Алексей Исаев - Разгром 1945. Битва за Германию

Стоны Рауса относительно «полного отсутствия» авиационной поддержки тоже не слишком убедительны. Германский 6-й воздушный флот, ответственный за Восточную Пруссию и Польшу, насчитывал на 10 января 1945 г. 822 боеготовых самолета, больше, чем любой другой воздушный флот на Восточном фронте. Непосредственно в полосе 3-й танковой армии Рауса в Инстербурге дислоцировалась III группа 51-й истребительной эскадры «Мельдерс» – 38 (29 боеготовых) Bf109G на 10 января 1945 г. Также в Восточной Пруссии в январе базировались части 3-й эскадры штурмовиков SchG3.

Вообще командующий 3-й танковой армией сильно лукавит в оценке реальных оборонительных возможностей своих войск. Помимо 5-й танковой дивизии ему была подчинена 2-я парашютная танко-гренадерская дивизия «Герман Геринг» с 29 «Штурмгешюцами». Вообще в отличие от начала войны, когда основная масса бронетехники была сосредоточена в танковых дивизиях, для заключительного периода войны было характерно ее распределение по соединениям всех типов. Т. е. танки и САУ распределялись в 1945 г. по пехотным, танковым и моторизованным дивизиям, а также отдельным частям и соединениям. К «отдельным частям и соединениям» относятся в первую очередь бригады САУ «Штурмгешюц» (см. таблицу). Эти бригады придавались пехотным дивизиям, действующим на ключевых направлениях в обороне и наступлении. В отличие от наиболее распространенных советских самоходок СУ-76 немецкие «Штурмгешюцы» были опасным противником для любого советского танка. В основном в 1945 г. в строю бригад и дивизионов «Штугов» были самоходки с 48-калиберным 75-мм орудием.

Таблица

Как мы видим, учет бригад штурмовых орудий сразу дает нам более 100 бронеединиц в составе 3-й танковой армии. Кроме того, САУ «Штурмгешюц» с 1944 г. были включены в состав пехотных дивизий вермахта. Так, в оказавшейся на направлении главного удара 3-го Белорусского фронта 1-й пехотной дивизии было 9 боеготовых StuGIII и еще одна САУ числилась в ремонте. Всего в подчиненных Раусу соединениях числилось боеготовыми на 30.12.44 г. или 15.01.45 г. 213 САУ «Штурмгеншюц» всех типов (StuGIII, StuGIV и StuH). Одним словом, бывший командующий 3-й танковой армии откровенно прибедняется, рассказывая об имевшихся у него средствах противодействия советскому наступлению. У обороняющихся немецких частей были достаточно многочисленные, сильные и трудноуязвимые для артиллерии противотанковые средства.

2-й Белорусский фронт, командующим которого был маршал К.К. Рокоссовский, в составе семи общевойсковых армий, одной танковой армии, одного механизированного, двух танковых и одного кавалерийского корпусов и одной воздушной армии[89] получил задачу директивой Ставки Верховного Главнокомандования № 220274 от 28 ноября 1944 г. войскам Рокоссовского предписывалось разгромить млавскую группировку противника, не позднее 10-11-го дня наступления овладеть рубежом Мышинец, Вилленберг, Найденбург, Дзялдово, Бежунь, Бельск, Плоцк и в дальнейшем наступать в общем направлении на Нове-Място, Мариенбург.

Главный удар фронт наносил с рожанского плацдарма силами четырех общевойсковых армий, одной танковой армии, одного танкового и одного механизированного корпусов в общем направлении на Пшасныш, Млава, Лидзбарк. Обеспечение главных сил 2-го Белорусского фронта с севера предполагалось осуществить наступлением одной общевойсковой армии на Мышинец.

Второй удар силами двух общевойсковых армий и одного танкового корпуса фронт должен был нанести с сероцкого плацдарма в общем направлении Насельск, Бельск. Для содействия 1-му Белорусскому фронту в разгроме варшавской группировки противника 2-му Белорусскому фронту ставилась задача частью сил нанести удар в обход Модлина с запада.

В восьми армиях и фронтовых частях 2-го Белорусского фронта насчитывалось к началу операции 665 340 человек. С учетом тыловых частей и учреждений, а также ВВС, численность войск Рокоссовского составляла 881 500 человек. В подчинении фронта находилось 1186 танков и 789 САУ, в том числе 257 танков и 19 °CАУ в 5-й гвардейской танковой армии и 607 танков и 151 САУ в танковых, механизированных и кавалерийском корпусах фронтового подчинения. 2-й Белорусский фронт располагал 6051 орудием калибром 76,2 мм и выше, 2088 противотанковыми пушками, 970 установками реактивной артиллерии и 5911 минометами калибром 82 мм и 120 мм.

Противником 3-го Белорусского фронта была 2-я армия. Хотя она не имела осанистого наименования «танковая», ее возможности были вполне сопоставимы с армией Рауса. Подвижным резервом ее была 7-я танковая дивизия. Это было не самое сильное танковое соединение на тот момент. На 1 января она насчитывала 27 PzIV, 28 Pz.V «Пантера» и 249 БТРов. Также в полосе 2-й армии мог быть задействован танковый корпус «Великая Германия». О его судьбе будет рассказано ниже.

Традиционно для вермахта 1945 г. немалое количество бронетехники было сосредоточено в отдельных частях (см. таблицу).

Таблица

Помимо этого САУ «Штурмгешюц» в изобилии имелись в составе пехотных соединений 2-й армии. Так, в оказавшейся на направлении главного удара 2-го Белорусского фронта 7-й пехотной дивизии было 13 StuGIV. Всего же 2-я армия располагала 149 САУ «Штурмгешюц» (в бригадах и дивизионах пехотных дивизий).

Операция началась 13 января переходом в наступление войск 3-го Белорусского фронта. На следующий день начали наступление войска 2-го Белорусского фронта. Низкая облачность и густой туман в первые дни операции не позволяли использовать авиацию и снижали эффективность артиллерийского огня, что не могло не сказаться на темпах прорыва тактической зоны обороны противника. Это было уже едва ли не обыденным для операций Красной Армии в зимних кампаниях. При плохой видимости начинались и блистательный «Уран», и неудачный «Марс». Однако в Восточной Пруссии ситуация была едва ли не наихудшей. По образному выражению командующего 39-й армией И.И. Людникова, тогда было «дальше орудийного ствола ничего не видно». Погода была благоприятна только в одном отношении – скованная морозом земля обеспечивала полную проходимость для танков практически любой местности вне дорог.

Штурму Восточной Пруссии войсками Черняховского предшествовало несколько дней войны нервов. Раус вспоминал: «По опыту Львова я знал, что требуются крепкие нервы и холодный расчет, чтобы не утомить наши малочисленные войска преждевременными отступлениями и не понести тяжелые потери от артогня, если такой приказ запоздает. 11 января мы заметили явное снижение боевой активности русских, заметно сократились и передвижения войск. Солдаты 3-й танковой армии нервничали, ожидая приказа на отход, который спасет их от бешеного огня вражеской артиллерии, но я не отдавал этот приказ»[90].

Следующий день, 12 января, казался еще более мирным и спокойным. Война нервов достигла своего апогея. Раус впоследствии писал: «Наши наблюдатели не заметили никаких признаков, которые позволили бы определить день начала наступления Красной Армии. С другой стороны, данные радиоперехвата и сообщения ночных самолетов-разведчиков не оставляли сомнений, что большие колонны русских войск движутся к пунктам сосредоточения, артиллерийские батареи заняли свои позиции, а танковые части выдвинуты на исходные рубежи. Поэтому я решил 12 января в 20.00 передать кодовый приказ «Зимнее солнцестояние», согласно которому начиналось отступление. Эвакуация первых двух линий прошла тихо, и наши войска заняли боевые позиции. Через 3 часа генерал Мауцки (командир XXVI корпуса) сообщил мне, что передвижение закончено, он находится на новом командном пункте и система связи работает нормально»[91]. Информация о готовящемся наступлении и времени его начала поступила также от нескольких перебежчиков с советской стороны. Трудно сказать, что двигало этими людьми в январе 1945 г., когда они двигались в сторону немецких окопов, но такие случаи действительно были.

Танки Т-34-85 на улице одного из городов Восточной Пруссии.

Будучи практически уверенными в близком начале советского наступления, немцы также провели артиллерийскую контрподготовку. Это был один из немногих случаев контрподготовки за всю войну. Раус вспоминал: «Я немедленно отдал приказ артиллерии 3-й танковой армии в 05.30 открыть огонь, сосредоточив его на двух главных районах сбора советской пехоты». Советские источники подтверждают это событие. Командующий 11-й гвардейской армии К.Н. Галицкий вспоминал: «Слышу нарастающий гул частой артиллерийской стрельбы и грохот близких разрывов. Поглядел на циферблат – четвертый час. Неужели упредили?! Некоторые снаряды рвутся совсем близко. Это угадывается не только по звукам, но и по багровым вспышкам на серых волнах тумана»[92]. По оценке Галицкого, «в результате упреждающего огневого удара немцев части 72-го стрелкового корпуса 5-й армии понесли некоторые потери в районе Шилленингкена, Швиргаллена».