттене.
Стоял разгар лета. Несмотря на работу, Флинк решил, что может позволить себе дополнительную нагрузку: он решил снова засесть за учебу, чтобы усовершенствоваться в своем деле. Жить он продолжал все в том же университетском общежитии.
Теперь его дни и ночи были заполнены работой, учебой и к тому же частыми встречами с хорошенькой брюнеткой, в будущем миссис Луис Флинк. Так прошло лето и наступил сентябрь.
В этом месяце Юрий Мишуков, советский сотрудник ООН, решил возобновить знакомство с молодым человеком, который в июне привел его на вечеринку. Утром сентябрьского дня, едва тронутого первыми приметами осени, он позвонил Флинку в общежитие и пригласил его на обед.
Флинк тепло отозвался на звонок Мишукова, но, откровенно говоря, он удивил его. Чего это ради русский хочет увидеться с ним? Тем не менее он согласился на встречу; руководило им главным образом любопытство.
Они встретились в приемной первого этажа здания ООН и проследовали в обеденный зал на четвертом этаже.
Мишуков всеми силами старался произвести на Флинка впечатление радушного хозяина. Вспоминая в разговоре с авторами книги эту встречу, Флинк рассказывал, как представитель СССР стал говорить о размахе деятельности ООН, о своей работе как переводчика – словом, вел он себя непринужденно и раскованно. Разговор носил легкий, непринужденный характер.
– Он рассказал мне о своей семье, расспрашивал о моих родных, – припоминал Флинк. – Он хотел знать, в какую я ходил школу, что изучал, какие у меня интересы и намерения. Похоже, я очень интересовал его. Я отвечал на его расспросы и конечно же сам спрашивал – задавал почти такие же вопросы, что и он мне. Он был полон дружелюбия. Затем он стал спрашивать о моих политических взглядах: кто я – республиканец или демократ? Похоже, его заинтересовало, что я работал у прокурора США. Я рассказал ему, что занимался большей частью работами общего характера, и он стал спрашивать, когда я ушел и почему, если мне нравилась эта работа, ну и тому подобное. В его вопросах не было никакого подтекста или двусмысленности. Мы вели совершенно откровенный и вполне светский разговор.
После обеда собеседники расстались, обменявшись неопределенными обещаниями продолжать знакомство. День уже клонился к вечеру, и Флинк по 42-й улице направился в сторону вокзала Гранд-Сентрал, где хотел сесть на поезд в метро. Скрывшись под сводами метро от жаркого солнца, Флинк стал вспоминать подробности встречи.
Почему Мишуков позвонил ему? Не стоит ли чего ли за его приглашением?
Обдумав все, Флинк пришел к выводу, что приглашение было чисто дружеским. Тем не менее что-то не давало ему покоя, и неожиданно он решил, что хорошо бы обсудить эту историю с добрым приятелем по предыдущей работе, помощником прокурора Артуром Сэвиджем, который в свое время был непосредственным руководителем студента Флинка.
Сэвидж внимательно выслушал его. В завершение своего повествования Флинк спросил:
– Итак, Арт, что ты обо всем этом думаешь?
Сэвидж задумался.
– Я бы сказал, что в целом все это довольно забавно. Я не усматриваю тут никаких дьявольских замыслов. Однако…
– Что «однако»?
– Однако я думаю, что для надежности лучше всего было бы связаться с ФБР. Они смогут все оценить. И куда лучше меня объяснят, что тебе делать.
Сэвидж сам позвонил в ФБР. Сотрудник бюро выслушал рассказ о знакомстве Флинка с советскими людьми и предложил, чтобы Флинк на следующий день встретился с ним у общежития университета.
Агент легко распознал высокого, красивого Флинка. Представившись, он вместе с молодым юристом направился через улицу в сквер на площади Вашингтона. Просторный зеленый оазис был полон студентов, бородатых битников, а также пожилых итальянцев из соседнего итало-американского квартала и десятками детишек. Агент ФБР и Флинк нашли пустую скамейку в тихом углу парка, и Флинк, отвечая на вопросы агента, детально восстановил встречу с советским чиновником. Время от времени агент делал какие-то заметки в своем блокноте.
– Так что же мне теперь делать? – закончив рассказ, с интересом спросил Флинк.
– Если он снова позвонит вам и предложит встретиться, соглашайтесь, – получил он простой ответ.
– А потом?
– Дадите нам знать, как прошла встреча. Звоните нам из таксофона.
Слегка удивившись суховатой немногословной реакции сотрудника ФБР на его рассказ, Флинк расстался с ним. Он плохо понимал, что с ним происходит, не имел представления, что его ждет, но был полон заинтересованной решимости узнать, чем все это кончится.
С нетерпением Флинк ждал очередного приглашения Мишукова, хотя не был уверен, что оно последует.
Но по прошествии десяти дней раздался звонок.
– Не пообедать ли нам вместе опять? – спросил знакомый голос после обмена приветствиями.
Флинк охотно согласился.
– Встретимся, как и в тот раз, в приемной, – сказал Мишуков, – а потом поднимемся на лоджию. Договорились?
Они встретились через несколько дней. Шла первая неделя октября. Флинк, как ему и было сказано, сообщил о встрече ФБР.
За обедом Мишуков был по-прежнему сердечен и в хорошем расположении духа. Он вел легкую, непринужденную беседу. Флинк заметил его настроение, полное красноречивого оживления. Но в ходе разговора его интонация стала меняться.
– Он начал интересоваться моим отношением к России, – вспоминал Флинк позже, – стал спрашивать, испытываю ли я симпатии к Хрущеву. Его интересовало, как я оцениваю недавний визит Хрущева в США и его встречи с президентом Эйзенхауэром. Он пытался выяснить, как я в целом рассматриваю советско-американские отношения. Я уклонялся от однозначной оценки, помня полученный в ФБР совет, что должен вести игру. Лично я относился к Советскому Союзу резко неприязненно из-за его антисемитской политики.
