Рагнар Редбёрд - Сила есть Право
Женщины инстинктивно восторгаются солдатами, атлетами, королями, дворянами, и вообще воинственными мужчинами, предпочитая их всем остальным соискателям — и это правильно.
Нет ничего хуже для возлюбленного в его оценке зрелой девушкой, чем быть «побитым» в личной схватке с соперником. Это убеждение распространено среди женщин всех классов. Лучшее, что может сделать мужчина, чтобы привести в восторг любую женщину (даже самую благочестивую), это продемонстрировать бесстрашие и физическую удаль.
Молодые женщины испытывают инстинктивное омерзение к типу поклонников «славный молодой человек, что умер» и питают отвращение к жалкому трусу — даже если он состоит с ними в кровном родстве. Превыше всех остальных качеств, вместе взятых, уважает женщина в своём будущем муже силу, энергичность характера, жестокость и отвагу. Быть взятой силой не так уж и отвратительно для её чувств, если «наглый плохой мужчина» приятен во всех остальных отношениях.
Она жаждет, чтобы её «добивались и завоёвывали» (или как там было), ей нравится чувствовать, что ею управляют, что её завоёвывают, что ею овладевают — что мужчина, который взял приступом её сердце, является во всех отношениях мужчиной среди мужчин. Эта говорящая о многом женская черта была поэтически отражена анонимным поэтом:
По извилистой дороге в старом саду,прекрасная дева бродила, но было сердце её холодно,Явился принц свататься к ней, сказал, что искренне любит её;но дева ответила, что это не так, и он прекратил сватовство.
Явился надушенный дворянин — встал перед ней на колено одно,сказал, что любовь его глубже самого глубокого моря,Но молвила дева премилая, что мертва его любовь,и смирился надушенный дворянин со словами её.
Явился лихой Незнакомец и увёл её силой;Сказал, что заставит её себя полюбить, и она полюбила — конечно.
Воинственные личности, получая в своё распоряжение самых лучших и самых красивых женщин, как правило, дают жизнь воинственному потомству. В этом и заключается происхождение великих рас. Мужчины второго класса движимы необходимостью жениться на женщинах второго класса, и в строгом порядке очереди мужчины третьего класса выбирают партнёрш из того, что осталось. (Отсюда шаблонная природа рабских каст.)
Самцы высшего качества берут лучших с расовой точки зрения женщин, а низшим самцам позволяется дублировать себя посредством низких самок. Каждый класс производит себе подобных (в среднем), и если предопределённая борьба за блага земли искусственно не прерывается, то главенствующие классы периодически призываются для защиты своего высокого положения — силой, — или для того, чтобы быть искоренёнными, порабощёнными, вытесненными и лишёнными права собственности более сильными и отважными животными.
Аристократии всегда имели своё происхождение в войнах. Фальшивки всегда вырастали (как грибы) во времена мира. Никакой «аристократии» не должно быть позволено главенствовать ни секундой более после того, когда она не смогла поддержать себя остриём меча. И, опять же, подчинённые классы не должны позволять себе управляться узурпаторами, которые не могут сражаться. Естественный порядок для людей первого класса — доминировать над людьми второго класса, а для людей второго класса — доминировать над людьми третьего класса — но классы отбираются сами собой в конфликте. Однажды низшие породы будут без малейшего сожаления уничтожены, как бесполезные и отвратительные паразиты. Узрите! Я выношу приговор будущему развитием прошлого.
Женщины собираются на состязания по атлетике и на гладиаторские бои, побуждённые тем же универсальным инстинктом, который заставляет львицу выжидающе созерцать, как два или более соперничающих самца рвут друг друга на части в драке — за обладание ею. Львица как предмет выбора подчиняется объятиям победителя; и в самом фешенебельном обществе крепкий футболист или лихой солдат имеют практически неограниченные возможности выбора на свой вкус девиц на выданье.
Ни одна нация, ни одна империя не приходила к упадку — ни одна раса не бывала порабощённой из-за того, что находила удовольствие в мужских видах спорта — в охоте на вепрей и львов, и на людей тоже — в смертельных поединках — в дуэлях — в сражениях за приз — в гладиаторских боях — в «жестокой и кровавой» обстановке. Нет! Ни одна! (Природа жестока — в миллион раз больше, чем когда-либо был человек.) Но дюжины «цивилизаций» погибли позорно, недостойно, из-за распространения язв личной трусости — порождённых изнеженностью, роскошью, ростовщичеством, тяжким трудом, государственностью, религиозными предрассудками, «культурой» и мирным существованием.
Недостаток отваги — физическое одряхление — скудость разума — страх перед опасностью и ужас смерти (явные признаки расового упадка) никогда не происходили из атлетических турниров, завоевательных войн или гладиаторских игр. Когда клерикализм отменил «смертельный поединок», гордость северных земель тихо сошла на нет, когда он отменил Олимпийские игры, Греция загнила в распаде. А когда он запретил гладиаторские схватки, Вечному Городу «пришёл конец».
Через долгое время достоинства бульдогов обречены восторжествовать, сейчас же они могут быть только развиты (если вообще развиты) ежедневной практикой с самой юности. Отсюда вытекает необходимость в «брутальном» футболе, «брутальной» войне, «брутальных» личных схватках, «брутальных» мыслях и «брутальных» объединениях. (Здесь употреблено слово «брутальный», потому что зачастую оно понимается неправильно и используется как ругательство.[355]) «Брутальные» расы всегда были победоносными расами — величайшие люди всегда были в высшей степени «брутальными». (Александр,[356] Сесострис, Цезарь, Тит, Нерон, Бонапарт, Кромвель, Грант, Бисмарк, Сесил Родс.)
Слово «брутальный» в реальной жизни имеет смысл, обратный изнеженности. Тот мужчина брутален, который не подставит другую щёку. Что делают животные, что было бы неверным с точки зрения природы?
Эмерсон[357] осознавал этот основной анахронизм ясно, когда объявил: «Природа держится прямо, но человек пал». Христиане вечно используют слово «брутальный», чтобы пугать друг друга, но кто они, в конце концов? Разве они не подонки, не шлак, не отбросы, не ползучие твари арийского видоизменения — обычные визжащие жирные идиоты, смердящие ничтожества с самым низким уровнем интеллектуального развития? Пусть Эмерсон вновь станет свидетелем. Он может быть признан совершенно беспристрастным. Слушайте, что он говорит:
Волны бессовестные, в споре сладкозвучные,Играют весело с бризом — встретились детства друзья.Путешествующие атомы первичных материй,Решительно перемещаются, твёрдо направляются своими животными полюсами.
Море, земля, воздух, тишина; растения, четвероногие и птицы —Все одной музыкой очарованы, одним богом (природой) взволнованы,Один другого украшает, бесшумно аккомпанирует,Ночь скрыла утро, и туман, и холмы.
Человек сжимается и заливается краской, убегает и прячется,Он ползет и змеится, он плутует и крадёт,Дряхлость, меланхолия, зависть мелькают вокруг;Уродец, соучастник, он отравляет землю.
Атлетические соревнования (и битвы всех видов) оказывают сильное влияние на формирование лучших качеств личного состава всех участвующих сторон. Тот, кто должен встретить достойного противника лицом к лицу и победить его — или самому быть побеждёнными, облагораживает своё сознание — подсознательно. Отвага, хладнокровие, бесстрашие, чистота крови, умственный баланс — первичные необходимости атлета. Он, следовательно, должен быть индивидуалистом, самоуверенным и находчивым, то есть, он должен быть мужественным.
Мужественный человек всегда великодушен, искренен, чистосердечен, бесстрашен. Его чело открыто — его поступь тверда и бесстрашна — его манеры уравновешены, благородны. Он смотрит на тебя без дрожи — оценивает тебя с первого взгляда, а в деловых операциях его «слово чести» гарантирует больше, чем все скреплённые печатями долговые обязательства Шейлока.[358] Он может не быть эрудированным философом — усидчивым студентом — или выдающимся оратором (а также не особенно заботиться о «спасении» своей души), но он больше, чем всё это — он мужчина. Поэтому повсюду он — первый фаворит, особенно у женского пола — чьи сексуальные инстинкты так же верны природе, как стрелка компаса — полюсу.
Какое огромное различие можно заметить между сдержанными манерами загорелого солдата и раболепствующей вкрадчивостью бледнокожего владельца магазина — подлостью еврейского кредитора — сладкой молочно-медовой ядовитостью пастора — низменным раболепием нищего наёмника — грубостью неуклюжего крестьянина — и жирным лоснящимся коварством питающегося налогами политика! Кто сможет, посмотрев на них (собранных вместе), не признать честно, что борьба способствует совершенствованию стойкости, красоты, мощи и семени расы?
