Алла Ярошинская - Чернобыль. Большая ложь
Украинская община в Лионе, узнав о том, что в составе делегации есть представители с Украины, пригласила нас на встречу. Они тоже хотели знать, что же происходит после Чернобыля, как помочь бывшим соотечественникам. Встреча состоялась в православном храме. Организатором ее стала Геня Кузин, французская украинка, которая буквально бредила своей родиной. Эмигранткой из Западной Украины была ее мать. Пани Геня родилась уже здесь, во Франции. Так же, как и ее сын. Но, тем не менее, свой язык они знают, свои песни поют, читают украинские книги. В семье – культ Украины. Пани Геня Кузин больше всего на свете любит украинские вышиванки и рушники. В ее квартире на видном месте – портрет Тараса Шевченко в рушниковом убранстве. Тем летом пани Геня впервые собралась на Украину. И очень волновалась. Глядя на нее, слушая, я ловила себя на мысли о том, как далеки они от наших реальностей, нашей прозы. Вдали от нашей Украины они сами себе выдумали свою Украину. Они верят в нее. Это для них религия, тот опиум, в который, наверное, так хочется погрузиться, если нельзя просто взять билет до Киева и обратно.
Спустя некоторое время после моего возвращения из Лиона я получила письмо от пани Гени Кузин. Она поздравляла меня с Рождеством Христовым. Сообщала, что община уже собрала 30 тысяч франков для детей Чернобыля, спрашивала, куда их направить. Я позвонила в штаб движения «Зелений свгг» в Киев, и мы решили, что лучше всего пусть они у себя в Лионе купят на эти деньги лекарства для одной из клиник Киева, в которой лечатся чернобыльские дети.
Взрыв на ЧАЭС бумерангом ударил и по отечественной энергетике. В каком она состоянии? Быть ли ей вообще? А если да, то какой быть? Это отдельная большая тема, которая неожиданно для меня открылась новыми, ранее засекреченными гранями, спустя шесть лет после Чернобыля, и подробно об этом невероятном журналистском везении я намерена рассказать в отдельной главе.
Здесь же я хочу привести мнения, высказанные и экспертами, и народными депутатами во время предпарламентских слушаний и назначений. Тогда мы мало что знали. Тогда, несмотря на глобальную аварию и продвижение к «глобальной» гласности в стране, ядерная энергетика все еще была для нас тайной за семью печатями. Информацию приходилось выуживать буквально по крохам.
Претендент на пост главы нового комитета Госпроматом-надзора В. М. Малышев при обсуждении его кандидатуры в парламенте сказал, что «при обследовании выявлено в атомной энергетике 24 500 нарушений. Привлечено к ответственности две тысячи четыреста человек». Контролировал гражданские реакторы Госатомэнергонадзор, который как раз и упразднили. Но ведь кроме гражданских были (и есть) еще и исследовательские ядерные реакторы. Их более семидесяти. И только четырнадцать из них находились под надзором у этого комитета. Остальные – у своих ведомств. К тому же и после катастрофы на ЧАЭС у нас эксплуатировалось четырнадцать реакторов чернобыльского типа. Как быть?
Малышев В. М., председатель Госпроматомнадзора СССР: «Строящиеся… атомные станции соответствуют мировому уровню, а в целом уровень безопасности у нас ниже уровня передовых капиталистических стран. В чем дело? А дело в том, что у нас в стране в свое время начали строить атомные станции, не имея соответствующей нормативной базы. Было построено 16 энергоблоков первого поколения, которые не имеют защитной оболочки, хотя они имеют другие устройства. К сожалению, наши правила не требовали непосредственно защитной оболочки. По этим блокам имеются замечания, т. е. неполное качество систем безопасности. С чем мы столкнулись? Мы столкнулись с тем, что научные, конструкторские эксплуатационные организации в большинстве своем считают возможным продолжение эксплуатации этих блоков в проектном ресурсе. А проектный ресурс, вы знаете, тридцать лет, а некоторые станции был пущены в 1980 году, значит, должны до 2010 эксплуатироваться.
Мы поставили вопрос таким образом, что все эти блоки должны быть выведены из эксплуатации до 2000 года. Но критерий их вывода будет зависеть от того, что по плану должны быть в 1989 году выданы проекты реконструкции с обоснованием безопасности, должно быть проверено фактическое состояние, что это за блок, в каких он условиях, как он оказался в соответствии с новыми нормативами, на каком расстоянии от городов. Я представляю, что нам очень серьезно придется ставить вопрос о досрочном выводе из эксплуатации двух блоков: Ленинградский (первый-второй), Воронежский (третий-четвертый). Этот вопрос будет определяться, какова полнота аргументации, обоснования, безопасность этих блоков».
Слова-предупреждения были сказаны двадцать пять лет назад. Но ничего такого с тех пор так и не произошло. Все атомные реакторы чернобыльского типа (за исключением закрытой в 2000 году ЧАЭС, а также – Игналинской станции в Латвии) до сих пор продолжают работать. Ни один опасный атомный реактор досрочно так и не был выведен – ни на Ленинградской АЭС, ни на Воронежской. Более того, даже после выработки Ленинградской АЭС своего ресурса (а это первая советская АЭС с реакторами типа РБМК-1000), срок ее работы продлен еще на десять лет.
В Германии несколько лет назад был принят специальный закон о запрете АЭС. В 1998 году партия «зеленых» главным условием своего участия в правящей коалиции с социал-демократами выдвинула отказ от атомной энергетики. Германские власти в 2002 году планировали в течение двадцати лет закрыть девятнадцать АЭС и полностью перейти на альтернативные источники энергии. 14 ноября 2003 на севере страны начался процесс закрытия одной из старейших атомных электростанций «Штаде». Однако в 2010 правительством Ангелы Меркель было принято решение о продлении в среднем на двенадцать лет срока эксплуатации действующих в стране атомных реакторов. Оно мотивировалось тем, что продление срока принесет бюджету около 30 миллиардов евро, которые будут направлены на развитие возобновляемых источников энергии. Ядерные лоббисты всего мира поспешили объявить это новым атомным ренессансом.
Однако вернемся ко временам позднего СССР. «Я должен сказать о том, – продолжал В. М. Малышев, – что нас сегодня беспокоят, конечно, и некачественные проекты, значительные замечания по конструкциям. С 1990 года, с января месяца, должна быть программа качества, с 1991 года (в ней. – А.Я. ) должны быть разделы о выводе из эксплуатации, потому что нет таких разделов, разделы захоронения отходов и т. д.» Мы сталкиваемся с явлениями, когда имеет место остановка блоков, а вот ответственных не найдешь, никому ничего нельзя предъявить.
А вот что заявила депутат Усилина Н. А.: «Жители подписали протест строительству и пуску Горьковской атомной станции. Нет полной гарантии безопасности для трех миллионов человек. Пуск станции создает угрозу населению, выхода из строя десятков предприятий, угрозу загрязнения бассейна реки Волга.
У нас в Горьковской области (ныне Нижегородская. – А.Я. ), Семеновский район, где идет захоронение отходов, люди очень болеют, особенно дети. Мои избиратели спрашивают, когда это прекратится?»
Депутат Тихоненков Э. П: «…на Крымской атомной станции в „рубашке“ блока установлено 20 процентов пустот».
Председатель Госкомгидромета СССР Израэль Ю. А.: «Сейчас рассматривается общее новое положение о безопасности строительства атомных станций. Очень четко указаны те расстояния, ближе которых вообще не разрешается работать. И второе – надо смотреть конкретные ситуации. Я, например, считаю, что на атомных станциях надо работать сейчас как можно безопаснее. Как бы дорого государству не было. Я скажу главную мысль. Дело в том, что самая большая авария на земле не Чернобыль, а „Три Майл Айленд“ (США). Она была под колпаком. И все, что вышло из реактора, осталось под колпаком. Колпак треснул, но во внешнюю среду вышло очень мало радиоактивности. А из реактора вышло больше, чем в Чернобыле. Поэтому надо строить защитные колпаки и погружать атомные станции под землю».
Я хочу закончить эту главу оценкой Сахарова: «Ядерная энергетика сейчас дороже, чем получаемая с помощью привычных источников, но нефть и газ в перспективе будут истощаться, уголь экологически очень вреден, любые тепловые станции создают парниковый эффект. По-видимому, в перспективе все большую и большую роль должна играть все-таки ядерная энергетика. Во всяком случае, на протяжении достаточно длительного времени, на которое мы можем делать технические прогнозы. Ее, конечно, надо сделать безопасной. Тут есть разные пути.
Прежде всего, усовершенствование ядерного реактора. Созданы водо-водяные реакторы, в которых нечему гореть; реакторы с газовым охлаждением, в которых не образуется взрывчатая смесь – гремучий газ; реакторы, в которых при любой аварии происходит уменьшение реактивности. Все это, в принципе, возможно. И все же стопроцентной уверенности в полной безопасности нет. К примеру, проблемы терроризма, обстрела ракетами и бомбардировка с воздуха с применением обычных взрывчатых веществ остаются до тех пор, пока мы живем в таком мире, как сейчас. <…> В общем, вывод у меня такой – кардинальным решением безопасности является подземное расположение реакторов».
