Михаил Семиряга - Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941
В 1938 г. положение еще более ухудшилось. Перестал существовать союз писателей Карелии. Употребление спешно созданного путем механического смешения местных диалектов литературного карельского языка в период советско-финляндской войны вообще было запрещено. Он получил право на жизнь только после войны, в связи с образованием Карело-Финской Советской Социалистической Республики.
С другой стороны, некоторые элементы политической ситуации в Финляндии вызывали озабоченность советского руководства. Нередко из Хельсинки слышны были воинственные выпады военизированной фашистской организации шюцкоровцев, в которых выражались претензии на советскую территорию. Разумеется, сама Финляндия не могла напасть на Советский Союз. Однако советское руководство не исключало, что какая-нибудь держава Запада даже без согласия финского руководства попытается использовать финскую территорию в антисоветских агрессивных целях. Одностороннее сближение Финляндии с западными державами, и особенно с Германией, также серьезно влияло на отношения с СССР. Сотрудничество с Германией было логическим следствием внешнеполитических устремлений правящих кругов Финляндии, которые формировались еще в первое десятилетие ее независимости. Финляндия постоянно стремилась обеспечить поддержку других стран в кризисной ситуации, которая может возникнуть прежде всего из-за угрозы с востока.
Советское правительство допускало возможность военного конфликта с Финляндией еще с весны 1936 г. Именно тогда было принято постановление СНК СССР о переселении гражданского населения (речь шла о 3 400 хозяйствах) с Карельского перешейка для строительства здесь полигонов и других военных объектов. В течение 1938 года генштаб по крайней мере трижды ставил вопрос о передаче военному ведомству лесного массива на Карельском перешейке для строительства оборонительных сооружений. 13 апреля 1939 г. нарком обороны К. Е. Ворошилов специально обратился к председателю Экономического совета при СНК СССР В. М. Молотову с предложением об активизации этих работ[391].
Однако тогда же предпринимались и дипломатические шаги, чтобы предотвратить военные столкновения. Так, в феврале 1937 г. Москву посетил министр иностранных дел Финляндии Р. Холсти. Это был первый визит в Советский Союз руководителя внешнеполитического ведомства Финляндии со времени обретения ею независимости. Примечательно, что только после Москвы он побывал в Стокгольме, Копенгагене, Таллинне, Лондоне, Париже, Женеве и в последнюю очередь в Берлине, куда он получил приглашение лишь в октябре 1937 г.[392]
В сообщении о беседах Р. Холсти с наркомом иностранных дел СССР М. М. Литвиновым говорилось, «что в рамках существующих советско-финляндских соглашений имеется возможность бесперебойно развивать и укреплять дружественные добрососедские отношения между обоими государствами и что к этому стремятся и будут стремиться оба правительства»[393]. Но когда нарком обороны СССР маршал К. Е. Ворошилов поставил перед Р. Холсти вопрос о позиции Финляндии в случае, если ее территория будет использоваться третьей страной в антисоветских целях, прямого ответа не последовало. Более того, в начале 1938 г. финляндские власти строили планы ремилитаризации Аландских островов в нарушение своих обязательств по международной конвенции 1921 г., что непосредственно задевало интересы Советского Союза. Москве стало известно об усилении германофильских настроений среди офицеров финской армии.
Президент П. Э. Свинхувуд неоднократно высказывался в том смысле, что, мол, национал-социализм вполне терпим, ибо он выступает против большевизма. Находясь в октябре 1937 г. в Берлине, он заявил, что «враг России должен быть всегда другом Финляндии». Как-то в беседе с германским посланником В. Блюхером Свинхувуд сказал: «Русская угроза для нас будет существовать постоянно. Поэтому для Финляндии хорошо, что Германия будет сильной»[394].
В апреле 1938 г. советское правительство в конфиденциальном порядке сочло своевременным предложить правительству Финляндии провести неофициальные переговоры относительно совместной выработки мер по укреплению безопасности морских и сухопутных подступов к Ленинграду и границ Финляндии. Для решения этой задачи в Москве избрали путь весьма необычный в дипломатической практике других стран. Советскую сторону представлял «второй секретарь посольства» сорокалетний Ярцев Борис Аркадьевич (подлинная фамилия неизвестна). Он был опытным разведчиком, до этого уже работавшим в советских посольствах ряда стран.
На первой же встрече Ярцев попросил министра иностранных дел Финляндии Холсти держать его предложения в строжайшем секрете, не информируя о них даже советского посла.
О чем же шла речь на этой «сверхсекретной» встрече, которая весьма удивила Холсти? Ярцев сообщил, что главную опасность для СССР представляет Германия, войска которой могли бы высадиться на территории Финляндии и двинуться в направлении Ленинграда. Если бои развернутся в Финляндии и ее войска окажут агрессору сопротивление, то Красная Армия могла бы прийти на помощь финнам, а после войны покинуть Финляндию. Советское правительство также допускало возможность прогерманского переворота в самой Финляндии, что еще больше осложнило бы общую обстановку. Однако финские руководители отрицали возможность такого поворота событий.
Тем не менее Ярцев внес предложение, чтобы стороны заключили военное соглашение, которое вступило бы в силу только при прямой агрессии немцев. Однако в Хельсинки отвергался любой вариант, предусматривавший действия советских войск на территории Финляндии.
Несколько позднее Ярцев предложил, чтобы правительство Финляндии в письменном виде заверило, что оно окажет сопротивление вермахту, и согласилось бы принять советское вооружение, а также разрешить действия советского ВМФ у берегов Финляндии и строительство на финском острове Суурсаари (Гогланд) военно-морской и военно-воздушной баз[395].
Переговоры, продолжавшиеся несколько месяцев, оказались в конечном счете безрезультатными[396]. Финляндия эти предложения отвергла, так как их принятие означало бы, по ее мнению, «нарушение ее права на самоопределение».
Надо отметить, что финляндские представители были смущены «дипломатическим» статусом Ярцева. Сам Холсти высказывал удивление, что советский дипломат второстепенного ранга, видимо, без ведома своего посла В. К. Деревянского позволил себе лично обратиться к министру Финляндии с предложением встретиться для неофициальной и строго секретной беседы[397].
Шло время, но улучшения советско-финляндских отношений не наблюдалось. Между тем обстановка в Европе накалялась. В сентябре 1938 г. состоялся мюнхенский сговор, который приблизил войну к порогу ряда стран Европы. В октябре 1938 г., т. е. непосредственно после Мюнхена, советским правительством было выдвинуто новое уточненное предложение: Финляндия строит на острове Суурсаари свою собственную военную базу, но в случае агрессии, которую она сама отразить не сможет, Советский Союз окажет ей помощь. Это предложение также не было в Хельсинки принято.
Но из Москвы продолжали поступать все новые и новые предложения. Так, в начале марта 1939 г. правительству Финляндии были предложены следующие меры: СССР гарантирует неприкосновенность Финляндии, предоставляет ей необходимую помощь против возможной агрессии, поддержит ходатайство относительно пересмотра статуса Аландских островов. Но в порядке встречных мер Финляндия должна будет сопротивляться любой агрессии, оказывать Советскому Союзу содействие в укреплении безопасности Ленинграда и с этой целью предоставить Советскому Союзу в аренду сроком на 30 лет остров Суурсаари и несколько других мелких островов в Финском заливе, на которых будут созданы уже не базы, а лишь наблюдательные посты. Ответ финской стороны был отрицательным с той же ссылкой на свой суверенитет и нейтралитет. Переговоры в который раз были прерваны.
Какие же следующие меры в такой, казалось, безнадежной ситуации должны были предпринять Советский Союз и Финляндия, чтобы все-таки вывести переговоры из тупика? Очевидно, оптимальным виделся путь отказа Советского Союза от выдвижения требований, явно задевающих суверенитет Финляндии, и настойчивого поиска других путей политического характера, с тем чтобы не дать вообще заглохнуть переговорам. Ибо любой другой путь, прежде всего военный, неизбежно вел к еще большему нагнетанию обстановки и в конечном счете к войне, к которой обе стороны, конечно же, не стремились.
Вскоре по поручению советского правительства в Хельсинки прибыл Б. Е. Штейн, бывший посол в Финляндии, а в 1939 г. – полпред в Италии. Он был уполномочен вести неофициальные переговоры на базе прежних советских предложений. На сей раз их поддержал и маршал Г. Маннергейм, заявивший, что острова в Финском заливе не представляют для страны особой ценности, ибо нет возможности защищать их в случае агрессии. Вместе с прежними предложениями Штейн передал и новое – чтобы финны уступили определенную территорию на Карельском перешейке в обмен на большую территорию в Советской Карелии. Подобная настойчивость советского руководства вызывала в Хельсинки подозрительность относительно его намерений и соответственную реакцию. 6 апреля 1939 г. Штейн вернулся в Москву без результатов.
